— Воистину. Что же, мы твоей услуги не забудем. Но... не поддавайся на большие деньги.

— Я понял.

— Тогда жди до утра. Утром найдешь место, где их... растерзали твари. А потом иди себе.

Ирвадья кивнул. В ответ ничего не последовало. Он постоял стоял, а потом пошел себе — как было велено.

Зады у братьев после порки саднили ужасно. Мало того, отец настрого запретил своему лекарю пользовать обоих магическими мазями — только самыми обычными средствами. «Чтобы запомнили, как чужими жизнями рисковать». Про собственные их жизни отец и не упоминал — оба и так страху натерпелись. От матери тоже особого утешения на сей раз не дождались. Мало того, она вместе с отцом присутствовала при порке, и потому оба брата, стиснув зубы, терпели наказание, чтобы не опозориться ни перед отцом — королем, ни перед матерью-королевой. Лица родителей были непроницаемы, и даже когда потом оба выпоротых брата становились на колени и благодарили за науку, отец был холоден, как с чужими, а мать просто молчала. И Старший вдруг понял, что сейчас это не мать и отец, а его король и его королева.

А потом, когда оба чуть ли не по стеночке шли к себе, его вдруг разобрал смех.

— Ты что? — сипло спросил Младший, хлюпнув носом. У него в глазах стояли слезы.

— По-моему, мы с тобой теперь точно знаем, что такое «вложить ума в задние ворота».

— Не смешно, — хлюпнул Младший.

Как бы то ни было, с этого дня у Старшего в речах и поведении стала проявляться та насмешливость, что позже снискала ему прозвище «Злоязычный».

Теперь перед входом в их комнаты поставили двойную стражу. Оба сразу совсем пали духом — конец вольной жизни и послаблениям. Придется вести себя как хорошие мальчики. Правда, в тот момент хотелось только добраться до постели, упасть и уснуть, чтобы этот кошмарный день и эта кошмарная ночь поскорее ушли.

Капитан стражи вдруг отсалютовал мальчикам.

— Спасибо, — сказал он, кланяясь Старшему.

— За что? — опешил он.

— Что заступились за меня и моих людей, а то быть бы мне в Провале. Ведь мы стояли на страже и не заметили вас.

И только тут до Старшего дошло все. И он разревелся и стал просить прощения, и говорить, что больше никогда, никогда так не поступит.

Если быть хорошими мальчиками — а они твердо решили быть хорошими — то надо привести себя в порядок, даже если тебя только что нещадно выпороли и все болит так, что ни о чем больше думать невозможно. Оба со стонами вымылись в горячей воде, что отводилась в мыльню из подземного горячего источника. Нянька принесла в спальную горячего напитка — сказала, жару не даст разгуляться. Жара и не было, но уснули оба очень не сразу и на животе.

Две ночи братья держались тише воды, ниже травы, так что наставники даже испугались такой перемены. Уроки были выучены назубок, ответы были почтительны, и отлавливать учеников по любимым закоулкам, дабы загнать на урок, не приходилось. Учителя не верили, что это надолго.

Но прошло еще две ночи, а потом еще две, а принцы продолжали быть хорошими мальчиками. Это становилось подозрительным и заставляло еще пристальнее присматривать за ними.

Но никто не подозревал, что им вскоре выпадет еще один урок, после которого изменится все.

Это была обычная ночь. Наставник Йальда — молодой, худощавый, суровый по молодости лет — только что начал говорить о природе сил мира, когда в дверь требовательно постучали.

— Ну, что еще, — пробурчал наставник, растворяя дверь. Там стоял капитан личной стражи отца. У мальчиков похолодело внутри. Что еще такого они натворили?

Капитан коротко поклонился.

— Следуйте за мной, ваш отец ждет вас. — Посмотрел на Йальду. — Я бы посоветовал и вам, наставник, пойти с ними.

Сначала они шли по знакомым коридорам и лестницам, но когда спустились на тот уровень, куда еще не заходили, они начали понимать, что спускаются к Провалу. Старший невольно нашарил руку Младшего, в которую тот немедля вцепился. Так они и шли — молча, слушая шаги, да звон оружия, да собственное дыхание.

Провал.

Бездна, порождающая ночных тварей, идущая под всем миром, как гигантская червоточина. Старший ярко вспомнил картинку из книги сказок, где мир изображался в виде огромного дерева. «Вот тут мы живем», — говорила нянюшка, тыкая тонким красивым пальцем в темное переплетение корней. Корни казались щупальцами какого-то чудовища из Провала, и Старшему казалось, что это чудовище присосалось к Дереву и пьет из него жизнь. Он не любил эту картинку, к тому же она была полным враньем — никакого Дерева не было, а было Средоточие Мира, вокруг него был Лес Теней, дальше лежали Холмы и земли ночных, а за ними земли Дневных — Четверти. А уж за ними, далеко-далеко, высилась стена, замыкавшая мир. Мореходы Восточной и Западной четвертей видят ее как дальний зеленый сполох. Ее свет мерцает над горами Южной четверти, в которые не ступала нога человека. Она горит над льдами Северной четверти, но никто и никогда не проникал за нее. Там спят боги после Творения.

И все же в картинке было что-то правильное. Провал казался Старшему чем-то живым, похожем на клубок черных щупалец или корней. Слепые, но разумные, они порождали тварей, видели их глазами, и его разум направлял их. Так думал Старший, но так ли это — никто сказать не мог. Кто же полезет в Провал изучать его? Дураков нет. И потому оставалось только стоять в пещерах на страже и уничтожать тварей Провала.Ночному народу, по Уговору, сражаться сними до веку.

Пожалуй, Провал был единственным запретным для мальчиков местом, к которому они не пытались проникнуть. «Срок еще не настал, — говорил отец. — И не торопите его, потом сами не обрадуетесь». Вот в это почему-то верилось и сразу — может, память многих поколений давала себя знать.

— Почему? — прошептал Младший.

Старший понял.

— Не знаю...

— Но ведь он уже нас и так выпорол...

— Нет, не это... Он не станет.

Очень хотелось сбежать, но сзади шел наставник Йальда, впереди капитан стражи.

Сколько они спускались, братья не помнили. Казалось, что очень долго.

А потом они вышли в большое пространство, свет и шум. Широкая сводчатая пещера, озаренная золотистым ровным магическим светом, обрывалась в черноту, настолько плотную, что в первое мгновение показалось, что там просто глухая черная стена. А потом пришло ощущение бездны, и Старший тихо охнул, а Младший крепко стиснул его руку.

Провал.

Как здесь вообще можно быть, как можно разговаривать, двигаться...?

Капитан подвел их к отцу. Тот сидел на деревянной скамье, опершись локтем на колено. Он поднял руку.

— Тихо! — крикнул кто-то.

Воцарилось молчание, нарушаемое лишь какими-то непонятными частыми, полузвериными стонами. Братья посмотрели в ту сторону — у стены, удерживаемые стражниками, извивались четверо связанных людей. Это были Дневные.

Старший застыл, оцепенев. Он понял, что сейчас будет.

— Вы нарушили Уговор, но это меньший из ваших проступков. Вы намеревались похитить моих подданных — стало быть, совершили преступление уже против меня и в моих владениях. Потому вы будете сброшены в Провал.

Он кивнул.

Копейщики стали подталкивать связанных к краю. Крики, проклятия и визг заполнили пещеру.

«Может, они разобьются, — лихорадочно думал Старший. — Может, они умрут раньше, чем их будут жрать»...

Тьма Провала была такой плотной, что крики заглохли почти сразу.

А потом из бездны поднялся дикий, нечеловеческий, полный животного ужаса и нестерпимой муки вопль, и он все звучал и никак не кончался, но ведь человек не может так долго кричать...

— Все могут идти, — сказал отец, и, не глянув на сыновей, пошел наверх.

В спальной братьев по стенам висели пестрые толстые ковры. Они любили рассматривать рисунки, особенно когда мать целовала их перед сном и оставляла одних. Конечно, они не сразу засыпали, и вот эти часы утренних разговоров, когда никто не подслушивал их тайны, они оба любили больше всего.