— Я так и сделаю, — отозвалась я.

— Ты не умеешь.

— С чего это ты решил, что не умею? Все я умею.

А в следующую секунду этот нахал схватил меня за талию и перебросил через плечо, чем вызвал невероятную волну возмущения.

— А ну отпусти меня, я буду кричать! — пригрозила я.

— Кричи, пожалуйста, но если ничего не сделать в течение нескольких минут, будет заражение крови.

Дома Тимур усадил меня на диван, а сам пошел за аптечкой. Я смогла разглядеть его интерьер: письменный столик, телевизор, маленькое окошко. Все очень просто, и в то же время со вкусом. Только вот света мало: и обои темные, и окно слишком маленькое. Странное ощущение создается… пустоты.

Не сказав ни слова, он присел передо мной на колено и снова направил изучающий взгляд на рану.

— Сейчас будет больно, — предупредил он, и очень аккуратно, пинцетом, достал осколок.

Действительно больно, поэтому, чтобы не крикнуть, стиснула зубы и сжала губы.

— Мм-м, смелая девочка.

Следом на рану полилась вода, а после какая — то полупрозрачная мазь. Я не могла не спросить:

— Ты с такой профессиональной точностью доставал этот осколок. Откуда ты так умеешь?

Снова усмешка и короткое:

— Я врач.

Мне так захотелось сказать, что я тоже, правда, будущий. Но в последний момент поняла, что в данной ситуации выглядело бы это очень глупо, учитывая то, что я так не умею. Ладно, мне простительно, я ведь только буду учиться.

Последней манипуляцией было то, что он перевязал мне руку бинтом. Я старалась внимательно наблюдать за его действиями и тем, с какой врачебной точностью и аккуратностью он это делал. Мне ведь тоже предстоит учиться всему этому.

— Насчет этого случая с поцелуем, — начал он тему, к которой мне совершенно не хотелось бы возвращаться, — я прошу прощения, не сдержался. Не знаю, что это было.

На меня он подчеркнуто не смотрел. А мне вдруг подумалось, что этот человек не такой уж и плохой, даже прощение попросил, как ни странно. Мой ответ последовал тотчас:

— Хорошо, прощаю, — небольшая пауза, — но только на первый раз. Надеюсь, такого не повторится, — я улыбнулась.

— Разумеется, — также, улыбкой ответил он.

— И да, спасибо за помощь. Честно признать, сама я действительно не представляю, как обрабатывать такого рода раны.

— Ну, на то и нужен врач, — не продолжая улыбаться, взглянул мне в глаза Тимур.

Я тоже подняла, наконец, взгляд от своей несчастной руки, и встретилась с его, черными и проницательными глазами. И так и застыла, не в силах отвести глаза или пошевелиться.

«Эта легкая щетинка на висках, ямочки на щеках, когда он улыбается, а какие красивые губы! Так и хочется их лизнуть», — я поймала себя на этих мыслях и невольно содрогнулась, отчетливо понимая, что мы слишком долго пристально смотрим друг на друга, а я… я откровенно рассматриваю его лицо, каждый изгиб, каждую черту. Что же это со мной, с чего это меня, никогда не думающую о подобном, вдруг стали обуревать такие мысли. Да и он находится слишком близко, недопустимо близко.

— Мне, пожалуй, пора, — я поднялась с дивана, — еще раз спасибо.

Тимур ничего не ответил, также вставая с колена. Но немного погодя, когда я направилась к двери, будто спохватившись, выдал:

— Ты просила вернуть записку, — из тумбочки он достал этот маленький листочек бумаги, — держи.

— Эм, да, спасибо, — немного растерявшись, сказала я, потому что о записке я уже и не думала.

Когда я шла по улице, то размышляла о том, что сказать бабушке по поводу того, почему у меня перевязана рука, и кто, собственно, перевязал ее. А еще я понять не могла, что нужно этой девушке от меня, и как могло произойти такое, что видела я ее не только наяву, но и во сне? Это же невозможно, это же полный абсурд. И это мое ночное путешествие, от воспоминания о котором все внутри холодеет. Что — то совсем этим не так, а вот разбираться что именно, как — то совсем уж не хочется.

Бабушка сидела на кухне и пила чай, судя по всему, ее пациентка уже уехала. Прятать руку за спиной и попытаться что — то скрывать, не имело бы никакого смысла. Это же моя бабушка, она обо всем все равно догадается. Я не ошиблась:

— Ох, детка, что у тебя с рукой?

Врать тоже смысла не имело, поэтому:

— Я упала на осколок в лесу.

— Ты ходила в лес?

— Недалеко, просто решила пройтись.

— А кто руку перевязал?

— Тимур. Я встретила его, когда возвращалась домой.

— Я же говорила тебе с ним не связываться.

Впрочем, я подозревала, что она это скажет, именно поэтому заранее подготовила ответ:

— По — моему, — уверенно сказала я, — не такой он и ужасный, — и сама не веря в то, что говорю, добавила: — даже прощение попросил и записку мою вернул.

— Что за записка?

— Ой, бабуль, длинная история, — отмахнулась я.

— И все же прошу, не общайся с ним.

Здесь я не смогла промолчать и не задать еще один интересующий меня вопрос:

— Ты скажешь, почему? Я, конечно, понимаю, он бывает очень груб, но…

— Да не в этом дело, — отрезала бабушка.

И тут я вообще не могла сдержаться:

— А в чем же тогда? Может, расскажешь.

— Понимаешь, я…, - она немного замялась и начала крутить чашку чая в руках, — я слышала о нем не очень приятные вещи.

— Что ты имеешь в виду? — стало очень любопытно.

— Когда я была в городе, у вас с родителями в гостях, — начала рассказ бабушка, — то познакомилась с одной женщиной. И как — то мы с ней разговорились, и случайно затронули тему современной молодежи.

Я тяжело вздохнула, а бабушка продолжила:

— Ну и вот, рассказала она мне про своего соседа Тимура. Что он кобелина еще тот, каждую ночь водит к себе разных девушек, а за стеной, в его квартире, слышатся звуки характерные. Утром — то девчонки эти сразу уходят, а соседка в глазок все видит — то.

— Бабуль, — я широко улыбнулась, — какая мне разница, сколько у него девчонок и как часто он их меняет, я же не собираюсь замуж за него.

Рассказ бабушки вызывал улыбку. Неужели она подумала, что он мне нравится или, Боже упаси, я влюбилась в него? Но вот вопрос, который всплыл моментально, я решила озвучить сразу:

— А с чего ты вообще взяла, что это именно тот Тимур? Мало ли всяких… — я осеклась, — с таким именем. К тому же, по твоим словам, тот в городе, а этот в деревне.

— Кто его знает, — пожала плечами бабушка, — может, переехал, — но я сомневаюсь, что это другой Тимур, потому что та женщина сказала мне еще фамилию своего соседа, а я отчетливо помню: Тимур Соколов.

На какой — то миг у меня затаилось дыхание и я, собравшись идти в ванную, остановилась на полпути, а затем медленно, очень медленно обернулась. «Соколов, Соколов, Соколов», почему — то крутилось в голове. В памяти всплыли инициалы того парня на памятнике: Артур Соколов. Получается они родственники? Тимур и мужчина, по рассказу тети Сони, разбившийся на машине относительно недавно? Хотя фамилия не такая уж редкая. Всякое может быть: однофамильцы, возможно.

— Детка, все нормально? Ты побледнела.

А даже если и родственники, что в этом такого? Вот именно, ничего необычного. Отчего же тогда в груди все так сжалось, а по спине пробежался холодок. Будто само подсознание подсказывало, что не все так просто.

— Алиса, ты слышишь меня?!

И тут я подняла на бабушку глаза. Такое чувство, что очнулась от чего — то.

— Да, бабуль, слышу. Я просто устала.

— Иди, приляг, легче станет.

Что ж, я так и сделала. А в голове все крутились непонятные мысли, а потом… потом я заснула.

Под ногами ощущалась мягкая, влажная травка, как утром, после росы. Я шла под могучими кронами деревьев, создававшими тень. Солнце светило ярко, прямо в глаза, и было так легко, так хорошо… Но на небо резко набежали тучи, заморосил дождик, сначала мелкий, а потом и вовсе, настоящий ливень. И лес перестал быть таким красивым и привлекательным, теперь он таил в себе какую — то тайну, опасную загадку. Я не заметила, как вышла на дорогу, размытую от дождя, за невероятно короткое время. Стоя на обочине, вглядывалась сквозь пелену дождя, но разглядеть все равно ничего не удавалось. Я отчетливо видела фигуры на другой стороне, но вот понять, кем именно были те люди, не могла. И вдруг, сама того не понимая, решительным шагом стала переходить дорогу, шаг за шагом приближаясь к незнакомцам. Теперь — то видно было, что их двое: мужчина и женщина. Он так бережно обнимает ее, а она глядит полным любви и доверия взглядом, но этот взгляд меняется, когда она поворачивает голову в мою сторону. Глаза наполнились тревогой, болью и неизбежностью, а затем, одними губами она прошептала: «Помоги».