– Нина Кузьминична, вы у нас в доме старшая. Наверняка знаете все ходы и выходы в житейских вопросах. Подскажите, пожалуйста, куда мне позвонить, к кому обратиться, кого вызвать? – умоляющим голосом вопрошала Любовь Владимировна.

Гостья степенно дожевала пирожное, не торопясь, промочила горло и авторитетно, тоном, не терпящим возражений, заявила:

– Вот что я вам скажу, дорогая соседушка. Если желаете сделать дело, то нужно не по телефону вызванивать, а идти к людям и решать свои вопросы «с глазу на глаз». Человек как воспринимает звонок? – вопросительно взглянула на слушательницу. – Как требование, как распоряжение, мол, явись и сделай. С таким подходом рабочие к вам будут идти три дня: то у них одно, то другое, то третье. Вы же уважаемая, Любовь Владимировна, будете в задвинутом состоянии напрасно ожидать.

Допив чай и демонстративно отодвинув чашку, тем самым говоря, что всем довольна, Нина Кузьминична наставляла:

– Вы завтра с утра бегите на хозяйственный двор ЖКХ . . .

– Это что за баней?

– Точно, там. Зайдете в диспетчерскую и попросите плотника жалобным голосом. Оденьтесь нищенски простенько, прикиньтесь несчастной старушкой. Скажите, что плохо себя чувствуете, собирались в больницу, хватились, а ключи потеряли. Теперь ни за хлебом не сходить, ни в больницу не попасть.

– Зачем все это городить? – не поняла бесхитростная женщина.

– Они с нами, стариками, не церемонятся. Считают нас навозными мухами: бегаем к ним с каждым чихом, пустыми заботами, надоедаем, работать мешаем. Поэтому, душа моя, без жалости не обойтись. Они молодых, нахрапистых побаиваются, те могут и припугнуть, и начальству пожаловаться, да и с деньгами не обидят, в случае чего. А с нас – голытьбы престарелой, что взять? – наставница сочувственно вздохнула и поднялась.

Уже в дверях хозяйка всполошилась:

– Как я пойду? Дверь то у меня не закрывается.

– Звякните мне. Я свою квартиру закрою и у вас посижу, подожду.

– Спасибо, Нина Кузьминична, вы настоящий друг . . .

Довольная своим рациональным умом и отражением в зеркале трельяжа, Нина Кузьминична покинула гостеприимную квартиру.

Утром следующего дня Любовь Владимировна, основательно покопавшись в своем скромном гардеробе, выбрала дешевенькую, давно застиранную блузку, в которой еще в совсем недалекие времена, но такие теплые и добрые, трудилась на даче с ныне покойным супругом. Во всех отношениях: и плане кроя, и в плане качества ткани удобная, не облегала фигуру плотно, тем самым хорошо пропуская воздух, кофточка позволяла быстро орудовать руками. Ее давно следовало выбросить за ветхостью, однако всякий раз постирав и отгладив, везла ее на сельскохозяйственные работы, мысленно убеждая себя, что делает это в последний раз. И вот тебе – на! Кофточка пригодилась как нельзя лучше. Мудрить с юбкой тоже не пришлось – очень подошла старая, дачная. Облачившись в «наряды», покрутилась у зеркала. Видок сложился соответствующий, в случае, когда на лице изображалось страдание, а фигуре предавалось понурое состояние, то формировалась древняя, несчастная старушонка почти бездомная, почти нищенка. Если уж такой внешностью не пронять наших «добродетелей», то возможно ли вообще до них достучаться?

От части успокоенная удачно подобранным костюмом, пенсионерка позавтракала. Часы показывали восемь часов сорок семь минут. Планы торопили: нужно отправляться на хозяйственный двор и разыскивать ту самую диспетчерскую. Любовь Владимировна вышла на балкон определиться с погодой и температурой воздуха на улице. Утро, обласканное солнцем, еще содержало в воздухе влажную прохладу ночи. В многолетних деревьях, сохраненных на радость людям, при строительстве домов, шумно щебетали птицы.

В проходном дворе сновали спешащие на работу сотрудники разных фирм и компаний; мамочки, с опозданием тянувшие своих непослушных детишек в садики; на одной скамейке кучковались ранние школьники-подростки, шумно нецензурно обсуждавшие планы на день; на другой – пробудившиеся в похмельной трясучке алкаши. Еще максимум час и двор «вымрет» до вечера. На улице останутся только бездомные кошки, лениво развалившиеся на освободившихся лавочках и капотах припаркованных машин, да облезлые собаки, предусмотрительно растянувшиеся в тени кустарников, на густой влажной траве. В обеденное время еще будет наблюдаться некая суета, но очень слабая и недолгая.

С одной стороны, интуиция и жизненный опыт подсказывали пожилой женщине, что время поджимает. Исполнение заказов, наверняка, распределяется с утра, желательно поспеть к распределению. Пусть замену ее замка включат в сегодняшние объемы. С другой стороны, она знала о излюбленной привычке соседки – с вечера до поздней ночи посидеть у телевизора, а с утра подольше поваляться в постели. В свое время Нина Кузьминична работала кассиршей в местном кинотеатре, где сеансы начинались после обеда, что давало возможность не подскакивать на работу ни свет ни заря, не лететь по городку сломя голову, но вести «гламурный», спокойный образ жизни.

Кинотеатр, почему-то с названием «Восток», был единственным в округе на расстоянии добрых двадцати километров. Участие и дружба с кассиршей сулили своевременность приобретения входных билетов, причем на лучшие места. Особо значимой дружба становилась, когда крутили новые, кассовые, востребованные художественные картины. Социалистическая действительность непременно сопровождалась дефицитом товаров и услуг, что в свою очередь, обусловило безотказную работу принципа – «ты мне, я тебе». Народ, как всегда и везде, любил зрелища, которые ограничивались в городишке исключительно просмотром кинофильма. Нина Кузьминична была всегда востребована населением. На премьеры, не выходя из кассы, она умела распродать половину мест в зале, а то и весь зал. Ей звонили – она откладывала. Ее просили – она бронировала собственной бронью, четко различая кому какие места положены по рангу.

Старания не пропадали даром, ей, невзрачной кассирше, открывались все служебные входы во все магазины округи. На свою, прямо скажем, смешную зарплатку, покупала импортные модные вещи. И здесь Нина Кузьминична, деревенская девчонка с восемью классами образования, сумела проявить свою деловую, коммерческую хватку. Природный нюх на качественную, ходовую одежду, обувь, предметы быта, косметику, подсказывал ей, что и в каком количестве лучше покупать. Она не хватала все в подряд, как многие в то время, только бы бирка висела на иностранном языке. Наоборот, брала лишь то, что гарантированно пойдет. Загоняла товар втридорога и выручкой обязательно делилась с «подельницами», такими же как сама – женщинами с маленькой зарплатой и на «хлебном» месте.

Понятно, что знакомых у нее было много, с деньгами и жильем – полный порядок. Отчаянно не везло только в личной жизни, не задерживались рядом с ней мужики. То ли не могли они соперничать с ее ушлостью, практичностью, рациональным, изворотливым умом. То ли она не терпела рядом захребетников и альфонсов. Ведь, как правило, к сильным, умелым женщинам льнут мужчины слабые, ленивые, словом, ведомые во всех отношениях. Она же искала под стать себе – активного, самостоятельного, хваткого. Видно не случилось на жизненном пути встретить настоящего мужика, а «усыновлять» лоботряса не захотела. Так и осталась в старости одинокой, впрочем, понятия одиночества, как и самой старости, для Нины Кузьминичны были весьма относительны. Знакомых хоть заметно и поубавилось, да и времена изменились, но ведь активный характер сохранился, а с ним и кипучая деятельность. Теперь она занималась общественной работой, ощущая себя, как рыба в воде.

Любовь Владимировна дождалась девяти часов и робко позвонила в дверь к соседке. Шаги за дверью раздались в ту же минуту, будто хозяйка ожидала условный сигнал прямо в прихожей, щелкнул замок. На пороге квартиры стояла заспанная, в ночной рубашке в пол, непривычно всклоченная Нина Кузьминична.

– Здравствуйте . . . – только успела поприветствовать Любовь Владимировна.