– Мы сыграем, – решает Лиам. – Три кольца, пожалуйста.

Зейн достает деньги, и Лиам принимает кольца. Перед ним стоит около сотни бутылок, выстроенных в квадрат, и Лиам самодовольно думает, что предыдущий парень просто не умел играть. Он ожидает выиграть с первого броска, аккуратно целится, но кольцо ударяется об горлышко и падает между бутылок.

– У вас есть еще два кольца, – говорит мужчина. – Может быть, повезет.

– Кому-нибудь вообще везет? – спрашивает Зейн. – Или это правда лохотрон?

Мужчина пожимает плечами:

– При мне выигрывало трое.

– Сегодня уже выиграло трое? Это не так уж плохо, – говорит Лиам. – По крайней мере, есть шанс.

– Трое за все время, что я здесь работаю, – поправляет продавец. – А работаю я здесь с твоего возраста.

Он выглядит на пятьдесят. Но Лиам не расстраивается. Он высовывает язык, наклоняется вперед и кидает второе кольцо. Оно отскакивает от одной из крайних бутылок и падает на пол. Зейн гладит его по спине. И Лиам берет в руки последнее кольцо, потирая его руками, как бы на удачу или еще для чего — он сам не уверен.

Он бросает его, и кажется, что оно вот-вот приземлится на одну из бутылок, и… затем падает, приземляясь на пол, теряясь в море стекла.

– Почти получилось, – говорит мужчина. – Хотите попытаться еще раз? Я сделаю вам скидку. Пять колец за три фунта. Как вам такое?

Лиам улыбается и наклоняет голову.

– Зейн? – выжидательно говорит он, но не в надежде получить деньги на кольца.

– Одно кольцо, – говорит Зейн. – Мне больше не понадобится.

– Самоуверенный, да? – спрашивает продавец, но вручает Зейну кольцо, и Зейн платит ему за три.

Вампир пожимает плечами. Он меняется с Лиамом местами и оценивает бутылки взглядом. На секунду, слишком быстро для окружающих, его глаза темнеют. Он поднимает руку, делает непринужденное движение запястьем. Кольцо с легкостью наскакивает на бутылку в самом центре, и Зейн расплывается в самодовольной ухмылке.

Мужчина выглядит искренне пораженным.

– Как вы это сделали? – требует он ответа. – Эта игра невозможна!

– Новичкам везет, я полагаю, – отвечает Зейн. – Что ты хочешь, милый?

– Голубую собаку, – говорит Лиам.

– Вы его слышали, – обращается Зейн к владельцу палатки, который все еще стоит с открытым ртом. – Он хочет голубую собаку.

Мужчина отправляется снять гигантскую мягкую игрушку. Когда он отдает ее, Лиам обхватывает ее двумя руками. Она мягче, чем выглядит, мнется в его руках, и он улыбается во все тридцать два, как маленький ребенок, а не восемнадцатилетний парень.

– Доволен? – спрашивает Зейн, когда они отходят.

– Очень, – он смотрит на колесо обозрения вдалеке. – Напоследок?

Зейн следует за его взглядом:

– Нет.

– Зейн.

– Нет.

– Значит, я пойду один, – говорит Лиам, направляясь в ту сторону.

Зейн спешит за ним:

– Ты не пойдешь в смертельную ловушку один.

Лиам поворачивается, пятясь назад:

– Значит, пойдем со мной, – язвит он. – Если только ты не боишься.

Возле колеса обозрения, как и возле первого аттракциона, стоит длинная очередь. Зейн засовывает руки в карманы, насупив брови, а Лиам всё это время радостно держится за плюшевую собаку, улыбаясь без причины. Как и в первый раз, парень сразу пропускает их, как только они оказываются впереди.

Это колесо обозрения не такое, как Лиам видел в кино. Здесь нет металлической перекладины, и их ноги не свисают. Напротив друг друга расположены двухместные сидения с дверками по бокам. Они ступают внутрь, и вагонетка дергается под их весом. Зейн резко втягивает воздух, а Лиам хохочет над ним и занимает место, намереваясь положить игрушку рядом с собой.

Зейн поднимает собаку и кладет ее на сидение напротив них, а сам усаживается рядом, выглядя весьма напряженным. Лиам выглядывает за борт, как раз когда один из обслуживающих аттракцион закрывает дверцу и хлопает по кабинке.

Они дергаются, поднимаются на несколько метров вверх, люди занимают места в следующей кабинке, затем в еще одной, и, наконец, когда всех усадили, они медленно поднимаются вверх, лишь слегка покачиваясь. Но если судить по выражению лица Зейна, то можно подумать, что их переворачивает вверх ногами каждые три секунды.

– Расслабься, – успокаивает Лиам. – Нет ничего плохого в том, чтобы хоть иногда веселиться, Зейн.

– Я веселюсь, – сдавленно отвечает Зейн.

Лиам фыркает и выпрямляет спину, чтобы выглянуть за край. Они почти на самом верху. Но Зейн тут же притягивает его себе под бок.

– Чего? – сердится Лиам. – Я просто смотрел.

– Не надо, – говорит Зейн. – Ты можешь выпасть.

Лиам смотрит на него, не веря свои ушам:

– Ты же осознаешь, что на этом аттракционе катаются дети? Уверен, что ничего не случится, если я посмотрю вниз.

Зейн цепляется за его талию мертвой хваткой:

– Мне все равно. Ты останешься на своем месте.

– Ты слишком много волнуешься, – говорит Лиам. – Слишком много.

За это Зейн кусает его за подбородок:

– Только о тебе.

Они останавливаются у самого верха, и Лиам слегка расстроен. Лучше бы они двигались — тогда бы он смог спрятать румянец на своих щеках, свалить замирание своего сердца на аттракцион, а не на губы Зейна, зубы или… вообще, на его существование в целом.

– Здесь красиво, – говорит Лиам, слегка отстраняясь. Он игнорирует протесты Зейна и, выглядывая за край, смотрит на ярмарку. Видимо, они в городе. Его огни расстилаются на множество километров. Отсюда видно машины на дороге вдалеке, крыши домов, деревьев, высоких зданий. Всё, что Лиам не привык видеть в повседневной жизни. – На улице так хорошо. Только посмотри, Зейн.

Зейн смотрит, кладя подбородок Лиаму на плечо:

– Ничего интересного, – бормочет он.

Лиам поворачивается к нему с широко открытым ртом:

– Ты часто поднимаешься на 50 метров над землей и смотришь на землю? – восклицает Лиам.

– Нет, – говорит Зейн. – Просто говорю, что в этом ничего такого. Я повидал мир, Лиам. Здесь нечем восхищаться.

– Тогда чем ты восхищаешься? – спрашивает Лиам. – Когда ты прожил так долго, как вы, всё повидал, чем тогда восхищаться? Звучит довольно грустно.

Зейн приподнимает лицо Лиама за подбородок:

– Многое восхищает меня, – тихо говорит. – Каждый день.

Взгляд Лиама падает на губы Зейна. Наверху темно, единственный свет исходит от луны и колеса обозрения. Но он может разобрать черты Зейна: его губы выглядят розовыми и сухими, может, слегка обветренными. Как бы глупо это не было, но он хочет их облизать. И снова в его голове играет мантра «поцелуй меня, Зейн, сделай это».

Зейн убирает руку от его лица и смотрит в другую сторону. Лиам пытается игнорировать груз разочарования на душе, когда они снова начинают ехать. Медленно они опускаются все ниже и ниже, и вскоре другой обслуживающий персонал открывает вторую дверцу их кабинки и проводит их к металлической лестнице.

– Мне правда весело, – говорит Зейн, когда они спускаются на землю, и двигаются вперед от толпы людей. – Просто чтоб ты знал.

– Настолько, чтобы остаться до закрытия? – спрашивает Лиам.

– Не перегибай.

Но они остаются. Лиам заставляет Зейна пойти на каждый аттракцион, не считая того, который переворачивает людей вверх ногами (точно названный «Смертельная поездка», что, конечно, так и манит), даже на машинки. Лиам жалеет, что у него нет камеры. Он бы хотел запечатлеть это навеки — Зейна, зажатого в крохотной красной машинке с цифрой 27 впереди, напоминающего капризного ребенка, который оказался внутри, потому что родители пообещали ему, что будет весело; то, как в него врезаются другие машинки, заставляя дергаться из стороны в сторону, как тряпичную куклу.

Они играют в другие игры, Лиам выигрывает больше призов, но он берет с владельцев палаток обещание отдать их тем, кто не сможет выиграть сам, и вскоре толпы рассасываются, все расходятся, и Зейн тащит его к парковке, где они садятся в белую сверкающую машину.