Плавучий мост. № 3 2019
© Редакция журнала «Плавучий мост», 2019
© Waldemar Weber Verlag, Аугсбург, 2019
© Авторы публикаций, 2019
Поэзия и время
Вячеслав Кожемякин
Объять необъятное
«Плавучему мосту» скоро шесть лет, и мне, как издателю и одному из его редакторов, представляется вполе естественным то, что у нашего журнала появилась потребность не только публиковать стихи, но и судить о них, устанавливать собственное «лучше-хуже». Отсюда – учреждение премии Журнала.
Сегодня пишущих стихи людей небывалое число. В «Плавучем мосте» так много имён авторов и заметных, и не очень заметных произведений, что премия такого журнала не может не быть широко репрезентативна.
Но хотелось бы не одной репрезентативности, но и объективности в отборе лауреатов. Как быть? – У предшественников учиться. Всё в свою копилку класть – удачи и недочёты наших собратьев.
Превосходным уроком для меня явилось знакомство с премией «Поэзия», с драмами, получившимися из ревнивых споров участников конкурса, критиков, комментаторов социальной сети. А ведь нужно помнить: стихотворцы всю свою личность вкладывают в произведения, им всегда мнится непонятость и недооценённость. Поэтому руководители премии «Поэзия» подошли к отбору гуманно: не лучший поэт должен быть избран, нет вовсе! – лишь написанное в 2019 году лучшее из стихотворений.
Такой подход будит во мне уважение и, на мой взгляд, вполне может служить примером. С другой стороны, по мере чтения лонг-листа Премии начинаешь понимать, что из представленных стихов выбрать лучшее абсолютно невозможно. И не потому, что все произведения там сплошь замечательны или плохи. Дело в другом: по разнородности, разнообъёмности, разнотемью произведения, прочтённые мной, сравнивать между собой нельзя никоим образом. Для примера, представим себе, что нам нужно было бы сравнить философское двустишие Пушкина о людях и реках с философской поэмой Боратынского «Осень». Или сравнить с той же «Осенью» стихотворение «Я вас любил». Или «Отцы пустынники». Проще экспертам было бы сравнивать «Отцы пустынники» со стихотворением «Ахилл», а «Я вас любил» со стихотворением «Не искушай меня без нужды». Проще, без всякого сомнения.
В лонглисте премии «Поэзия» жюри предлагают сравнивать поэмы с балладами, то и другое с лирическими воспоминаниями милого многим поэтам детства, здесь же и шуточные стихи, и стихи о животных, философская, гражданская, патетическая лирика… Как тут найти общий критерий для всего сонма текстов, так по-разному составленных?
Многому может нас научить первый шаг, начальный опыт наших коллег.
И прежде всего – отбору конкурсного материала.
Мне представляется разумным определять для конкурсов жанр – для каждого свой. Сегодня поэмы, завтра философская лирика, послезавтра любовная, религиозная, описательная… после баллады и сцены… Думаю, следует также назначать и объём текстов, которые могут быть представлены экспертами на конкурс, чтобы не вышел казус сравнения поэмы с лимериком, частушкой или популярным теперь хокку, а то и с пирожком (есть и такой новый жанр). Однородность материала – это первый фактор, мимо которого просто нельзя пройти.
Но вот еще одно важное обстоятельство. Как-то зашел ко мне на чашку кофе довольно известный поэт. Спрашиваю, что он думает о прошедшей нынче премии «Поэзия»? Оказалось, он ни сном ни духом о ней не слышал.
Невольно задаёшься вопросом: сколько же еще поэтов в России никогда не слышали и не услышат о ней? Это к вопросу о репрезентативности премии.
Но возможна ли репрезентативность вообще, как таковая, в рамках данного поэтического конкурса? Мой ответ: нет, невозможна по совершенно объективным причинам. Начнём с отбора экспертов. Каждый эксперт так или иначе существует в своей не слишком обширной среде, на глаза ему попадается ограниченное количество авторов, он просто наверняка не знает многих и многих. Сужу по себе: читая практически всё, что публикуется в журнале «Плавучий мост», много – в сети, все же то и дело натыкаюсь в интернете на новые имена. Стихи некоторых авторов, прежде мне незнакомых, меня по-хорошему впечатляют. Но бывает и так: на сто стихотворений автора звучит одно, а прочие просто барабанят… Такого автора можно пропустить и не найти того самого стихотворения, которое могло бы оказаться лучшим.
Сколько же нужно экспертов, в том числе региональных, чтобы отобрать материал, который претендовал бы на полноту представления?
Иерархия ушедшей эпохи с хрустом обрушилась, смыты запреты, никакая литературная тусовка никому не указ… Стихи пишут и пишут, в каждом уголке свои звёзды, в каждом хуторе свои критерии, ценности, слух.
Как объять необъятное? Не прислушаться ли к Козьме Пруткову?
У серьёзной премии, я убеждён, должны быть приняты и во всеуслышание указаны источники текстов и период, за который эти источники скрупулёзно исследуются экспертами без единого пропуска.
В нашем случае, в случае «Плавучего моста», вопрос решился бы легко: например, выбор мог бы идти из текстов, ранее публиковавшихся в журнале за некий названный период. Может быть, от этого и стоит нам «плясать»?
Примечание:
Вячеслав Кожемякин – поэт, редактор, издатель. Живёт в Москве.
Берега
Константин Кравцов
Лицейский ямб
Константин Кравцов родился в 1963 г. на Крайнем Севере, в Салехарде. Окончил Литературный институт. В 1999 г. принял священный сан в Русской православной церкви. Автор четырёх книг стихов. Публиковался в российской и зарубежной периодике. Стихи переводились на английский язык. Лауреат Свято-Филаретовского конкурса христианской поэзии в Интернете (2003 г.), премии журнала «Новый мир» за поэтическую подборку «Из цикла “На длинных волнах”» и Волошинского конкурса «За сохранение традиций русской поэзии». Живёт в Ярославле.
Отечество
Отечество нам Царское Село.
Пушкин
Едва ли мы отыщем то село:
Все лицеисты пущены в расход,
Обломки лиры снегом занесло,
Отчалил философский пароход
И растворился в дымке голубой,
Ну, а народ – о чем ты, Бог с тобой.
Изъяты книги из библиотек
И сожжены, и вылинял, поблек
Всяк сущий в нем язык, и вот уж век
России нет. Но гиблые места,
Но мачты лучевидные стропил
Без плотников, церквушка без креста,
В грязи – из веток ивовых настил
И синяя оленья немота
Весны, зимой – течение светил
Над мерзлотой, над вечной мерзлотой…
И всё пресуществляются в Дары
Вино и хлеб, и игры детворы.
России нет. Но дискос золотой,
Но Чаша, свет, струящийся в ночи,
Его прямоходящие лучи…
Занявшийся сиянием перегной,
Себя я в этой бездне разместил,
Идя сквозь виноградник Твой больной
И видя сны, где снег со дна могил
Еще блестит под северной луной.
Варсонофьевский переулок, 7/9
– А ну вставай, соколики, пора!
На пять минут – работы в гараже,
И вот уже вывозят со двора
В грузовике лежащих неглиже
Соколиков. И мажется икра
На масло, крем-брюле и бланманже
Тебе приносят к чаю, кобура,
Сынку на радость, только – вот те на
Уже другая партия сидит
На корточках. Нет, партия одна,
И помнят все партийцы: враг – не спит.
Июнь. И рио-рита из окна
Тем громче, чем от гари тяжелей:
Висит, мешаясь с пухом тополей,
Она по всей столице, эта гарь.
Но рассуди, дрожащая ты тварь,
Какой в том прок? Гребущим всех подряд,
До лампочки, горят ли, не горят
В буржуйке бумаженции твои.
Подпишешь все, как миленький, а там
Удобришь сам культурные слои,
Свезут ли на Донской к истопникам
Тебя, мой друг, в Нарыме ли каком
Потрудишься и сам истопником.
Не дремлет враг. И хрупок, неглубок,
Не разберу, от водки ли мой сон,
От ремесла ли нашего, милок.
Льешь литрами, считай, одеколон,
А все корит, все дуется жена,
Мол, пахнешь кровью, как с тобою спать,
Как жить с тобою? Знать, повреждена
Умом-то, голубица, но – как знать…
Прям, леди Макбет. Впрочем, не про то,
Я, кажется, хотел тебе сказать.
Сочится кровохлебкой решето
Отцеживая нас – и вас, и нас:
И я, и ты, и этот конь в пальто —
Под Богом ходим, да-с… Неровен час,
Подкатят и за мной, впихнут в авто
И Ваньку не валяй – за что, за что…
А враг – он бдит, повсюду он внедрен,
Он в каждом, враг! И хлещет кровоток
И рукоплещет зал, приговорен
Как все мы. И какой извлечь урок?
Шекспир сказал: распалась связь времен.
И не связать концов ее, браток.