Литмир - Электронная Библиотека

Теперь у каждого из братьев были свои покои, и Старшего отвели в новое его жилище. Тут были все его вещи и книги, и детские еще сокровища, на стенах висели гобелены из их общей с братом комнаты. Но все-таки это было совершенно новое, непривычное и еще не обжитое место. Это не было возвращением домой. Собственно, Старший был готов к тому, что многое изменится и будет непривычным, но уж слишком много для одного дня — брат, который уже не принадлежал только ему, новый и незнакомый, совершенно не схожий с тем, каким он был в письмах. Новые, незнакомые комнаты. Да и вообще все незаметно изменилось за эти годы. То, что казалось огромным, теперь казалось обычным, что было ярким и манящим теперь потускнело и уже не привлекало взгляд, как прежде. Да нет, просто он сам стал иным. Помнил Королевский холм мальчик, вернулся — молодой человек.

Он взял из стенной ниши книгу, сел в покрытое пестрым покрывалом кресло, пододвинул ближе ажурный медный фонарь с мягко светящимся внутри светильным камнем и раскрыл книгу.Усмехнулся.

«Жил-был один пастух. Когда вставала луна, он выгонял к озеру белых красноухих коров своего господина и пас их под луной. И был в этом стаде один бык дивной красоты и величавого облика. Господин ценил его больше всех своих коров, и быков, и даже псов и коней. И был у пастуха верный пес, который охранял стадо, пока пастух ложился поспать, а еще был у него филин, который следил, чтобы не пришел лютый волк или злой вор. А еще были у него большой острый нож и крепкий кнут, чтобы дать отпор и волкам, и ворам. Таков был этот пастух, что ни разу не потерял из стада ни телки, ни теленка, ни быка, и господин очень любил его.

И вот как-то раз заснул пастух, а когда проснулся на рассвете и стал стадо собирать — прекрасного белого быка-то и нет. Сказал тогда пастух своему псу:

— Почему не уследил ты за прекрасным белым быком? Почему не разбудил меня и не прыгнул на горло вору?

Поджал пес хвост и ничего не ответил ему, только заскулил.

Спросил тогда пастух филина:

— Где были твои острые глаза? Почему не увидел ты вора?

Закрыл глаза филин и нахохлился, но ничего не сказал.

Тогда загнал пастух стадо в хлев и отправился искать вора, хотя уже вставало солнце. Шел он по следу на росе долго или коротко, но когда солнце встало над лесом, увидел он на поляне своего белого быка, а рядом с ним рыжую корову, а у дерева стояла гнедая кобылица с белым носом. А в седле сидела девица из Дневных, румяная, как яблочко, с волосами как спелая рожь и глазами цвета осеннего неба. Пастух поклонился ей и сказал:

— Госпожа, я пришел забрать быка моего господина.

Девица засмеялась и сказала пастуху:

— Сейчас день, и власть не твоя, а моя. Я нарочно увела этого прекрасного быка, потому, что на рассвете увидела тебя спящим, и люб ты стал моей душе. Хочешь вернуть быка — должен ты будешь отслужить мне год и один день, тогда сможешь вернуться домой. А если нет — не уйдешь ты с этой поляны никогда.

— Что же, будь по-твоему, — сказал пастух, потому что знал, что от дневного народа можно ждать любого колдовства и каверзы. К тому же, девица была прекрасна, и с первого взгляда прикипел он к ней всем сердцем.

Год прожил он среди дневного народа в счастье, почете и радости, но под конец года затосковал по родным холмам. И когда пришел срок, стал он просить отпустить его. Сказала тогда госпожа:

— Грустно мне с тобой расставаться. Но раз ты выбрал, так иди. Только помни — выбираешь один раз, а расплачиваешься потом всю жизнь.

Пастух же сказал:

— Придет время, и я вернусь. Крепко мое слово.

Так вернулся домой пастух, и когда пришел в холм к своему господину, увидел, что там и дня не прошло. И никто не верил его рассказу, что год и день прожил он среди Дневных и ходил под солнцем. А когда говорил он — смотрите, моя кожа потемнела от его лучей, все только смеялись и говорили — ты же пастух, ты часто солнце на рассвете видишь. И стали над ним подсмеиваться, и прослыл он сумасшедшим.

И такая тоска обуяла пастуха, что не стало ему житься в Холмах. И тогда однажды ушел он перед зарей искать свою госпожу. Пришел он на ту поляну — а она заросла высокой травой. Пошел он к дому госпожи — а там только камни, а сквозь них проросли молодые деревца.

И понял пастух, что прошел здесь не один десяток лет, а в Холмах всего несколько месяцев. Слово было исполнено, но и расплата пришла.

Упал тогда пастух на землю и заплакал. И так лежал он, пока не стал землей. А потом на поляне выросло большое дерево, и на ветру оно шепчет и звенит, а ночью тихо смеется и поет, как пастушья свирель».

Старший вздохнул, закрыл глаза, вспоминая дедов холм, и то, как читал эту сказку Нельрун, как он ахал и то и дело перебивал его, восклицая — у нас есть такая же история! Только там пастух попал в Холмы, а когда вернулся — прошло сто лет!

Он сказки называл историями, считая, что в них есть правда, и Старший даже мог бы с ним согласиться, но вот уж в этой сказке правды не было ни на грош. Или была какая-то такая правда, которой не видно сразу. Разве что любовь между детьми Дня и Ночи была чистой правдой, если вспомнить деда и госпожу Керинте.

Шорох.

Он резко поднял голову. Дверь в спальню тихонько отворилась, и на пороге появился Младший.

— Не спишь? — шепотом спросил он и как-то мгновенно оказался рядом. — И я тоже спать не хочу и не могу. Я пришел говорить с тобой. Да убери ты эту книжку!

Старший опомнился. — Да, конечно! Садись! Я сейчас... эх, ничего еще не знаю в своих новых покоях, ни вина не найти, ни...

— Да не надо! В меня после такого пира ничего не лезет! Во, — хлопнул он себя по животу, — тугой, как налопавшийся барсук!

Старший мгновение смотрел на брата, потом расхохотался.

Младший тоже засмеялся, подтащил к столу другое кресло и уселся, опершись локтями о столешницу.

— Я честно должен тебе сказать, брат, — начал Младший, — я отвык. Отвык от тебя. Ты был только в письмах, я придумывал тебя себе, а ты вернулся — и ты совсем другой.

— И ты другой, — сказал Старший, пристально глядя в лицо брату.

— Да. Я думал — никто и никогда мне тебя не заменит. Так и есть, — поспешно добавил он, — но как ты уехал, я через некоторое время понял, что могу часть своей души отдавать и другим. И мне неловко сейчас, словно я тебя... обворовал, что ли. Обездолил...

Старший покачал головой, улыбаясь еще шире.

— Ты такой же добрый и совестливый, как был. И ты прав, и отец тоже прав. Нам надо снова привыкать друг к другу. И прости меня. Я раньше брал твою любовь, не задумываясь, и ничего не давал взамен. Теперь постараюсь быть честным.

Младший провел рукой по лбу.

— Ну... да. — Он резко поднял голову. — Я писал тебе про королевский узор. Отец — двадцать восьмой король. А камней — девятнадцать. Ты считаешь... что не всегда надо было проходить испытание?

— Да. Но больше я ничего не знаю и не могу сказать. Опасаюсь, что ответ — там, — он кивнул головой в сторону Средоточия Мира, которое ждало где-то там, далеко за стенами холма.

— И ты не знаешь, как ... защитить отца?

Старший помотал головой.

— Только быть рядом с ним в тот день. Не оставлять ни на мгновение.

— Я с тобой, — сказал Младший.

Старший только кивнул.

— Я ведь точно так же решил, — продолжил Младший, склонив голову на бок и чуть прищурившись, чтобы скрыть добрую насмешку. — Еще до того, как ты это сказал. Так что не думай, я не как баран за тобой иду. Понял?

— Понял, — рассмеялся Старший.

— И со мной будут мои друзья.

— Они знают?

— Да, я не скрывал, а они умеют молчать.

— Ценное качество... Хорошо. Может, ты и прав, рассказав им... Ничего, как говорят, человек проверяется Провалом. Вот и посмотрим.

— Поверь, они достойны доверия и дружбы.

— Постараюсь им понравиться, — буркнул Старший. Он понимал брата, но заставить себя полюбить его друзей — это заранее вызывало раздражение. Впрочем, мало ли...

16
{"b":"685464","o":1}