Снабженец. Виктор Петрович, вот бумаги вам на подпись.

Воронин. Какие?

Снабженец. Акт на списание труб и ваше заявление с просьбой продать их. Надо подписать их. (Кладет на стол бумаги.)

Воронин (читает бумаги). Слушай, что за ахинею ты тут понаписал? Какая-то автомашина проломила стенку склада, разбила сорок аккумуляторов, и они электролитом залили трубы. И все это надо списать. Что за вранье?

Снабженец (нагло). Вранье. А без вранья трубы стоят в двадцать раз дороже. Решайте.

Воронин (сжал челюсти, помедлил, вздохнул и подписал). Ладно.

Снабженец. Деньги внесите в кассу. Документы я туда передам.

Воронин сидит молча, глядя в одну точку. По одному входят сотрудники. Винокуров, начальник производственного отдела, несет две большие сумки с продуктами.

Винокуров. Виктор Петрович, все купил, как вы заказывали.

Воронин. Спасибо, выкладывай на стол.

На столе появились водка, хлеб, сало, зелень, помидоры, огурцы. Собралось восемь человек. Молча расселись, глядят на Воронина.

Воронин (наигранно-весело). Ну-ка, плесните немного в стаканы-то.

Разлили водку. Воронин встал, поднял свой стакан.

Воронин. Ну, так вот, мужики, собрал я вас, чтобы сказать: на пенсию иду, на заслуженный отдых. По новому постановлению, оказывается, льготу северную могу использовать. Дом в деревне купил. Буду заниматься сельским хозяйством, крестьянствовать. Выделили мне по льготной цене трубы (крякнул) и ЗИЛ-130. За машиной еду завтра в Мурманск. Приеду – распрощаемся официально. Банкет обещаю. Решение окончательное. Вопросы есть?

Трое присутствующих (одновременно). Есть.

Воронин. Тогда выпьем, закусим, и, что интересует, расскажу. (Через минуту-другую.) Ну, так спрашивайте.

Отодвинул папки на край стола, не рассчитал, и они упали на пол. Наклонился, поднял, лицо – свекольно-красное.

Винокуров. Виктор Петрович, а кем вы будете? Бедняком? Середняком? Кулаком?

Воронин. Чего-то ты ерунду какую-то несешь. Как это понять?

Винокуров. Понять просто. Кулаком – это значит использовать наемный труд, работников эксплуатировать. Середняком – самому хорошо работать, эффективно. Ну а бедняки – это, в основном, неудачники, пьяницы, еле себя кормят.

Большинство засмеялось, Воронин тоже хохотнул.

Воронин. Шутник ты, Винокуров. А резон в вопросе есть. Кулаком точно не буду. Лодырем не был никогда. Так что и бедняком не буду. Значит – середняком. Согласен?

Винокуров. Согласен-то я согласен. Но на земле работать – ох как нелегко с непривычки-то. Я приеду к теще в деревню, прополю ей грядку в огороде – или на карачках ползаю, или согнувшись кверху задом, как вы бумаги сейчас поднимали, а потом поясница разламывается. Или картошку окучивать: жара, оводы жрут, весь в поту, помашешь тяпкой часа два и думаешь: пропади все пропадом, да лучше я эту картошку есть не буду!

Воронин. Чтоб ты знал, Винокуров, закалка у меня сельская с детства. Что еще хотели спросить?

Один из присутствующих (пожилой человек). Получается, Виктор Петрович, на собрании вы не будете?

Воронин (потупившись и глядя в сторону). Не успеваю я на собрание, да и что толку от меня, если увольняюсь? (Вздохнул.) И не к чему это обсуждать. Все решено окончательно.

Помолчали. Разлили остаток водки по стаканам.

Один из присутствующих. Желаем вам, Виктор Петрович, здоровья, успехов в вашем деле, чтобы у вас все росло и цвело и урожаи были выше крыши.

Сдержанно посмеялись, чокнулись.

Воронин. Подождите меня выпроваживать. Говорил же вам, приеду – прощальный банкет устрою.

Все как-то разом засобирались.

Присутствующие (вразнобой).

Мне в магазин надо.

Меня жена ждет.

За ребенком в детсад, опаздывать нельзя.

В командировку собираться надо.

Все по одному уходят. Остался один Винокуров. Собирает посуду, остатки еды.

Винокуров. Послушайте, Виктор Петрович, а зачем вам грузовик? Что вы с ним делать-то будете, он же работать должен?

Воронин. Ох, Винокуров, пристал ты ко мне сегодня. Да будет он работать. Права у меня профессиональные. Езжу, ты знаешь, неплохо. А что делать машине? Да на селе ей работы невпроворот – возить сено, дрова, стройматериалы. (С раздражением.) Понятно?

Винокуров (усмехнулся). Понятно, Виктор Петрович (подал руку Воронину).

Воронин (пожал ее, задержал в своей руке). Обиделся что ли?

Винокуров. Да нет, не обиделся. Глупость делаете, Виктор Петрович, ошибаетесь.

Воронин. А, ладно, хватит мне настроение портить, и без тебя тошно.

Винокуров уходит. Воронин сел за стол, обхватил голову руками. Задумался.

Рубленый, слегка покосившийся дом в деревне, старый яблоневый сад. Штабель досок, кучка уложенного кирпича, забор – жерди по столбам из металлических труб. Под навесом стоит ЗИЛ-130. Лето, окна в доме открыты, слышно, как работает телевизор. Его перекрывает крик Воронина, хорошо слышимый из окна.

Воронин. Что ты болтаешь? Ты же все врешь! Рябов, замдиректора техникума, – заместитель председателя правительства?! Да вы что – охренели? Норильск приватизировать?! И Потанин, какой-то сопляк, комсомолец, – его хозяин! Да вы знаете хоть, как строили этот комбинат?

На крыльцо выскакивает Воронин, всклокоченные волосы, злой.

Таисия. Витя, ты подумай, ну зачем ты шумишь на телевизор-то? Толку что от этого? Они ведь тебя не слышат!

Воронин (успокаиваясь, буркнул). Разряжаюсь!

Сели у крыльца на скамейку.

Воронин (уже спокойно). Ты права – ничего ведь не сделаешь! А что вытворяют – невозможно терпеть. И в газетах – одно вранье. Вот в городе вчера купил «Аргументы и факты». Какой-то сопляк пишет о железной дороге от Салехарда до Игарки. И почти все врет. Бывал я там, все видел своими глазами. Так вот, этот обормот пишет, что длина ее восемьсот километров, на самом деле – тысяча триста. Сделали ее, дескать, наполовину – и бросили. И опять врет – готовность ее была больше восьмидесяти процентов. И еще сочиняет, что эта дорога – сумасбродство Сталина. Ничего не соображает: да эта дорога нужнее БАМа!

Таисия. Витюша, успокойся. Прав ты, наверное. Не волнуйся, опять сердце прихватит.

Воронин. Да я спокоен. Славе вчера позвонил. Вот техника стала: набрал номер по мобильному, и пожалуйста – отвечает. Узнал меня по голосу.

Таисия. Это молодой парень, корреспондент, что ли?

Воронин. Уже не молодой. Стал спецкором «Известий» – серьезный человек. Учил я его когда-то. Много он со мной по стране поездил. В промышленности, строительстве совсем не разбирался – вот я его натаскивал. Говорю ему про эту статью, думал, как раньше, расскажу ему, а он уже эту тему раскрутит. И что ты думаешь, он мне ответил?

Таисия. Не знаю.

Воронин. Сказал, напиши статью, что-то вроде опровержения. Я, говорит, точно ее опубликую.

Таисия. Прав он, наверное.

Воронин. И ты туда же. Да буду я со всякими обормотами пикироваться! Пошли они все подальше! Так ему и выложил.

Таисия. А Слава что?

Воронин. Что, что? Обидел он меня. Если так, говорит, то зачем время у меня отнимаешь, считаешь, что делать мне нечего? И отключился.

Таисия. Ну, не волнуйся. Люди разные, да не такие уж вы с ним и друзья.

Воронин. А я считал, что друзья. Когда работал, многие со мной дружили.