- Нет, - говорит Зейн, поднимаясь. – Нет. Лиам, не разыгрывай меня, ну же. Это не смешно. Прекрати.

- Я не разыгрываю тебя, Зейн, - Лиам выглядит злым и обиженным, как будто Зейн причиняет ему боль, а не наоборот.

- У тебя не может быть рака, - настаивает Зейн, потому что это не может быть правдой. – Ты даже не выглядишь больным!

Хорошо, сегодня выглядит, но не прежде. Он… он здоров. Он не может быть болен раком. Это просто бессмысленно. Это самая глупая шутка, какую только Зейну приходилось слышать.

- Нет, - признает Лиам. – Мне только начали делать химию, когда мы встретились, так что я выглядел достаточно здоровым. Но это сказалось на мне теперь.

- Всё, заебало, - говорит ему Зейн. Он открывает дверь комнаты. – Убирайся.

- Зейн…

- Я сказал, иди нахуй! – кричит Зейн. – Убирайся из моего дома!

Лиам пытается дотронуться до него, когда идет к двери, но Зейн отступает на шаг. Он видит слезы в глазах Лиама, но тот не плачет. Когда он уходит, Зейн захлопывает за ним дверь, и он ждет, когда откроется, а следом закроется и входная дверь. Тогда Зейн опускается на пол, как тогда у двери, только теперь он обнимает колени, чтобы не развалиться на части, потому что так он себя чувствует. Как будто распадается на кусочки и не может собрать их – себя - воедино.

Он не знает, как долго сидит вот так – на одном месте, но его родители возвращаются домой, и он слышит, как сестры бегают по дому, а мама готовит ужин. Он думает, что, наверное, должен встать, но не может. Мама зовет его за стол, но он продолжает просто сидеть на полу, обнимая колени, не двигаясь.

В конце концов мама стучится к нему в дверь и, снова не получив ответа, заходит в комнату. Когда она видит его на полу, то удивляется и зовет его по имени, тише на этот раз. Зейн не отвечает. Он даже не может посмотреть на неё. Не может думать. Всё это просто слишком. У него кружится голова, потому что он знает, знает, что Лиам не лгал на этот раз. Он говорил правду. И Зейн хотел бы, чтобы он никогда этого не делал – ничего не говорил и ничего не объяснял. Он хотел бы, чтобы Лиам просто продолжил его игнорировать. Это было бы лучше. Что угодно было бы лучше этого.

- Зейн, - зовет его мама. Она опускается напротив и гладит его по голове. – Ты плачешь.

Он плачет – да. И он не замечает до этого момента, но у него из глаз текут слезы, и он не делает ничего, чтобы вытереть их.

- Зейн, - снова говорит она. – Что такое? Что случилось?

Он не отвечает.

- Зейн!

Теперь она кричит, но он не может успокоить её, потому что просто-напросто не может пошевелиться. Она зовет его отца, и затем они оба пытаются до него достучаться, снова и снова, но он все так же сидит там, пока, наконец, не слышит, что мама берет в руки телефон.

Они уходят, но Луи появляется здесь минут двадцать спустя. Он точно так же гладит его по голове и вытирает ему слезы. И он заставляет Зейна посмотреть на него и опустить руки. Он не должен был делать этого, потому что теперь Зейн абсолютно точно разваливается на куски. Он рыдает и вцепляется в Луи, как будто он единственный человек на Земле, потому что сейчас так оно и есть.

Он не может дышать, и голова кажется ему невероятно тяжелой, и всё, о чем он может думать – Лиам болен. Это единственная мысль, которую он прокручивает в сознании снова и снова, и она не имеет никакого смысла, но в то же время имеет, и это нечестно. Это неправильно, потому что Зейн не встречал никого лучше Лиама. Он – это солнце, смех и радость. Он – это то единственное хорошее, о чем Зейн может думать, как праздничный торт или теплый песок на пляже, или песни мамы и футбол с Луи, и стакан ледяной воды в жаркий день. И он испорчен болезнью. Единственное, что есть хорошего в мире, теперь разрушено.

- Милый, - говорит Луи мягко, вырисовывая круги на спине Зейна. – Это как-то связано с Лиамом?

Зейн издает смешок, который больше походит на предсмертный стон, как будто бы он почти умирает. Но это ведь не так, правда? Лиам умирает.

- Он болен, Лу, - говорит Зейн ему в плечо. – Он врал мне. Он не был… - он сглатывает. – Он не был никаким чертовым волонтером. У него рак.

Луи смотрит на него, отодвигаясь, и качает головой. Зейн снова смеётся, хотя он по-прежнему плачет, и он не делал этого лет с семи, наверное.

- Нет, - говорит Луи уверенно. – Зейн…

- Оставь меня одного, - отвечает он тихо. – Я просто хочу, чтобы все оставили меня в покое, хорошо?

- Я не уйду, - говорит Луи. – Всё… всё будет хорошо. Да. Всё будет хорошо. Я уверен, он… он в порядке. Блять. Лиам здоровее любого из нас, ты точно…

- Абсолютно, - говорит Зейн мрачно. – Я абсолютно уверен, если ты собираешься говорить об этом, то просто выматывайся отсюда.

- Зейн, тебе нужно поговорить с кем-нибудь…

- Нет, не нужно, - отвечает ему Зейн, отстраняясь. Он вспоминает, как это – двигаться, и встает, отходя от Луи. – Лучше бы он не говорил мне. Лучше бы я никогда его не встречал.

- Это неправда, - осторожно замечает Луи.

- О, нет, это так, - говорит Зейн. Он улыбается, хотя его щёки до сих пор мокрые от слёз. – Блять, это так, Луи. Я больше всего на свете хотел бы никогда его не знать. Он – это худшее, что когда-либо случалось со мной.

- Зейн…

- Оставь меня в покое, - умоляет Зейн, падая на кровать. – Вам всем просто нужно оставить меня в покое.

И он делает это. Он уходит, закрывая за собой дверь. Но он так же идет и рассказывает обо всем маме Зейна, потому что минут десять спустя она заходит к нему в комнату с чашкой чая, и он видит по её лицу, как ей больно за него и как она переживает. Это не то, о чем он, черт возьми, просил. Ему просто нужно побыть одному.

- Луи сказал мне, - говорит она, присаживаясь к нему на кровать.

Зейн кутается в одеяло, и он не собирается больше вылезать из него, вообще из постели. Он останется здесь, под одеялом, навсегда, прячась от мира, потому что всё это чересчур для него. Он недостаточно сильный, чтобы снова вынести что-то подобное.

- Мне нужен мой ноутбук, - говорит Зейн маме, принимая у неё из рук чашку чая. Он очень горячий и обжигает ему язык, но Зейн пьёт, понимая, как сильно замерз. Ему так невозможно холодно, что это почти причиняет боль.

- Хорошо, - соглашается она. – Я принесу.

Зейн кивает и укрывается одеялом до подбородка. Он совсем не чувствует вкуса чая. Это могло быть просто горячей водой, но всё-таки немного его согревает.

Когда мама возвращается, под мышкой у неё ноутбук. Она кладет его на кровать и говорит:

- Зови, если что-то понадобится.

Единственное, что ему нужно сейчас – это Лиам, но он так же надеется никогда не увидеть его снова, так что он ничего не отвечает. Он только фыркает и ставит чашку на стол, чтобы открыть Google. Он вбивает неправильный запрос в поисковик раза три, прежде чем находит то, что ищет. Он не дурак, но вся эта медицинская терминология очень сложная. То, что он узнает, достаточно просто: лимфома – разновидность рака лимфатической ткани, вызывающая опухоли. В зависимости от тяжести состояния больного лечение может проводиться с помощью лучевой или химиотерапии и пересадки костного мозга. При лимфоме отекают лимфатические узлы, наблюдается потеря веса (что Зейн заметил по Лиаму сегодня) и отсутствие аппетита (он всего пару раз видел, как Лиам ест, и тот всегда отказывался от предложений Зейна поужинать).

Зейн в конце концов перестает просматривать браузерную страницу, потому что он не может просто читать слова, которые не имеют для него никакого смысла, в итоге все они сводятся к одному – Лиам болен.

Он откладывает ноутбук и берет в руки телефон. Его пальцы тут же находят номер Лиама, но он не набирает его. Вместо этого он звонит по другому, не менее знакомому номеру, и ждет, пока Гарри возьмет трубку.

- Зейн! – говорит он радостно, и Зейн знает, что Луи уже все ему рассказал. Его голос слишком веселый и уготовлен специально для него. – Как ты?

- Мне нужен телефон Найла, - отвечает Зейн, игнорируя его.