— Возможно, у меня вредная привычка, — признает он.

— Никогда не видел тебя с сигаретой, — удивленно говорит гриффиндорец. Малик ухмыляется.

— На территории школы нельзя курить, помнишь? И я предпочитаю не попадаться.

Курение — вредная привычка, и Лиам не понимает, зачем люди курят. Но он представляет Зейна с сигаретой, зажатой между пальцев, окруженного облачком дыма, и, возможно, это не так уж и отвратительно.

— У тебя кинк на сигареты? — спрашивает Зейн, вырывая Лиама из мира фантазий.

— Нет, — отвечает он, поворачиваясь к ванной. Лиам напускает апельсиновую пену в ванную, выпрямляется и снимает футболку. — Знаешь, мы сейчас нарушаем около десяти школьных правил.

— Мы в ванной, — замечает Зейн, разуваясь. — Кто будет искать нас здесь?

Они смотрят друг на друга и одновременно произносят:

— Луи.

— Но у него нет пароля, — добавляет Лиам, ухмыляясь. — Поэтому это место — мой укромный уголок. Я прихожу сюда расслабиться после квиддича.

— Здорово, — говорит Зейн. Он снимает футболку, и Лиам замирает, чтобы оценить открывшееся перед ним зрелище, потому что там действительно есть чем полюбоваться. А потом Зейн снимает штаны, и Лиам отводит взгляд, расстегивая пуговицу на своих.

Когда он полностью раздевается, Малик до сих пор стоит в боксерах. Очевидно, что Лиам стесняется своего тела меньше, тем более, когда Зейн смотрит на него таким взглядом. Но он сам стоит и краснеет.

— Ты же понимаешь, что я видел тебя голым до этого? — Лиам садится на бортик ванны.

— Я знаю, — оправдывающимся тоном говорит Зейн. — Но мы были поглощены моментом. Сейчас по-другому.

— Почему это? — спрашивает Лиам, опускаясь в ванну. Он удостоверяется в том, что вода не слишком горячая, и погружается в воду.

— Потому что тогда ты меня трогал. А сейчас нет.

— Я могу, — Лиам усмехается. Зейн закатывает глаза.

— Отвернись, я залезу в ванну.

Гриффиндорец подчиняется. Он отворачивается и даже закрывает глаза руками. Он слышит всплеск, а потом Зейн оказывается у него за спиной и покрывает поцелуями его шею.

— Мы должны делать это почаще. Мне нравишься ты, покрытый пеной.

Лиам поворачивается и целует его. Он обнимает Зейна за шею и зарывается руками в его волосы, раздвигая его губы языком. Поцелуй медленный и нежный, идеально подходящий к случаю. Он чувствует ногой, что у Зейна встает, понимает, что находится в такой же ситуации, но ни один из них не отрывается от поцелуя.

— Я хочу касаться тебя все время, — шепчет Зейн ему в губы. — Не могу остановиться, — его руки скользят по бокам Лиама, вдоль спины и сжимают ягодицы.

— Никто не просит тебя останавливаться, — говорит Лиам. Малик улыбается.

— Хорошо.

Их купание совершенно невинно до того момента, когда Зейн прижимает Лиама к бортику ванны, и, ухмыляясь, оставляет засос на его предплечье. После этого оно теряет свою невинность.

--

Лиам просыпается в канун Рождества, и ему ужасно тоскливо. Луи чувствует себя не лучше, и у Пейна нет настроения спуститься в Большой Зал или даже повидать Зейна. Он переодевается в свежие пижамные штаны, старую футболку, и они с Луи обнимаются перед камином на диване. Луи кладет голову ему на грудь и уговаривает Карен принести им завтрак и ужин, и они проводят так не один час.

— Мама, наверное, сейчас делает печенье, — жалобно говорит Луи. — Девочки будут умолять, чтобы она разрешила им помочь, а потом съедят половину теста сырым, даже если мама будет их за это ругать.

Лиам гладит его по волосам.

— Можем пойти на кухню и испечь печенье, если хочешь. Считай, что это мой подарок на твой день рождения.

Луи отрывает голову от его груди и смотрит на Лиама широко распахнутыми глазами, полными благодарности.

— Ты серьезно?

Лиам кивает.

— Уверен, мы сможем это сделать.

Луи оставляет влажный поцелуй на его щеке.

— Я уже говорил, как сильно люблю тебя?

Лиам ухмыляется.

— Вообще-то нет. Приятно иногда слышать это.

— Ну, я люблю тебя, — Луи поднимается с дивана. — Вставай, время печенек. А потом можешь пойти к своему бойфренду, потому что у меня такое чувство, будто ты хотел сделать это уже как минимум час. Вы с Маликом зависите друг от друга, честное слово.

Лиам корчит гримасу.

— Не зависим.

— Зависите. Но это нормально. Знаешь, вообще-то вы отличная пара. Давно пора, учитывая, сколько времени вы были влюблены друг в друга.

— Знаешь, а ведь я действительно могу, — нежно говорит Лиам, опуская взгляд. — Быть влюблен в него.

Луи падает обратно на диван с таким видом, будто его только что сбил поезд.

— Нихрена себе! — восклицает он. — Все так серьезно?

— Ага, — радостно отвечает Лиам.

— Это нечестно, — вздыхает Томлинсон. — Вы все влюблены, а я даже на свидание сходить не могу.

Лиам громко вздыхает.

— Ты можешь, просто ты придирчивый. Мы оба знаем, что тебя несколько раз приглашали, просто ты всегда отказываешься.

— Я жду того самого, — пафосно заявляет Луи. — Я не придирчивый, я… да, я придирчивый. Нет ничего плохого в осознании и поиске именно того, что ты хочешь.

— И кого же ты хочешь? — спрашивает Лиам. Томлинсон пожимает плечами.

— Кого-то привлекательного и смешного. Милого, но не очень, понимаешь? Кого-то, кто сможет осадить меня в ответ, иначе я заскучаю. И у него должны быть красивые глаза и ноги. И волосы тоже. Кого-то, интересующегося тем же, чем интересуюсь я, например, квиддичем и мной. Кого-то, смеющегося над моими шутками, даже если они глупые, чтобы меня не расстраивать. Кого-то, умеющего делать массаж ног. О, и я бы хотел, чтобы у него были кубики, но это не так уж важно.

Лиам выгибает бровь и откидывается на спинку дивана.

— Надо было подарить тебе на Рождество котенка. Ты будешь ждать своего идеального человека очень долго, если не понизишь планку.

Луи вздыхает.

— Я знаю. Ну ладно. Ты обещал мне печеньки. Я хочу печеньки. И я сделаю целую миску теста и принесу сюда на ужин. И нет, Лиам, ты не можешь меня остановить. Это канун Рождества, и я хочу сырое тесто на ужин. Не смей это у меня отбирать.

Лиам поднимает руки в защитном жесте.

— Я не буду даже пытаться.

Когда они возвращаются, он весь в муке (не из-за готовки, а из-за придурка Луи), а Томлинсон несет большую миску с тестом и ложку, как и собирался.

— Тебе станет плохо, — говорит ему Лиам.

— Плевать, — отвечает Луи, запихивая еще ложку теста в рот. — Если я умру, пусть лучше это будет сладкая смерть с шоколадом и сахарной пудрой. Это все, чего я хочу от жизни.

Пейн закатывает глаза и тянется, чтобы макнуть палец в тесто, но что-то ударяет в окно слева от него, и он останавливается. Лиам хмурится, когда еще один снежок сотрясает окно, и идет на разведку.

Зейн стоит на улице в одной футболке, скрестив руки на груди и раскачиваясь на пятках. Гарри стоит за его спиной, и он одет ничуть не теплее.

— Полная Дама не дала нам постучать в дверь, — кричит Малик. — Проведете с нами вечер?

Лиам расплывается в улыбке и качает головой, когда Гарри достает из-за тонкой куртки бутылку водки.

— Я подожду вас у двери.

Зейн ухмыляется, и они с Гарри спешат к двери. Лиам закрывает окно и растирает замерзшие от холодного ветра руки. Луи прислоняется к спинке дивана, держа миску с тестом в руках.

— Хто это был? — спрашивает он с набитым ртом.

— Зейн с Гарри сейчас поднимутся. Ты не против?

Луи откидывается обратно на диван, но не садится, как нормальный человек — он сидит на коленях. Но, в конце концов, это же Луи.

— Ничего страшного, — беззаботно говорит он. — Пусть поднимаются.

Как и обещал, Лиам ждет Зейна перед портретом. Полная Дама отчитывает его за то, что он пускает в гостиную слизеринца и когтевранца, но Лиам напоминает ей о том, как она впустила Гарри и Ли-Энн, и она мгновенно замолкает.

Зейн поднимается один с книгой в руках. Он чмокает Лиама в щеку (и Полная Дама издает полузадушенный вздох умиления) и говорит: