Литмир - Электронная Библиотека

А им есть о чем поговорить.

Сэйдире спала, когда он ушел. Она лежала на животе, обхватив круглую подушку, чуть приоткрыв рот. Во сне она казалась намного моложе, ее припухшее лицо было почти детским. Принц немного постоял, прислушиваясь к себе. Ему было даже немного стыдно. Наверное, она достойна большего, чем то спокойное, теплое чувство, которое он испытывал. Он поджал губы. Что же, он хотя бы сможет дать ей уважение, почет и богатство. Пашня вспахана и засеяна, уговор выполнен.

Он почти сразу же перестал думать о ней, как только затворил дверь.

Он подумал об Асиль — и испугался. Что-то произошло с ним. «Но я ведь люблю ее!» — сказал он себе. «Люблю, иначе и быть не может!»

И все же это было не так. А как — он не мог понять. Это раздражало, мучило, но он ничего не мог с собой сделать. Надо вернуться домой. Как можно скорее домой.

Да о чем он думает, о чем?

Отцу остались какие-то месяцы.

— Покажи-ка руку, — первое, что сказал дед, когда он спустился в круглый зал, по старинке обустроенный в сердце холма. — Хорошо срослась, славная работа.

Только и всего. Так знакомо.

Принц улыбнулся. Дед никогда не цацкался с ним.

Нельрун сидел спиной к ним, у очага.

— Теперь, внучек ненаглядный мой, давай-ка поговорим о том, что ты, нутром чую, желаешь мне рассказать. Мне и Нельруну. Я не ошибся, ась?

Нельрун мгновенно повернулся к ним. Он молча смотрел на них, повернувшись искалеченной половиной лица к очагу — привычка не пугать собеседников слишком въелась в кровь.

Принц кивнул, уставившись на пляску огня.

— Я и не знаю, с чего начать.

— А с чего хочешь. Надо будет, мы с Нельруном спросим, — дед откинулся в кресле — на севере не любили сидеть на циновках и подушках — и погладил себя по солидному брюху. Он был с виду спокоен, как сытый матерый медведь. Черные его волосы сильно поседели — вот и все перемены с тех пор, как принц покинул дедов холм. Не стареет Медведь. Не стареет. Возможно, и он, Старший, благодаря материнской крови проживет долго... если только с ним не случится то же, что и с отцом.

«С ним еще ничего не случилось. Я не позволю».

Он еще не успел додумать эту мысль, как с отчаянием осознал, что ничего не сможет. Он видел тени. Они ничего не смог сделать — он, маг, герой Королевского Холма.

— Так ты говори, малышок, говори.

Принц провел рукой по лбу, оперся локтями на колени, и рассказал всю историю. Нельрун с дедом выслушали молча. Нельрун был похож на застывшего на солнце ящера — такой же темный, неподвижный и настороженный.

— Вот что я скажу. Ты, Нельрун, говорил о выродках и этих, слухачах. Так вот, не богов они слышат. А вот выродки как раз и слышат богов. И боги через них говорят. И им отвечают. Только они, выродки, не понимают себя. Они не умеют ничего делать со своим даром.

— Что она крикнула?

— Что-то вроде «настал ничейный час».

Нельрун вскочил. Молча стал расхаживать взад-вперед, размахивая руками и что-то бормоча себе под нос.

Дед молча отхлебнул из своего здоровенного кубка из черного камня.

— Либо идти в Средоточие, либо не идти. Пойдешь — вот как с твоим отцом будет. Не пойдешь — нарушишь обычай.

— Так что ж не нарушить? — вызверился Старший. — Кто-то когда-то этот обычай установил, до него ведь не было такого! До девятого короля!

— Было — не было, а сейчас есть, и мир на этом стоит.

Старший не мог не согласиться — тем более, что, насколько он знал, мир не стоит, а висит уже над Провалом на тоненькой ниточке королевского слова. И чего-то еще.

— Я хочу рассказать вам одну из легенд, которые называют пустыми. Они непонятно про что. Но мне кажется, что я начинаю понимать.

— А я бы сначала пожрал чего, — спокойно сказал дед. Старший было возмутился, а потом понял — дед просто хочет малость пригасить буйство мыслей и у него, и у Нельруна. Пока жуют, неважное, смятенное, отсеется, и останется только важное.

В Медвежьем холме толк в еде понимали и насладжаться ей умели. Имильде, которую Старший помнил с детства, заправляла всеми делами, раз хозяйки в Холме не было. Она и Медведь состояли в дальнем родстве по женской линии, и потому называли ее Медведихой. Она тоже была ширококостной, могучей и внушала Старшему невольную робость даже сейчас. И нарушить священнодействие трапезы было бы страшным для нее оскорблением. Потому Старший покорился и предался удовольствиям простого и обильного пиршества.

Он думал, что Медведиха не оставит без заботы и Дневную. Будет ее опекать, как его в свое время — ей было это необходимо, потому, как свои дети и внуки уже выросли. А правнуков еще не нарожали. Медведи — крепкая и долговечная порода. Он улыбнулся, подумав, что и в нем эта живучая кровь. И непокорная.

Дед опорожнил последний кубок, вытер руки о повязанное вокруг стола полотно.

— А вот теперь можно и побеседовать. Ты хотел говорить, Нельрун? Так говори.

Нельрун отер ладонью рот, оперся локтями на стол.

— Легенда есть. О девяти братьях и девяти сестра, и о доме...

— И о жадном брате, — кивнул Старший. — Знаю.

— Да-да! И лишь над часом между днем и ночью, ничейным часом, он не властен! — Старший непонимающе смотрел на Нельруна. В груди закружился странноватый холодок предчувствия, но не хватало какой-то малости, чтобы доводящая до безумия пелена развеялась. Хоть немного. Хоть на миг.

— Дальше! — чуть не крикнул он. — Дальше!

Нельрун возбужденно рассмеялся.

— Ты говорил, принц, о старых постах. Тени напали на вас как раз на границе старых постов. Госпожа стояла там, где граница кончалась. И час, ничейный. Понимаешь? В ничейный час нет власти Жадного, ты понял? И эти люди, они дети ничейного часа... Они видят и слышат как есть.

— Нет, нет, подожди. Ты хочешь сказать, что мы, все остальные — во власти Жадного?

— Да, именно это я и хочу сказать.

— Ты... с ума сошел! — вскочил принц, роняя стул. — Я сам себе хозяин!

Дед, подперев подбородок кулаками, молча смотрел на обоих, сдвинув густые брови.

— Меня никто никогда не заставит...! — задыхался Старший.

— Отца-то твоего заставил, однако, — вдруг сказал дед.

— Что заставил? Кто?

— Почем я знаю? Он ходил в Средоточие. Ехал гордый-радостный, вернулся весь черный. Отмалчивался все. Сказал мне одно — я, отец, выбрал. И еще сказал — там место игры, которую не выиграть.

— Ты хочешь сказать, он играл там? С кем? Зачем? На что?

— А хрен его знает, внук. Не знаю. Я не знаю, с чего девятый король поехал туда. Но все знают, что после этого правил только Лунный род, и все соперники короля так или иначе... перестали быть ему соперниками. И только раз Тэриньяльты пытались оспорить этот порядок, и тогдашний Тэриньяльт из Средоточия не вернулся. — Дед посмотрел на внука. — Ты бы спросил, что ли. Небось, у Тэриньяльтов есть что тебе рассказать, а?

Старший прикусил губу. Да. Ему есть повод пойти к его человеку, Арнайе Териньяльту. Потом поймал себя на мысли: «Я не подумал об Асиль. Я должен думать об Асиль. Я ее люблю».

— У нас есть сказка, — каким-то измученным, усталым голосом проговорил Нельрун. Старшему показалось, что он сейчас заплачет. — Есть сказка.

Он вдруг встал, словно встрепенулся, выпрямился, и стал рассказывать. И оба — и дед, и внук — увидели и почувствовали картину...

Жил-был король. Раз поехал он в лес на охоту, и заехал в места незнакомые, глухие. И вдруг среди леса выехал он к усадьбе, краше которой не видывал в жизни. А дело было к ночи, солнце уже за край леса зашло. И словно услышал он голос — если войдешь в усадьбу, не пей и не ешь там ничего, не бери ничего и первым не заговаривай. Будут спрашивать — не лги, но и правды не говори. Слово давай и не давай. И не садись играть...

Тени были живыми. На самой границе зрения они шевелились и двигались самостоятельно, и на рани слышимости шептали, и речь их была почти различима, вот-вот еще усилие — и поймешь...

36
{"b":"685464","o":1}