Глава 1

М-р Уилсон

1

Подпирает конец лета. Настроение – так себе, зато погода – чудная. Сегодня последний день августа, и я завела дневник, хотя обычно заводят собаку, но здесь всё не как у людей. В этом городе никто не в состоянии представить себе жизнь без толстой замусоленной тетрадки в мягком или твёрдом переплёте. Руки так и чешутся листать её по десять раз на день. А всё, наверно, потому что люди здесь несчастны, ведь любая одержимость – это проявление несостоявшейся, потраченной в пустую жизни, когда скорее выписаться проще, нежели найти кого-то по душе.

Я очень наблюдательна и уже давно заметила, что у каждой третьей есть какие-нибудь тайны. Носительница собственного груза ежедневно сбрасывает внутреннюю тяжесть в эту драгоценную тетрадь, не подозревая, что у этих записей нет будущего. А ещё это женское дело – верное и легкомысленное – за которым, если хорошо пронаблюдать, в основном застанешь представительниц слабого пола. Просто они лучше понимают прелесть одиночества, чего не скажешь про мужчин, которые считают себя немногословными, а сами чешут языками без продыху, стоит им зайти в трактир или встретиться с друзьями на углу двух главных улиц. Теперь дневник я смело называю женским увлечением, хотя до этого я долго не могла понять нездоровую привязанность к нему. Я считала это первым признаком безумия, но потом и меня захлестнул водоворот здешней жизни, и я пополнила ряды местных обывательниц.

Везде сидят задумчивые лица с устремлёнными вниз глазами, а руки что-то непрерывно строчат, и ничего их не волнует, кроме как быстрее записать нахлынувшую мысль. Не это ли спасение – возможность выписаться, словно выговориться о наболевшем. И место это кажется таинственным. Ты погружён в себя. Ты – оболочка. Всё сокровенное внутри и неподвластно ни какому глазу, и ты не думаешь о том, что кто-то где-то смотрит на тебя и жаждет заглянуть в твоё пространство.

***

Меня зовут Сильвестра Джолиер, сокращённо Сильвия, а ещё короче Си. Фамилия моего отца нетипичная для этих мест, и мне пришлось взять девичью фамилию матери. Я вынесла урок из детства, когда меня дразнили в школе, а учителя были придирчивы лишь только потому, что мой отец иммигрант. К сожалению, ещё не настали те времена, когда никто не смел бы разделять людей по их происхождению. Местные хоть и были терпеливы к чужакам, но относились к ним с негодованием, как были, так и остались обозлёнными, неотёсанными дикарями, разделившимися на своих и чужих.

В большом городе всё обстояло немного иначе. Прежде всего, по приезду нужно было пройти в специальное ведомство по месту проживания и там отметиться. Это касалось всех приезжих без исключения. На руки сразу выдавали документ, ненавистный многим новичкам, где были указаны имя, фамилия, дата рождения, цель приезда и фактический адрес. Эту сложенную пополам бумажку нужно было обязательно носить с собой, как подтверждение своей никчёмной личности. Иногда казалось, что её вручали для того, чтобы лишний раз тебе напомнить, из какой дыры ты выполз. Возможно, таким образом городские власти пытались контролировать наплыв людей, пресечь его им всё равно не удавалось. Многие бежали от унынья и безденежья из деревень и мелких городов туда, где жизнь им только казалась красивой, а на самом деле их ждало отчаянье, сжирала безработица, и в итоге наступала нищета, постепенно превратившая их в отбросы общества.

Бедные районы дальше расползались, как чума, вытесняя богачей всё ближе к центру города. Доверчивые жертвы собственных надежд, жившие в плену своих иллюзий, наталкивались на враждебные умы, грозившиеся выставить их при любой возможности за дверь. Они, лишённые всего и даже чести, увядали безнадёжно в разочарованиях, начинали винить других в своих несчастьях, позабыв о том, что привезли с собою бедность, поглотившую прослойки населения, которые до этого держались на плаву.

Мне девятнадцать. Характер склочный и напористый. Люблю добиваться намеченных целей, придерживаясь каверзного взгляда, что на войне все средства хороши. В жизни слишком много подлости, вранья, несправедливости. Я это уяснила в очень раннем возрасте, когда к нам в дом пришли подтянутые дяденьки в мундирах, с порога обвинив моего отца в том, чего он не делал. Его могло спасти благоприятное стеченье обстоятельств или чудо, которое незамедлительно свершилось, когда напыщенные офицеры с барскими замашками, как по мановению волшебной палочки, величавым топотом отбыли восвояси. «Последовало приказанье свыше отца не трогать. Он невиновен», – так говорила мама, кратко и невдумчиво. «Чёрт знает что», – подумалось мне в тот момент, когда я представила, какого это жить как на пороховой бочке, – и днём и ночью ждать подвоха с неизвестной стороны. С той самой секунды, когда всё моё нутро вкусило грозность офицерских взглядов, я научилась направлять свой страх и уязвимость в стойкость и решительность и занялась осуществлением своей мечты.

Достигнув совершеннолетия, как это и предполагалось в юном возрасте, я выпорхнула из родительского гнезда, завязала первые знакомства и встретила Антуанет Дюрэ. Всё складывалось самым лучшим образом. Такая же студентка, как и я, сбежавшая от излишне опекающих родителей в столицу, искала постоянное жильё. Нас свело стремление к свободной жизни. Мы быстро подружились и часто проводили время вместе. Нам повезло наткнуться на сговорчивую пожилую женщину с наименьшими запросами. Она любезно предложила нам свой дом в предместье города за очень низкую оплату. Жить в центре было очень дорого, а домик подвернулся даже кстати.

Олд-Пардингем – город славы и надежды – для одних предел мечтаний, для других крысиная дыра, но я лично не встречала человека, презиравшего это место. Для меня этот город стал источником вдохновения, откуда я черпала безумные идеи, жила фантазиями и рассчитывала только на себя. Год назад я поступила на бюджет в школу танца при Национальной академии искусств. Там учиться было дорого, но зато престижно. Я возложила все свои надежды на стипендию, без чего моя мечта бы не осуществилась.

Для вступительных экзаменов не требовалась никакой особой подготовки, и все желающие возрастом до двадцати трёх лет могли испытать свои силы. Отбор, конечно же, был жёсткий, мест катастрофически не хватало, и число отвергнутых росло, но мне повезло. Фортуна, вообще, мне всегда улыбалась, хоть одного таланта было мало, чтобы покорить жюри, нужны были ещё и связи. Стипендии и денег, дружно сцеженных всей семьёй, мне хватало на учёбу и на жизнь, но без излишеств, зато я научилась проживать на минимум в месяц и знала, где можно было дёшево поживиться вкусными деликатесами и получить бесплатную еду, включая овощи и фрукты.

Аннет училась на историческом факультете археологического института, а в свободное время подрабатывала у себя на кафедре. Обучение было платное, но она находилась в лучшем финансовом положении, чем я, и могла себе это позволить. Мне иногда было обидно за саму себя, но не завистно. Зато я наслаждалась свободным временем, пока она усердно трудилась. Ей было некогда скучать, да и деньги особо не на что не тратила, а копила на учёбу и свой будущий дом. Родившись в семье чистокровных французов, прибывших в Олд-Пардингем задолго до её рождения, она считала себя истинной француженкой и бегло говорила по-французски, и этим очень гордилась.

В один прекрасный знойный день, чем баловал нас этот пасмурный дождливый город крайне редко, мы торопились, но не на лекции и даже не в Opera House, куда любила иногда захаживать Аннет, будучи завзятой почитательницей оперы, а в школу верховой езды. Спустя год после переезда в новый неизведанный город, полный новизны и соблазна, мне удалось обзавестись интересными друзьями и найти себе хобби. Я немного увлекалась лошадьми, и езда верхом показалась мне занятным всесторонне развивающим занятием. После нескольких пробных уроков я быстро вошла во вкус и начала относиться к этому серьёзно. Аннет, глядя на меня, – на то, как я старалась быть в прекрасной форме, – решила также заниматься спортом. Она мигом загорелась подтянуть фигуру и примкнула быстренько ко мне. При том, что раньше она никогда не интересовалась лошадьми, но с недавних пор их почему-то тоже полюбила.