— А я и не говорю, что я гей, — вмешался Луи, немного выпрямившись. — Я всё ещё разбираюсь с этим. Всё, что я знаю, это то, что мне нравятся некоторые мальчики, но мне нравятся и некоторые девочки, и я просто… я просто не понимаю, почему это проблема.

Мама прислонилась к столу и вдруг спросила:

— Какой твой любимый цвет?

Луи нахмурился, опешив.

— Синий, уже восемь лет.

— А какая твоя любимая еда?

— Твоя домашняя лазанья и чесночный хлеб с сыром, — ответил Луи. — Или яичные рулетики из забегаловки на Севенс-стрит.

— Какой фильм ты терпеть не можешь?

— День святого Валентина. Этот фильм был пустой тратой двух часов моей жизни, и я никогда не пересмотрю его снова.

— Видишь? — спросила его мама, поворачиваясь к отцу. — Лично я не вижу никакой разницы между этим мальчик передо мной и тем, кто сидел с нами на Рождество, разве что улыбается он немного шире. Мы будем ужинать или продолжать ставить нашего гостя в неловкое положение?

Отец переводил взгляд на каждого из них троих, а потом встал из-за стола.

— Извините меня.

Через мгновение входная дверь открылась, а затем захлопнулась, и Луи услышал неясный шум: машина отца отъезжала от дома, но парень даже не повернулся. Слишком холодно, чтобы двигаться. Слишком холодно, чтобы даже думать. Он знал, что так и будет. Он знал это, и всё же думал, что, возможно, всё пройдёт хорошо. Может быть, так и есть. Может быть, он нормальный, только вот не в глазах отца. Что-то не так, и Томлинсон не знал, как

разобраться с этим. Он не мог с этим справиться.

— Твой отец, — вдруг сказала его мать, заставляя Луи поднять голову, — очень старомодный человек, Луи. Но он любит тебя всем своим сердцем, и смирится с этим. Это его проблема, а не твоя, поэтому я не хочу видеть такое выражение твоего милого личика. Ты понимаешь меня?

— Понимаю.

— Хорошо, а теперь Гарри. С какой заправкой ты хочешь салат, дорогой?

— Да с любой, — ответил ей Стайлс.

— Легко угодить, — хихикнула женщина. — Он мне уже нравится.

Вот и всё. Мама достала еду, села в кресло отца и продолжила ужинать, как ни в чём не бывало. Гарри был, как обычно, очарователен. Луи никогда не встречал кого-то, кто был настолько искусен в игре на публику. Он был слегка впечатлён.

Когда они закончили с ужином, Гарри спросил, не хочет ли он пойти погулять, и Луи согласился только потому, что он не хотел больше быть в доме. По дороге мама остановила его и потащила обратно в дом, в то время как Стайлс пошёл к машине, давая им время побыть наедине.

— Я немного сбита с толку, но хочу, чтобы ты знал, что я люблю тебя независимо от того, кого ты любишь. Окей?

— Окей, — ответил Луи и крепко обнял её. Несмотря на то, что они редко проводили время вместе, и что их отношения были не такими, как в детстве Томлинсона, она все ещё была его мамой, и это значило невероятно много. — Люблю тебя.

— Люблю тебя, милый. Теперь иди. Твой друг… твой парень собирается разбудить всех соседей невероятно громкой музыкой.

Луи усмехнулся.

— Скоро увидимся.

Когда он сел в машину, то сам выключил музыку, из-за чего Гарри выглядел лишь слегка

раздражённо.

— Всё хорошо? — спросил он.

Луи пожал плечами.

— Не с папой, но… — выдохнул он, — да, всё хорошо. Всё прошло отлично. Я просто… чувствую себя лучше. Да, могло бы быть идеально, но мой папа — придурок, и… Я рад, что с этим разобрался.

— И я рад за тебя.

Луи наклонился и поцеловал его

— Я люблю тебя.

Гарри отстранился и улыбнулся ему.

— Ты становишься сентиментальным и любишь меня, Лу?

— Определённо, нет. Заткнись и едь, Гарри.

========== Луи (2) ==========

Отец не пришёл домой ни тем, ни следующим вечером. И даже через два дня. Мама сказала не беспокоиться, но было довольно трудно абстрагироваться от осознания, что маму бросили из-за него.

Прошёл месяц, и Луи решил, что раскисать дальше бесполезно. У него своя жизнь, и стоит ли тратить её на то, что невозможно изменить? Гарри и пьеса - чем не способ отвлечься? Чем ближе первое представление (что будет в первую неделю июня), тем утомительнее всё становилось. Люди будут сидеть и смотреть на Это. Люди будут смотреть на воплощение его творчества. Возможно, Томлинсон даже немного возненавидел то, что сам же и создал. Абсолютно, полностью возненавидел это.

- Это хрень, - категорически сказал он Гарри, отвезя его на генеральную репетицию. Он пригласил Гарри прийти смотреть, главным образом, чтобы тот мог согласиться и сказать ему то, что Луи и сам уже знает: пьеса, которую он написал, была чертовски ужасной.

- Это не так, - возразил Гарри, закатывая глаза. - Я уже её читал, помнишь?

Луи поморщился.

- Без разницы. Это хрень, но ты мне этого не скажешь, потому что надеешься, что после я сделаю тебе минет на стоянке.

- Я даже не знал, что это тоже в меню, - сказал Гарри, положив руку ему на бедро. - Всё пройдёт блестяще, и ты это знаешь, Луи. Хватит волноваться, хорошо?

- Ты определённо говоришь такое в надежде получить минет.

- Возможно, - не отрицал Стайлс, подмигнув и сжав его бедро. - Просто расслабься, и если это будет ужасно, мы убежим в Канаду и поменяем имена. Так никто никогда не узнает, что ты это написал.

- Обещаешь?

- Обещаю. А потом ты можешь сделать мне канадский минет.

Луи нахмурился.

- А такое существует? Типа как французские поцелуи? Канадские минеты.

Гарри покачал головой.

- Я, честно говоря, иногда не знаю, что в тебе нашёл.

- Взаимно.

Гарри держал его за руку, направляясь к школьному актовому залу. Томлинсон терпеть не мог быть в школе после уроков. Было тихо, пустынно и странно, и идя рука об руку только с Гарри, Луи думал, что наступил конец света, а они остались последними живыми людьми. Очевидно, нужно перестань смотреть “Ходячие мертвецы” перед сном.

В зале был ажиотаж. Директор кричал на ведущую, а парень, которого Луи выбрал на роль Джеймса, Алекс, лежал на полу, прямо на спине, громко вздыхая каждые несколько минут, пока все остальные бегали вокруг него.

- Здесь и должен быть такой бардак? - прошептал Гарри, пока Луи вёл его к местам рядом со сценой.

- Нет. Нет!

- Оу, - тихо сказал Гарри, сжав руку Луи. - Всё будет хорошо.

- Ты хотел сказать ужасно, - проворчал Луи, когда они опустились на мягкие сидения.

Зал перестроили три года назад, и это стоило очень и очень дорого. Впрочем, оно того стоило, потому что сидения были чертовски удобными.

В конце концов, на сцене всё уладили, а затем начали репетицию.

- Алекс - практически единственный, кто не читает с листка, - прошипел Луи. - Премьера меньше, чем через неделю.

- Господи, Луи, расслабься.

- Я расслаблюсь, когда всё это закончится. А до тех пор буду беспокоиться, волноваться и убью Карен, если она не запомнит ёбанные слова, ты меня слышишь?!

Девушка сделала паузу на полуслове, чтобы показать ему средний палец.

«Всё не так уж плохо», - подумал Луи, когда прогон был окончен. Не хорошо, не феноменально, но и не провально, как ему казалось изначально.

- Я же тебе говорил, - сиял улыбкой Гарри, пока они ехали домой. - А ты говоришь, ты всегда прав. Пора уступить этот титул мне.

- Если будешь так лыбиться, канадского минета не получишь.

Гарри улыбнулся ещё шире.

***

Луи думал, что был напуган раньше - что за чушь! В вечер премьеры он едва ли не дрожал. Надел костюм, потому что после пьесы должен был выйти на сцену для поклона. Как будто ему и так не хватало стресса. Они, блять, его ещё и на сцену решили затащить. Люди будут кричать «фу». Луи будет плакать.

Он даже не следил за тем, что происходило на сцене. Всё время Томлинсон провёл за сценой, лишь изредка выглядывая из-за занавеса. Конечно, был аншлаг - все же хотят увидеть, как он опозорится.

Во втором ряду сидела Элеанор, стильно одетая и улыбающаяся шире некуда. Она счастлива, это хорошо. Томлинсону показалось, что он увидел жёлтую блузку мамы чуть дальше, но он не был в этом уверен. Слишком далеко, чтобы разглядеть. В первом ряду был Гарри - простые чёрные штаны, застёгнутая на все пуговицы белая рубашка, полная гордости улыбка. Рядом с ним сидели и остальные парни, хотя Зейн с Лиамом явно были больше увлечены друг другом, чем пьесой. Надо бы дать Малику подзатыльник, пусть даже и выглядят они крайне мило.