Мало у каких полицейских организаций имелись собственные разведывательные службы, но Нью-Йорку, с его бурной политической жизнью, просто необходимы были подобные подразделения. Разведывательный отдел Департамента полиции Нью-Йорка был создан в двадцатых годах, во время так называемой «красной опасности». Его сотрудники охотились за местными коммунистами, а тем даже нравилось, что ими занимается полиция. Больше на них никто не обращал внимания, ну разве что ФБР.

За многие годы деятельность отдела изменилась, и в настоящее время разведчики недолюбливали сотрудников ОАС, считая их конкурентами. Однако Майк О'Лири заверил присутствующих, что его организация будет самым тесным образом сотрудничать с нами. Но я-то нутром чуял, что если его люди ухватятся за какую-то ниточку, то мы об этом никогда не услышим. Правда, если быть честным до конца, если за ниточку ухватится ФБР, то и О'Лири никогда не услышит об этом.

Лейтенант О'Лири благословил нас всех и сел. Ирландцы еще те болтуны. В том смысле, что вы знаете, что они лгут, они знают, что вы знаете о том, что они лгут, однако продолжают лгать с такой убедительностью и энергией, что некоторые даже начинают им верить.

Следующей была очередь Роберта Моуди, начальника отдела детективов Департамента полиции Нью-Йорка. Он сказал:

— Мои детективы будут держать глаза и уши открытыми, хотя v них полно и своих дел, но я уверяю вас, что четыре тысячи мужчин и женщин будут постоянно носить с собой фотографию предполагаемого преступника, а все, что выяснят, они тут же сообщат в оперативный штаб.

Я подумал, что и этот парень несет чушь.

Свое выступление Моуди закончил словами:

— Если он находится в одном из пяти районов Нью-Йорка, то у нас есть хороший шанс узнать об этом, и мы его возьмем.

Подтекст этих слов был таков: мы утрем нос федералам и возьмем Халила, а они узнают об этом из утренних газет.

Капитан Штейн поблагодарил Моуди и добавил:

— Я также получил заверения комиссара полиции в том, что перед выходом на дежурство все полицейские в штатском будут проходить инструктаж. Сегодня комиссар проводит совещание со всеми начальниками полиции соседних округов и городов с целью заручиться их поддержкой. А это означает, что свыше семидесяти тысяч представителей правоохранительных органов будут заняты поисками одного человека. Предстоит самая крупная в истории Нью-Йорка охота на преступника. Основное внимание мы уделим ближневосточным общинам. — С этими словами капитан Штейн передал слово Габриелю Хейтаму.

Тот встал и оглядел зал. Будучи единственным из присутствующих арабом и мусульманином, он мог бы слегка свихнуться от всех этих разговоров, но после многих лет работы в отделе разведки Департамента полиции Нью-Йорка, а затем в ОАС, сержант Габриель Хейтам оставался невозмутимым. Помню, он как-то сказал мне: «Мое настоящее имя Джабраил, но никому не говори об этом. Я называю себя Габриель, потому что хочу сойти за протестанта англосаксонского происхождения».

Мне нравился этот парень, обладавший чувством юмора, а Габриелю просто необходимы были хорошее чувство юмора и чувство уверенности в себе, чтобы делать то, что он делал. Я хочу сказать, что не так уж трудно быть арабо-американцем в Нью-Йорке, однако надо обладать большим мужеством, чтобы быть арабо-американским мусульманином и работать в Ближневосточном отделе ОАС. Интересно, что Габриель говорит своим единоверцам в мечети? Что-то вроде: «Привет, Абдулла, я прошлой ночью арестовал двух арабов». Маловероятно.

Сержант Хейтам руководил подразделениями наружного наблюдения, детективами из Департамента полиции Нью-Йорка, прикомандированными к ОАС, которые выполняли сложную работу, ведя наблюдения за подозреваемыми в связях с экстремистскими организациями. Его ребята сутками торчали возле домов, фотографировали, вели записи с помощью аппаратуры подслушивания, следовали за подозреваемыми на машинах, в метро, в поездах, в автобусах и пешком — то есть выполняли ту работу, которую не могло или не хотело выполнять ФБР. Работенка еще та, но это был насущный хлеб для Особого соединения. На все это тратилось много денег и времени, а ближневосточные общины не испытывали радости от того, что постоянно находятся под наблюдением. Но, как гласит пословица, «если ты не сделал ничего плохого, то и беспокоиться тебе не о чем».

Габриель проинформировал нас:

— В период между пятью часами вечера в субботу и настоящим моментом «наружка» отказалась от прикрытия и, что называется, прошерстила весь город. Нам удалось получить ордера на обыски, позволяющие перерыть все, за исключением спальни мэра. Мы допросили по месту жительства и по месту работы около восьмисот человек — гражданских лидеров, подозреваемых и даже религиозных мусульманских лидеров.

Я не смог удержаться от реплики:

— Если сегодня к полудню мы не получим заявления как минимум от двадцати адвокатов Арабской лиги защиты гражданских прав, значит, ты занимаешься не своим делом.

Все посмеялись над этой шуткой, даже Кейт, а Габриель ответил мне:

— Послушай, мы потрясли и адвокатов Арабской лиги. Теперь они для защиты своих прав нанимают еврейских адвокатов.

Снова все засмеялись, но на этот раз смех прозвучал более сдержанно. Честно говоря, шутка вышла довольно неуклюжей, но тонкий юмор вообще редко быстро доходит до того, кого он касается. На совещании присутствовали представители различных культур, и еще не выступал поляк, капитан Видрзински. У меня в запасе имелась отличная шутка относительно поляков, но я решил, что приберегу ее для следующего раза.

— Но должен сказать вам, что мы не обнаружили ни единой зацепки, — признался Габриель. — Ни малейшего проблеска. Не услышали даже обычной чепухи о том, что кто-то пытается подстроить обвинение против тестя. Никто не желает касаться этой темы. Но мы допросили еще около тысячи человек, в результате у нас есть еще около сотни мест, где следует устроить обыски. К некоторым мы возвращались и допрашивали их повторно. Ближневосточную общину как следует прижали. Да, возможно, мы и нарушили какие-то гражданские права, но об этом будем беспокоиться позже. — Он посмотрел на нас и добавил: — Во всяком случае, мы никого не пытали.

— Вашингтон, несомненно, оценит вашу сдержанность, — сухо заметил Кениг.

— Большинство этих людей приехали из тех стран, где полиция сначала избивает, а уж потом начинает задавать вопросы, — ответил ему Габриель. — Так что эти люди даже расстраиваются, если к ним не применяют легкого физического воздействия.

Кениг откашлялся.

— Думаю, нам нет необходимости выслушивать это. В любом случае, сержант, мы не должны…

Сержант Хейтам оборвал Кенига:

— В моргах нашего города лежат свыше трехсот трупов, и мы не знаем, сколько еще ожидать. А я не хочу видеть больше ни одного.

Кениг задумался, но ничего не сказал, а сержант сел на свое место.

В зале воцарилась тишина. Все, наверное, думали об одном и том же: о том, что сержант Габриель Хейтам умеет при работе со своими соплеменниками отбрасывать прочь религиозные соображения. Возможно, это и явилось одной из причин, по которой его взяли на эту работу. Да и вообще, он хорошо знал свое дело. Большинство успехов ОАС являлись результатом кропотливой работы парней из наружного наблюдения. А все остальное — работа с информаторами, зарубежные разведывательные источники, анонимные телефонные звонки, перевербованные агенты — не давало столько информации, сколько работа «наружки».

Капитан Видрзински из Портового управления поднялся и сообщил:

— Вся полиция Портового управления, все сборщики платы за проезд и прочий персонал на транспорте снабжены фотографиями Асада Халила, им объяснено, что на данный момент это самый разыскиваемый преступник.

В таких делах полиция Портового управления играла очень важную роль. Беглые преступники неизбежно сталкивались с билетными кассирами, сборщиками платы за проезд либо появлялись на железнодорожных и автовокзалах или в аэропортах. Поэтому очень важно, чтобы персонал Портового управления был начеку.