Князь Моймир склоняется перед Арпадом и признает подчинение Великой Моравии венграм. С картины М. Мункачи

И из этого письма, и из фульдских летописей видно, что до 899 г. Моймир II еще не терял надежды на благоприятный исход дел: он обращался к папе, просил его о высылке епископов для устройства страны, вошел даже в сношения с уграми и нанимал их в военную службу, имел еще силу поддерживать немецкого маркграфского сына в его стремлениях утвердиться в марке; главного врага он видел в немцах. И действительно, занятый и ослабляемый вторжениями немцев (898–901 гг.), он не мог ни сделать приготовлений, ни выставить достаточной силы против угров.

После вторжения в Паннонию в 894 г. угры до 900 г. не имеют столкновений со славянами; может быть, Моймир уступкой некоторых областей принужден был купить у них мир, чтобы выдержать внутреннюю борьбу с немецкой партией и потом внешнюю с баварцами. Возвратившись из похода на Италию, угры отправляют в Регенсбург посольство ко двору Людовика Дитяти; но предложения их не были приняты. Тогда двумя отрядами идут они на Паннонию и Восточную марку; один отряд опустошил Паннонию, другой прошел Баварией до Энжи. Герцог Люитпольд, могущественный маркграф всех славянских марок в то время, поспешил навстречу врагу и разбил его на левом берегу Дуная. Повторяется постепенный и сильный напор угров на Моравию и Паннонию; они осаживаются в Хорутании в 901 г., от Тиссы доходят до Моравы, и вскоре затем имя Моравии бесследно пропадает из летописей. Не сохранилось известий, что предпринимал против угров князь Моймир, не знаем даже, когда угры одержали над ним решительную победу. Есть основания думать, что общая опасность от угров сблизила немцев и славян, что моравский князь пал в той же битве с уграми, в которой и герцог Люитпольд. Из тогдашних людей только герцог Люитпольд понимал всю опасность угорского соседства. После сражения с уграми в 900 г. он сейчас же приступает к сооружению крепости на Энже – Энсбурга, делается опекуном короля Людовика; другой королевский родственник, граф Сигхарт, строит крепость Эберсберг на Инне. Но многие не думали о грозящей опасности; при дворе заняты были соперничеством и распрями, Людовик разбирал ссоры и мирил своих любимцев. Набеги угорские как будто нисколько не изменили существующего порядка: на Дунае все еще происходила живая и деятельная торговля. Король Людовик по жалобам баварских епископов, аббатов и графов на незаконные притеснения относительно таможенной пошлины поручил маркграфу Арибо с другими чиновниками Восточной марки исследовать это дело. Королевскими поверенными были архиепископ Титмар, епископ Бурхард и граф Оттокар. На собрании в Раффельштеттине они наводили справки о том, какие были пошлины на Дунае со времени Людовика Немецкого до Арнульфа, ибо обычная дань и должна была сделаться законной. Раффельштеттинский торговый договор, любопытный вообще для истории торговли и производительности в придунайских странах, показывает, что между 903 (смертью епископа Рихара Пасовского) и 907 гг. (большой угорской битвой) Дунай был открыт для свободной торговли немцам и славянам и что между теми и другими были тогда мирные отношения.

Баварцы сделали непростительную ошибку, вооружившую угров и ускорившую кровавую развязку. Они пригласили к себе на пир начальников угорских и умертвили их. В 907 г. произошла ужасная битва немцев с уграми; об отдельной битве их с мораванами не упоминается в летописях. Остается предполагать, что там же, где пал цвет немецкого дворянства и духовенства, там же и мораване оставили свои лучшие силы, потерпев полное поражение[130]. Самостоятельность Моравии пала, население ее весьма ослаблено, угры заняли всю ее территорию. «По смерти Святополка… угры совершенно истребили мораван, заняли страну их и владеют ею до настоящего времени», – писал Константин Порфирородный; одна часть населения, пережившего этот погром, разбежалась по соседним странам, особенно к болгарам, туркам и хорватам.

Собирание чешской земли[131]

Чехия не сразу явилась цельным, единым государством, управляемым князьями Пржемысловцами. Первоначальная внутренняя история Чехии представляет, насколько можно судить по местным источникам, ту существенную особенность, что одни из ее частей стремились к самостоятельности и независимости, другие насильно или по договору притягивались к одному центру – старой области князей рода Пржемыслова. Чужеземные летописцы отмечали лишь внешние явления жизни славянских государств, и притом только те из них, которые вели к столкновению славян с иностранцами; внутренние же события, упорная и продолжительная работа, подготовлявшая их и совершавшаяся на почве славянских народов, были ими или недосмотрены, или оставлены без внимания. Мы уже имели случай убедиться, как неполна, непонятна и в скольких предположениях нуждается лишь на иностранных источниках основанная история государства Моравского. Несколько счастливее в этом отношении, что касается до занимающей нас эпохи, народ чешский. Кроме иностранных летописей, гораздо более численных, чем для истории Моравии, сохранились еще для истории Чехии свидетельства местные. Понятно, что при пособии этих последних источников сведения наши могут быть полнее и изложение отчетливее. Предметом первой главы будет рассказ о том, каким образом отдельные части Чехии мало-помалу сливались в одну государственную единицу. Она должна служить дополнением к истории Моравии, так как об объединении Моравии не сохранилось никаких известий, да и вообще многие явления моравской жизни могут быть объяснены только сравнением их с подобными же явлениями у других славянских народов.

Признанные достоверно славянскими археологические культуры V–VI вв. н. э.

Каждое славянское государство постепенно слагалось из весьма мелких частей: родов, общин, колен, первоначально живших самостоятельно. Эпоха родового быта кроется в глубокой древности, следы общинного устройства видны в древних юридических памятниках славянского племени. Роды и общины, сливаясь, образуют одно государство, один народ. В IX в. Чехия разделена была на множество колен, из которых каждое имело своего старшину, стремилось к достижению собственных выгод и представляло отдельное, в себе замкнутое целое. Древнее устройство общественной славянской жизни предполагает отдельного представителя не только в каждом славянском колене, но и представителей или старшин в каждом роде и семье, входящих в состав его. «Всякий управляет своей челядью… а если умрет глава рода, дети… выбирают себе из роду владыку». Родовой старшина заправлял внутренними делами рода, заботился о его благосостоянии и сохранении его прав в отношениях с другими родами; платил подати, ходил в общественные собрания и имел голос за весь свой род. Когда при размножении членов рода забылась между ними родовая связь, тогда произошла община, представлявшая тоже как бы одно целое, владевшее известной собственностью, имевшее своего представителя. Таковы были известные в IX веке жупы и представители их – жупаны, подчиненные князю и управлявшие, в зависимости от него, своей жупой. Все общественное устройство Чехии времени князей Пржемысловцев основывалось главным образом на разделении земли на жупы или краи. Оно не обусловливалось, однако, волей князя, но было стародавне, как плод самой жизни славянской. Каждое колено, образовавшее чешский народ, заключало в себе несколько жуп, смотря по численности его, и каждая жупа имела свой отдельный жупный город и свое управление. Весьма вероятно, что не все колена в одно и то же время поселились в Чехии[132]. Некоторые из них, заняв лучшие и плодороднейшие местности, должны были скоро усилиться и оказать влияние на соседей, пользовавшихся менее благоприятными условиями.