Мать Во храме женщина молилась Пред Богоматерью Святой. Лампадка ладаном курилась Летящей дымкой голубой. Неся во Храм земные беды, Мать перед Образом Святым Ждала до самых дней Победы Того, кто вечно был любим. Ни звуком громким и ни словом, Платком скрывая седину, Всем ликом скорбным, темнобровым Кляла ненастную войну. Во Храме женщина молилась, Готова жизнь свою отдать За сердце сына, чтоб забилось — Молилась любящая мать. Душа от горя истомилась, Спалило женскую красу. Лампадка ладаном курилась, И звёзды падали в росу. Покаяние Колышет в поле ветер синий лён, Лежит под ним погибший батальон, А вдоль дорог с судьбой наедине Седые матери склоняются к земле. Им, постаревшим, не забыть войну И сыновей, погибших за страну. Плывёт над миром покаянья стон — Война не знает пышных похорон. В полях бушует юная весна, Ей, молодой хозяйке, не до сна, Она всем неутешным каждый год Свои тепло и нежность раздаёт. Ей откликаются шальные соловьи Мажорным хором страсти и любви. А нам, живым, чем искупить вину За материнскую судьбу и седину? Чем ваши боли можно утолить? Каким святым о здравии молить? Как слёзы, по берёзовым стволам Струится сок к склонённым головам, И слышен шелест в молодой листве: «Простите нас, живущих на земле». Я на свою заветную межу Венок цветов весенних положу Всем тем, уснувшим вечностью во мгле Во имя новой жизни на земле. В весеннем расцветающем краю Жива моя, пусть малая частица, Я с вами, кто стоял в одном строю, И жизнь, и кровь расходуя свою За мир, в который вам не возвратиться. Война не знает праздничных знамён. Плывёт под небом покаянья стон, Звучит набатом колокольный звон: «Простите нас, погибший батальон». Мужчины уходили на войну Июньская жара. Вокзальные платформы Заполонили все цвета военной формы — Мужчины уходили на войну За дом, за женщин, за свою Страну. В решимости они не сомневались, Вчерашние мальчишки «со двора». Из репродукторов хрипели, вырывались Ошеломительные, страшные слова: – Война Священная, в опасности Москва… Шли воины, дорогами пылили — Любовь и жизнь стояли на кону, В ряды смыкались все, в судьбу одну, Гружёные составы уходили На Запад, на Священную войну. Молились матери, вся русская земля: «Живыми возвращайтесь, сыновья!» Прощались двое в парке до темна, Был час покоя, ночь и тишина, Цвели левкои. Спряталась луна. Их было двое: он и с ним – она, И Родина у них была одна, — Но разлучила их «разлучница-война». Руками нежными за плечи обнимая, Она ни взгляда и ни губ не отняла. Его девчонка, юная Даная. Не венчанная дева, не жена, Покорная стояла, как немая. Уже зари полоска золотая Взошла вдали. Солдата провожая, Доверчиво заплакала девчонка. Её цветная летняя юбчонка «Ползла» всё кверху выше и смелей — Был сладкий грех ещё не ведом ей. Но сладкий грех её солдату – ведом, Он отстранился, выдыхая следом — «Здесь и сейчас? И думать не посмей, Ты что, родная? Горьких слёз не лей, Дождись меня, вернусь к тебе с Победой, И будет всё у нас, «как у людей». Он не вернулся. Где-то на платформе Единый первый и последний раз Она увидела его в солдатской форме, Но вечно помнила любимого наказ. Он не вернулся. В Туле похоронен В одной могиле с теми, кто достоин Всех почестей, как Победитель-воин. И в каждый день прославленной Победы Больнее чувствуются радости и беды, Седая, постаревшая девчонка Сидит одна задумчиво в сторонке, Глядит куда-то в призрачную даль. На белой скатерти лежит его медаль, А рядом с ней «скупая» похоронка. Партизанские тропы Партизанские тропы… Дремлют сосны в тиши, По колено сугробы И вокруг – ни души. Там за облако кроны, Птицы гнёзда не вьют, В дебрях, густо сплетённых То ли лешие стонут? То ли черти поют? Средь стволов-великанов В схронах – «тёплые станы», Там живут партизаны, Их свершаются планы И врачуются раны, Дом родной и приют. На «невидимом» фронте Всё упорней и громче Из глубокой засады Партизанов отряды Смертный бой без пощады С оккупантом ведут. Проведя подготовку, Обозначив «срока», «Центр» выдал шифровку — Взять живым «языка». К боевому «моменту» На заданье готов, Встал на «Смирно!» в шеренгу Стройный ряд мужиков: Дед Егор, два студента По семнадцать годов И «очкарик» из Тулы, Часто кашлял, сутулый — Был «нутром» не здоров. Вместе – грозная сила, Каждый «в деле» не нов, Как один, за Россию Он к Победе и к смерти, Став надёжнее тверди, Будет первым готов. За плечами винтовки, Взяли два вещмешка, Две патронов коробки, Два с едой котелка. Две гранаты, бечёвки (Чтоб вязать «языка»), Да махорки, чтоб с горкой, И воды с ручейка — Вот и «вся недолга». Ночью звёзды лучисты, Мысли ясны и чисты; Партизанский отряд Шёл туда, где фашисты На «постое» стоят. Трое суток в походе, Ночь неспешно «плывёт». И почти на исходе — Вдруг ефрейтор идёт… Схоронились за ёлкой, Постреляли слегка, В перестрелке недолгой Взяли в плен «языка». Был «очкарик» из Тулы Ранен пулей врага, На небритые скулы Накатилась слеза. Боль сдавила, как клещи, Раздробило плечо, Горлом кровушка хлещет, И внутри горячо. Сжав винтовку руками, Он лежит, как немой, Лишь промолвил: «Я с вами, Эх, дойти бы домой». От погони устали, Заметали следы, Тёмной ночью «петляли», В бурелом залегли Без воды и еды. Шли, почти обессилев, Одоляя снега, По замёрзшей России. Волокушей тащили Чуть живого пока Своего земляка. Вот огни засветили, Стан виднелся родной, Донесли, дотащили Партизана домой. «Центру» в срок сообщили: «Взят «язык». Спит. Живой» А к утру схоронили Туляка под сосной. Ангел сник от бессилья, Опустился с небес, Распахнул свои крылья, Обнял тёсаный крест, Прикоснулся к могиле И куда-то исчез. Ночью волки завыли, И шумел Брянский лес. |
