– Наконец. Пойдём скорее. Уже время, – фыркнула Аннет, поглядывая нервно на часы.

– Что ты так долго делала в комнате? – спросила она с натянутой улыбкой человека, измученного долгим ожиданием.

– Ничего. – Я нетерпеливо схватила сумку и рванула к двери.

– Ничего?! – гневно возмутилась Аннет. – Я уже битый час тебя жду! Совести у тебя нет! – Она продолжала грозно причитать, возмущаться и махать руками во все стороны.

– Ты опять возилась с дневником, не правда ли? – тараторила она без умолку. Её голос дребезжал и прерывался от быстрого шага. – Поправь меня, если я не права. – Она продолжала галдеть и бешено дышать мне в спину. – По-моему, ты слишком много времени проводишь со своей тетрадкой.

«И ты туда же». – Я вспомнила, что мама мне на днях твердила тоже самое, но, в отличии от мягкой доброй матери, Аннет выводила меня из себя, и я чувствовала, что вот-вот сорвусь на крик, но каким-то дивом моя сдержанность не давала гневу выйти из границ дозволенного.

– Я не собираюсь распинаться и доказывать тебе, как много значит для меня дневник, – говорила я спокойным тоном. – И к чему весь этот разговор, не понимаю?

– С тех самых пор как появился у тебя дневник, ты никого вокруг себя не замечаешь.

– Мне по-другому скучно, а с ним я коротаю время. Учёбы, дома и

верховой езды мне мало для нормальной жизни. Иногда мне кажется, что я как будто на распутье и не знаю, кто я и чего хочу. И это только половина всех моих тревог, – доходчиво пояснила я, приоткрыв завесу тайны над своей текущей ситуацией.

– Глупости! – воскликнула Аннет и по ступеням спустилась в подземку.

– Может, в скором времени я напишу роман, а дневник возьму как за основу мемуаров, – прокричала я ей вдогонку и не сразу заметила, как обернулись люди и с головы до ног окинули меня оценивающим взглядом. Кто-то даже желчно усмехнулся.

– Ты, конечно, извини, – прошипела едким шепотком Аннет, как только я с ней поравнялась, – но о каком романе может идти речь, если ты скулишь о скучной жизни. – Она демонстративно хохотнула. – Я вот не пойму, чего ты хочешь? У тебя отличная фигура, смазливое лицо и в престижной школе учишься. Тебе вообще не нужно беспокоиться – только пальцами щелкни, и весь мир у твоих ног. Ты как будто бы ослепла. – У меня перед глазами замаячила её рука.  – Прозрей и стань хотя бы чуточку благодарной. Ещё пару годиков и выпустишься, а там найдёшь работу в каком-нибудь известном коллективе и, глядишь, станешь знаменитой, подцепишь состоятельного хахаля и будешь как сыр в масле кататься. Ну, как тебе такой сценарий твоей жизни? Не правда ли, поинтересней будет, чем этот бесполезный разговор о скуке. Утомляет. – Аннет передохнула и хмуро покачала головой. – Ты саму себя лишаешь стольких возможностей. Будь я на твоё месте, занялась бы чем-нибудь полезным.

– Например? – Я с трудом сглотнула и растерянно прибавила:

– Ну ты мне и напророчила, подруга. Я теперь в каком-то замешательстве. Прям не знаю, что сказать. – Мне понадобилось несколько минут, чтобы как-нибудь по-быстрому переварить её слова. Между нами воцарилась тишина, покуда я её сама и не нарушила:

– То, о чём ты прямо заявила, в высшей степени неосторожно. Ты приписала мне крутой изворот событий, но в чём моя заслуга? Лишь только в том, что я смазлива? Нет. С этим ты поторопилось, но я тебя ни в коем случае не упрекаю и не виню за это. Я искренне ценю твою открытость. – Я говорила с ней официальным тоном. Она скривилась и взглянула на меня из-подо лба. – Ну вот, ты снова за своё. – Я нервно облизнула губы. – Давай без этих косых взглядов и намёков на обиду. Это правда. Я действительно ценю твою чистосердечность. Ни каждый может смело говорить, что думает, а ты умеешь и бьёшь прямо в точку. Вот только одного я не пойму, в твоих словах звучали пафос и заносчивость, как будто тебя кто-то ущемляет.

Аннет отвела глаза в сторону и сделала отсутствующий вид.

– Ну вот, опять. Ты всё равно меня не слышишь, а я уже устала повторять, что всем сыта по горло, а мне бы новых ощущений. – Я почувствовала свежий прилив сил, и второе дыхание открылось.

– Ты меня пугаешь, – обеспокоенно произнесла Аннет и заговорила о погоде – безвредный отвлекающий манёвр, когда попахивало жаренным.

– Возможно, это всего лишь плод моего воображения, и я себя сейчас так чувствую, – в шутку отозвалась я, заподозрив лёгкое недоумение в её глазах. Уже в который раз я ловила себя на мысли, что мне следовало раньше отступать, а не посвящать её в свои секреты.

– Ну да, а завтра снова будет всё по-старому, – заметила Аннет и приумолкла, хотя рот у неё никогда не закрывался – что на уме, то и на языке – и, чтобы замолчать, ей нужно было впасть в оцепенение, раздосадоваться и надуться, на худой конец.

2

Мы продолжали медленно трястись в метро. Снаружи стояла аномальная жара, несвойственная для этих мест в это время года. Мы жили в городе дождей и сырости и были этим, в общем-то, довольны. Для нас солнце было самым настоящим чудом. Весь город ликовал, когда яркий раскалённый жёлтый диск вздымался высоко в небе, усердно освещал и прогревал отсыревшие, долго пребывавшие без солнечного света улицы.

Школа верховой езды находилась в сорока минутах езды от нашего дома, но в этот раз мы добирались час, потому что заболтались и пропустили остановку, на которой пересаживались на другой маршрут. К счастью, мы сразу опомнились, и нам пришлось немного проехать обратно, на что ушло дополнительных двадцать минут.

– 

Я люблю подземку, потому что здесь не жарко, – воодушевлённо произнесла Аннет.

– 

А я ненавижу эти тесные неудобные вагоны. Здесь невыносимо спёртый воздух. Уж как по мне, так лучше конный экипаж или машина. Там открываются окна, и можно проветрить.

Мой ответ показался мне немного грубым, но лицо Аннет не исказилось, и на нём не появилось ни одной морщинки. Она смотрела прямо перед собой, глаза были слегка опущены, а в мутном взгляде блуждала лёгкая задумчивость.

– Мы так усердно обсуждали мою жизнь, давай теперь и о тебе поговорим, – сказала я и пнула её в бок.

– 

Что? – Аннет опомнилась, села ровно и ухом потянулась ко мне. – Прости, что ты сказала? Кажется, я не расслышала.

– 

Как дела в институте? – спросила я и пристально взглянула на неё. Казалось, что она витала где-то в облаках.

Аннет равнодушно пожала плечами.

– 

В институте всё по-старому, – тяжело вздохнула она.

– 

И нет ничего нового?

– 

А что именно ты хочешь знать? – спросила она скучным безразличным голосом. – Ну, например, недавно учёными-языковедами, – продолжила она всё так же монотонно и протяжно говорить, – была установлена новая форма словообразований, и результат исследований показал, что в древнеанглийском языке слова…, – она запнулась и опять ушла в себя.

– 

Слова…? – быстро подхватила я и вперила круглые от удивления глаза в её невозмутимо-отрешённое лицо.

– Я потеряла мысль. Извини.

– Ты сегодня какая-то рассеянная. На тебя это совсем не похоже.

– Археологи нашли таблички, очень старые. – Она опять включилась. – На них нацарапан какой-то текст, и мне доверили перевести его под руководством заведующего кафедрой. Очень умный человек. Вот я и думаю, когда заняться переводом. Последнее время у меня столько дел накопилась – голова кругом. Не знаю, за что браться.

– Я бы взялась за таблички. Мне бы не терпелось разобраться в этих надписях. А вдруг нам предки завещали что-то очень важное, и всплывёт какая-нибудь истина, о которой мы до сих пор не знали.

«Фантазии доверчивой студентки», – подумала Аннет. Она увидела, что я обрадовалась этой новости, и незамедлительно прибавила:

– Я смогу подзаработать. – Её распирало от гордости, и она заметно оживилась, глядя на восторг в моих глазах.