Кто-то видит их вдалеке, окруженных призрачным сиянием холодных белых фонарей, похожих на большие граненые хрустали, кому-то повезет увидеть, как открывается Холм, а кто-то вдруг увидит, как всадники бесшумно появляются на поляне, словно возникают из воздуха, и так же бесшумно мчатся мимо...

Здесь холмы были округлыми, пологими, зелеными и казались издали пушистыми, как шкурка спящего кота. Кони шли цепочкой вдоль склонов, и казалось, что темные бока дремлющего зверя медленно опоясывает ожерелье из белых бусин.

На третий день они подъехали к границе владений холма Тэриньяльтов. Старший ехал молча, думая о чем-то своем, и взгляд его был устремлен в нездешние дали. Дамы Драгоценного Ожерелья смеялись, шутили и пели, и Нежная Госпожа была ласкова и общительна, и никто не знал и не видел ее тоски и предощущения потери. И никто не знал, что это последний Объезд государя, потому, что был он как всегда спокоен и доброжелателен. Никто не замечал перемены и ничего не знал — кроме сыновей.

Холм Тэриньяльтов, рода Ущербной Луны, был вторым по величине в кольце Холмов. Здесь тоже были четыре уровня, и народу там жило много. Холм был темнее — Тэриньяльты и их вассалы были известны тем, что редко выходили на поверхность и видели в темноте лучше многих. Старшему казалось, что большая часть людей живет на самом нижнем уровне, у Провала, и ... если разворошить его как муравейник, это холм, то внутри, в каких-нибудь потаенных камерах окажутся личинки этих тэриняльтов, полулудей-полумуравьев. «Асиль — царица муравьев. Черных большеглазых молчаливых бледных муравьев с Ущербной Луной на груди», — усмехнулся он своей дурацкой мысли, и снова посерьезнел.

На третью ночь, когда они приехали в холм, облака ушли и появилась пронзительная осенняя луна. И под луной все пировали на белом, затянутом туманом лугу, прославляли короля, и Нежную Госпожу. Хозяина холма, беловолосого молчаливого Арнайю и его сестру, Ледяной Цветок, Асиль, невесту Младшего принца, еще не имевшего имени.Все радовались, ибо давно предсказанное единение Ущербной и Полной Лун знаменовали времена благие, спокойные и тучные.

На третий день они отправились дальше. Свита короля прибавилась — теперь с ними ехал отряд молчаливых Тэриньяльтов с беловолосым Арнайей. А к свите Нежной Госпожи присоединилась прекрасная Асиль, и теперь Младший ехал вместе с девушками матери, среди веселых насмешек и песен.

А Старший по-прежнему молчал. И Арнайя, его человек по клятве, ехал с ним рядом и молчал.

Следующий был Мертвый холм.

— Если бы мы были внизу, — шептала Асиль, — если бы мы были внизу, я могла бы провести подземными тропами вокруг Мертвого холма, а здесь я дорог не знаю.

Младший слушал ее. Очень хотелось ее обнять и прижать к себе, но она была еще лишь невестой.

— Там не пусто. Холм мертв, но там ходят. Я была там с отрядом. Там бывают люди, но они какие-то... пустые внутри. Их надо убивать. — Она повернулась к нему, и лицо ее было полным страха и мольбы. — Мне кажется, именно такие хотели убить Науринью. Им страшно, им больно почему-то. Они боятся магии. Почему, ты не знаешь?

— Не знаю, — тихо ответил принц. Боги, боги, как же хочется прижать ее к себе и защитить от всего!

— Они там, внутри. А в них — Бездна. Она шепчет...

— Брат мой умеет укрощать Бездну. Он велик...

— Мне кажется, мой брат погибнет за твоего...

Младший не отвечал.Возле Мертвого холма ему было так же тревожно как в ту ночь, когда они увидели всадника. Когда на глазах Асиль были слезы страха.

Белый всадник на белом коне объехал холм посолонь. И страх улегся, как укрощенный зверь, сверкая злыми белыми глазами, но не смея поднять головы. Старший следовал за отцом. Когда они вернулись, лицо старшего принца было белым и осунувшимся, словно он тяжело трудился много часов.

— Я вернусь сюда, — говорил он Младшему и Арнайе Тэриньяльту, своему человеку по клятве. Я вернусь...

Он упал от усталости на руки брата — у него не было королевской силы отца, он был всего лишь принц, потому земля высасывала его досуха, но не делилась с ним. Когда он станет королем, земля будет милостивей к нему. Арнайя и Младший уложили его спать, и Асиль расчесывала волосы брата своего жениха. Она слушала его сны, а во сне он повторял имя Дневной, хотя, проснувшись, не вспоминал о ней.

Никто не присоединился к поезду после Мертвого холма — хотя Старший мог поклясться, что слишком много теней теперь следовали за ними.

Следующий холм был Пограничный. Тот, кто был ближе всего к Пограничному камню, у которого заплещется черное знамя в день смерти короля. Отсюда Старшему придется отправиться на поле Энорэг для подтверждения древнего уговора.

Здесь жил народ суровый и деловой. Их шахты были слишком близко к шахтам Дневных, и рудокопы порой встречались друг с другом и обменивались товарами. Они, пожалуй, больше всего знали о Дневных.

Глава рода Серебряной Звезды, мужчина средних лет с короткими седыми волосами и одним глазом зрячим, а другим, выточенным из обсидиана, потому прозванный Каменный Глаз или Руминайя, принял короля радушно — и деловито, и они уединились и вместе долго говорили. Старший был там, но рассказывать о беседе не хотел, потому, что отец спокойно и сухо рассуждал о том, что будет, когда он уйдет из снов богов. Руминайя слушал и так же сухо и деловито обсуждал с королем страшное грядущее, словно так и надо. Он рассказывал принцу об обычае установки знамени в час смерти короля, о том, как ехать к полю Энорэг со свитой Пограничного холма, о словах клятвы. О том, что происходит в землях Дневных, и о рудокопах в шахтах. Руминайя нравился принцу, но о смерти отца он думать не хотел настолько, что злой крик трепетал на пороге горла.

Свита пополнилась десятком всадников на серых в яблоках конях.

Дальше был холм Эйяндалей. Холм Певцов. Холм потомков Речной девы. На их знамени была женщина с рыбьим хвостом. Старший вспоминал сказку Нельруна.

Владычица моря. Госпожа стремительных рыб и тяжелых китов...

Возлюбленная моряка.

Бессмертная, нежная и грозная, не прощающая предательства и обмана.

Но почему здесь? В Холмах, вдалеке от моря?

Внезапно перед его взором предстало суровое и прекрасное лицо, белее морской пены, с глазами цвета зимнего моря и зелеными, словно водоросли, волосами, переплетенными нитями радужного жемчуга и солнечного янтаря.

Ему стало страшно — лицо было живым. Настоящим. Она — есть. Он почти слышал ее слова.

Почти.

«Надо поговорить с Сэйдире. Она должна знать, каково это — слышать богов. Она должна знать их голоса».

Вспомнившееся имя потянуло за собой образ, лицо, воспоминания о той безумной ночи теней. О другой ночи — ночи выплаты долга. Почему-то захотелось закрыть лицо руками от внезапного стыда. Надо поговорить с ней. Надо показать, что он не такая скотина.

В холме Певцов понимали тонкости искусства. Танец был рассказом, каждый жест — словом или знаком, слова песен были полны двойного или тройного смысла, и каждое слово раскрывалось подобно бутону. И свита короля пополнилась шестью юношами и шестью девушками в плащах цвета рассветного тумана, расшитых хрустальными бусинами и украшенных серебряными колокольчиками. Старший счел бы их утонченными неженками, если бы не видел, как девы-певуньи бьют из лука, и как ловки с копьем юноши-танцоры.

А луна возникала из ничего, полнела и шла на ущерб, исчезала и возрождалась в материнском чреве иссиня-черной ночи, рябой от тысяч звезд.

Леса к северу становились светлее из-за серебристого мха и темнее из-за елей. Земля горбилась каменистыми гривками, подобными хребтам окаменевших ящеров. Их моховые бока были усыпаны красными бусинами брусники и золотистыми бляшками маслят, а невысокие елки торчали костистым драконьим гребнем.

Здесь, в диких пустынных местах, непригодных для посевов, водилось много тварей, и холм Дайраннальтов славился охотниками. Не зря на их знамени заносил копье всадник на вздыбленном коне. Три длинных косы змеями вились за его спиной, и он был красен, как пламя.