Зейн прерывает поцелуй, его ладонь на щеке Лиама, и он заглядывает ему в глаза.

- Просто расслабься, - негромко говорит он. – Доверься мне, хорошо?

Лиам смотрит на него и кивает. Зейн целует его, и в этот раз Лиам отвечает на поцелуй. Но все равно очевидно, что он очень много думает, боится все испортить, так что Зейн стонет ему в рот, чтобы показать, мол, мне все нравится, успокойся, Лиам.

Лиам стонет в ответ, и этот звук идет прямиком к паху Зейна. Зейн приказывает себе успокоиться, черт возьми, потому что очевидно, что Лиам ни с кем не делал этого прежде, и он не захочет своего первого секса сейчас. Не то чтобы Зейн не думал об этом целую неделю. Он думал о Лиаме, сидящем на нем сверху, по лбу которого бегут капельки пота, и думал о том, как он трахает его, порой жестоко и неумолимо, а порой – медленно и осторожно. И он думал о том, как берет Лиама, наблюдая за тем, как расширяются его глаза, и кусая его за плечо в момент оргазма.

И сейчас он не может перестать думать об этом: он разрывает поцелуй, прежде чем чувствует тесноту в штанах, потому что знает, что Лиам не готов, и не хочет давить на него.

- Извини, - тихо говорит Зейн, глядя на ошеломленное, но в той же степени довольное лицо Лиама. – Я хотел сделать это давно, с первого дня как ты пришел.

- И я рад, что ты это сделал, - говорит Лиам, и его губы расплываются в улыбке, которая согревает Зейна до глубины души.

Он издает недовольный стон, чувствуя, что улыбается тоже.

- Смотри, что ты делаешь со мной. Я улыбаюсь.

- Тебе стоит делать это чаще, - говорит ему Лиам. – Мне нравится твоя улыбка.

- Мне нравишься ты, - признает Зейн.

Лиам коротко смеется и говорит:

- Ладно, может быть, я соврал насчет того, что ты ничего не сказал вчера, - глаза Зейна расширяются, потому что, блять, нет. Нет. Список вещей, о которых он мог проболтаться, включает в себя много всего неловкого в лучшем случае и ужасного – в худшем. – Лиаму нравится Бэтмен. Мне нравится Лиам.

- Я не мог этого сказать, - отрезает Зейн.

- Но сказал, - говорит Лиам и выглядит более самодовольным, чем Зейн мог бы себе представить. – Это было очень мило, если тебе интересно.

Зейн ложится на спину:

- Я не милый. Я комок из подростковых переживаний и капризов.

Лиам нежно качает головой и садится. Он поправляет рубашку и скрещивает ноги.

- Ты собираешься закончить этот рисунок? – спрашивает он.

Зейн тоже садится и тянется за альбомом.

- Я попробую, - отвечает он, - если ты постараешься не двигаться.

- Я ничего не обещаю.

Зейн смотрит Лиаму в глаза и понимает, что сделает все, что Лиам попросит, и это действительно пугает его.

========== Часть 3 ==========

Последние несколько дней в больнице он проводит с Лиамом. Иногда тот одет в волонтерскую форму, но чаще – в обычную одежду, и Зейн без слов знает, что в такие дни он приходит, только чтобы навестить его.

Они довольно много целуются и смотрят все фильмы о Бэтмене, которые есть у Зейна и Луи, и Зейн в конце концов думает о том, чтобы попросить маму принести ему Мстителей, потому что Лиам не смотрел и их тоже, и, ну, как это вообще возможно? Хоть они и целуются, но едва-едва, о чем Зейн, конечно, очень жалеет. Но в то же время, когда Лиам занят фильмом, Зейн может сосредоточиться на своем рисунке (который на самом деле уже не портрет, а детальное изображение Лиама, требующее гораздо большего времени, потому что Лиам не может усидеть на месте; ему хочется, чтобы рисунок поскорее был закончен).

Лиам не приходит попрощаться, что заставляет желудок Зейна скрутиться узлом, но у него есть его телефон, крупно написанный на обложке альбома, так что он старается не переживать об этом. К тому же, так, наверное, будет лучше. Он очень быстро привязался к Лиаму, должно быть потому, что в больнице ему было не найти лучшего занятия, чем постоянно думать о Лиаме или проводить время с ним, там было одно сплошное ЛиамЛиамЛиам. Но в реальном мире всё будет по-другому – должно быть. Их отношения станут более нормальными. Он надеется, что они такими станут, потому что он до сих пор не может понять, как Лиаму удалось завладеть его сердцем так быстро.

Он никогда не чувствовал себя более счастливым, чем сейчас – выходя за двери госпиталя, несмотря на то, что мама все ещё злилась на него.

- Я забрала из комнаты твой Хbox, - говорит она ему, когда они идут к машине. – И все каналы на твоем телевизоре заблокированы. Я буду возвращать один из них в те дни, когда ты не нарушишь ни одного нового правила.

Зейн смотрит на неё, открыв рот. Он закрывает его и говорит:

- Я сломал ногу. Черт возьми, мам, я же не совершил преступление!

- Следи за языком, - откликается она. – И может быть в следующий раз ты подумаешь, прежде чем ввязываться во что-то настолько глупое и безрассудное.

Зейн хочет сказать, что не то чтобы это было проблемой для него, но решает просто сесть в машину. Он не хочет ещё больших неприятностей.

Домой они едут в тишине. Зейн игнорирует все попытки матери завязать разговор: он счастлив просто глядеть в окно и думать о своем, зная, что в их доме всегда было и есть место для него, и надеяться, что его удрученный вид заставит маму пересмотреть наказание спустя какое-то время.

Младшие сестры обнимают его, как только он заходит в дверь, а мать смотрит на них и затем отправляет его прямиком в комнату с криком: «Тебе же лучше как-то исправить это, Зейн, или клянусь, ты не увидишь солнечного света до тех пор, пока не постареешь настолько, чтобы выходить куда-либо». Чертов Луи.

Он никогда особо не ценил свою кровать, пока не оказался вдали от неё так надолго. Сейчас же он падает на неё, подтягивая одеяло к лицу, чтобы вдохнуть знакомый аромат, какой есть только у его мягкого и изношенного одеяла. Он очень любит свою кровать.

Проходит совсем немного времени с момента его счастливого возвращения домой, когда он понимает, что мать забрала и ноутбук тоже, и, честное слово, Зейну хочется кричать. Он достает iPod из ящика письменного стола и включает музыку достаточно громко, чтобы заглушить ею все остальные звуки. К сожалению, она ничуть не уменьшает его злости и раздражения, но никто не смог бы сделать этого сейчас. Кроме, может быть, Лиама, но его здесь нет.

***

Через восемнадцать часов он всё ещё в своей комнате. Сейчас только девять утра, и он понятия не имеет, почему проснулся, но, видимо, его внутренние часы перестроились, и теперь он просыпается рано даже тогда, когда ему это не нужно. И Лиам ранняя пташка тоже, так что он надеется, что тот не будет возражать. Или не сочтет его сумасшедшим.

- Зейн, - говорит Лиам, когда отвечает на звонок.

- Привет, - говорит Зейн смущенно. В его собственной комнате, где стены выкрашены в темно-синий цвет с тех пор, как ему исполнилось двенадцать, и увешаны плакатами, с книжными полками слева, столом справа и окном над кроватью, трудно представить Лиама. Он просто не укладывается в голове Зейна где-то помимо госпиталя, и он не знает, что с этим делать.

- Я и не думал, что ты на самом деле позвонишь, - тихо признает Лиам. Зейну интересно, лежит ли он на кровати сейчас, прижимая телефон к уху? Наверное, да. – Я подумал, может быть, ты врал. Может, не врал, конечно, но ты понимаешь…

- Я говорил, что позвоню, - напоминает ему Зейн.

- Да, - Лиам замолкает на секунду, а потом продолжает: - Что ты делаешь в четверг?

Зейн смеется.

- Провожу день с тобой. Думаю, мы могли бы увидеться после школы, в которую я, кстати, должен вернуться. И это ад, учитывая эти глупые костыли, которые мне выдали. Мне понадобилось минут десять, только чтобы подняться на них по лестнице.

- Костыли – это ужасно, - сочувственно произносит Лиам. – Ты сможешь как-нибудь забрать меня?

И Зейн думает о том, разрешит ли ему мама взять машину. Если бы он отправился куда-то со своими обычными друзьями, то, очевидно, она бы отказала. Но его мама видела Лиама (когда он был под анестезией, о чем он на самом деле до сих пор старается не вспоминать, потому что это очень смущает его) и он понравился ей. Он хорошо влияет на него, по её же мнению. Может, она согласится.