– Они слушают, да? – шепнул Первый, чувствуя себя совсем глупо.

И куда подевалась вся его проницательность и тонкий расчёт? Ханни вновь одарила его леденяще-милой улыбкой.

– Думаю, да. И тот мальчик у двери – только для виду. Чтобы мы от не́го шифровались. А вообще он – так… Официант, администратор зала и охранник в одном лице. Думаю, тут всё набито прослушкой. Маленький милый зал… Уютненько, не находишь?

Первый уткнулся в еду, чувствуя жар на щеках.

– Да расслабься… – ободряюще бросила Ханни. – Думаю, мы делаем как раз то, что им нужно. Зачем нас привели сюда? Зачем свели вместе? Ясно же, что не просто так…

– Это как большая тюрьма? Общая тюремная камера, да? Они хотят узнать, что случилось?

– Да не парься ты, говорю же! Ещё не понял? Им и так всё известно!

– К тебе тоже приходили с бумагами? Двое?

– Двое… Трое… Целая толпа! Уж не знала, куда деваться от них… Прям задрали!

– Что?

– Да ничего… Х-ха! Ознакомили меня с «заочным приговором». Что-то там о нарушении конституционных прав человека. И ещё так, по мелочи. Массовые пытки и казни… Не признали, что я тоже находилась под действием Препарата. Толь… Ай, ладно… В общем, предъявили мне ультиматум. Либо за решётку, а либо… И вот тут-то самое интересное…

Первый изогнул бровь.

– Предложили прикинуться больной? Ну… – он многозначительно прикоснулся к виску, зашуршав просторной рубашкой.

Ханни усмехнулась.

– Да как же!.. Говорю же, не поверили про Препарат!

– Но тогда… Они так и не сказали, кто они такие? Просто дали подписать странные бумаги?

– А ты, я вижу, шаришь… Ага. Только не всё так просто. Я читала бумаги. С виду там всё в порядке. Вроде как… наше дорогое правительство помещает меня сюда, в «частную трудовую колонию». Пожизненный рабочий контракт без оплаты труда. Круто, да?

Первый не ответил. До него со скрипом доходил смысл её слов. На автомате он доедал остатки обеда, механически пережёвывая пищу и запивая чаем. Ханни тоже орудовала вилкой, уминая за обе щеки. Первый вытер рот и руки салфеткой. Всё-таки дождавшись, когда официант с грязной посудой отойдёт подальше, спросил:

– Так ты не знаешь, у кого мы? Что-то опять начинается?..

– Похоже на то. Они называют себя «СЛОМ».

– Слом?!

– ИССЛ-ОМ, – раздражённо отчеканила Ханни. – Аббревиатура, разговорное сокращение… «Исследовательский лагерь опасных механизмов». Очень весело. Согласить, говорить «ИЛОМ» было бы совсем стрёмно.

– Чего?! – поперхнулся Первый. – Лагерь? Механизмов? Что за бред?

– Ага. Я тоже так подумала, но… Форма предприятия – акционерное общество. Это может означать что угодно. Возможно, нам вообще показали поддельные документы, распечатанные на цветном принтере. Может быть, нас похитили, вязли в плен… А может, и нет. Может, у них и правда контракт с правительством. Поэтому тут одни додики в форме…

– Додики? – не удержался Первый, прыснув от смеха. – Кто это?

Она не успела ответить, лишь сверкнула глазами. К столу тихо подошёл санитар, положив Первому руку на плечо. Значит, пора было закругляться с обедом. Тем более что разговор сполз в какое-то несерьёзное русло. Видимо, кто-то отдал приказ сворачивать этот балаган. Первый, глянув на Ханни, заметил, как забавно взмыли вверх её брови. Мол, хорошенького понемножку, ага? К ней тоже подошли, ну а Первого потянули в коридор.

Обратно их с Ханни вели разными переходами – может быть, даже в разные корпуса. Первый не слышал за спиной её шагов, да и окон так и не попалось по дороге. Первый укрепился в мысли, что это подземный этаж, и постарался запомнить все повороты и двери. Если верить Ханни, они с ней в самом начале пути. Им ещё предстоит всё узнать. А пока надо просто присматриваться ко всему и запоминать. И тогда в голове сформируется общая картина и план.

***

После этой встречи обед и ужин Первому приносили в палату, так что в тот день им с Ханни больше видеться не довелось. Потянулись унылые будни. Первый лежал в своей комнате и глядел в потолок, пытаясь систематизировать крохи недавних наблюдений. Но как он ни старался, всё не мог определить, где здесь спрятаны скрытые камеры, хоть и был совершенно уверен в том, что они есть.

Когда его привели сюда после встречи с Ханни, то выяснилось, что за время обеда в палате демонтировали все медицинские приборы. Больше не было ни кардиомонитора, ни аппарата искусственной вентиляции лёгких, ни центрифуг для экспресс-анализов, ни стоек для капельниц. Только дырочки остались в стенах от крепежа устройств да призрачные следы от ножек тяжёлых тумб на полу. А высокотехнологичную койку с фиксаторами в различных положениях заменили обычной одноместной, заправленной белым бельём и накрытой голубым покрывалом.

На кровать кто-то бросил пару рекламных журналов. В журналах были фото косметики и других «товаров по почте», но текст был настолько банальным, такого общего содержания, что Первому не удалось по нему что-либо определить. Номера телефонов с трёхзначным кодом впереди ничего ему не говорили. Печально, но именно сейчас подсознание его подвело, отказавшись выдать нужные данные. Первый пялился на фото глупо улыбающихся девок и парней, читал названия бесполезных товаров или просто лежал на койке, затаив дыхание: пытаясь расслышать хоть что-то, кроме шагов санитаров и лязганья столов на колёсах… Но ведь и это уже кое-что. Да, в своей палате он был единственным «больным», но по звукам заключил, что за стенами всё же ещё кто-то есть.

На следующий день его вновь повели в столовую. Санитар отомкнул дверь магнитным ключом, мягко выпроводив «пациента» из комнаты. И хоть отношение к нему здесь и чистая палата с удобствами разительно отличались от камеры с решёткой на базе Толя, и от Первого пока ничего не требовали, но в целом его положение можно было назвать заключением.

В столовой он опять встретил Ханни. Они ели и тихо, сдержанно обсуждали свои скудные новости. Затем они вновь расстались. Но Первого стали водить в столовую регулярно. Правда, порою он завтракал и обедал совсем в одиночестве, и тогда начинал беспокоиться. Но вот приходило время ужина, и за столиком его снова ждал пристальный взгляд синих глаз. Или наоборот: ужинал он один, а Ханни встречал уже утром. Тогда Первый понял, что ему дают её видеть не чаще одного раза в день. А сама она объяснила, что днём её водят на физиотерапию, чтобы вернуть подвижность только-только сросшимся пальцам. Скоро ей даже обещали разрешить посещать спортзал.

Это тоже было занятным фактом. Выходило, у загадочного СЛОМа тут целый спортивно-оздоровительный комплекс. Первый даже слегка расстроился – позавидовал Ханни, ведь его самого пока никуда не водили, кроме маленького обеденного зала. Но вскоре случилось и кое-что поинтереснее. В его комнату повесили электронные часы, выдали ему пластиковую ключ-карту от двери и объявили, что теперь он может свободно передвигаться по маршруту «палата – столовая». А в столовой произошло просто нечто. Там начали появляться новые люди.

***

Сначала с Ханни и Первым стал обедать один незнакомый парень. На вид он казался совсем ненамного старше Первого и внешне ничем не отличался от людей, которых Первый уже видел здесь и на базе Толя. Не отличался парень, как думал Первый, и от него самого. Хоть он ещё и не видел себя в зеркале целиком, а лишь замечал фрагменты отражений в блестящих поверхностях. Но он чувствовал, что всё именно так. Что парень – такой же, как он. Это было важным моментом. Кажется, это следовало назвать «этнической принадлежностью». Первый не был до конца уверен в значении этих слов, но они составляли часть анализа сложившейся картины. Относились к догадкам о том, где они с Ханни оказались. Хотя всё равно вариантов могло быть бессчётное множество. Первый знал географию мира только в очень абстрактных понятиях.

Они с Ханни, как это ни странно, поначалу прямо-таки не решались подсесть к новичку. Оглядывались на «боевого официанта», а тот едва заметно качал головой. Посещения парнем столовой тоже были хаотичными, как и встречи Первого с Ханни. Иногда Первый завтракал один, иногда обедал с Ханни, иногда ужинал в молчаливом соседстве незнакомца.