– Может, это был намек на то, что тебе пора сменить детские тряпки на нормальную одежду? – спросил Коди, за что друг толкнул его в плечо.

– Знаешь, Чарли, у меня в шкафчике лежит запасная толстовка на такие случаи. У нас один размер, могу тебе дать. – предложил Том.

– Ты ангел, Томми. Спасибо. – Чарли чмокнул его в лоб, и Томми снова покраснел.

Тома Уоткинса любили не только ученики, но и учителя. Он не был отличником, но учился хорошо, и преуспевал абсолютно везде. Его родители всегда возлагали на него большие надежды, но остальным казалось, что они были слишком требовательны. В любом случае, его, похоже, ничего не напрягало.

После последнего урока Коди забирали родители, а Томми шел в другую сторону. Чарли побаивался Итана, но отнесся к тому, что его возможно, изобьют, как к должному. "Ну врежут и врежут, с кем не бывает" – в конце концов подумал Чарли.

Врезали. Итан поймал его прямо у ворот школы вместе с Генри Файтоном, капитаном футбольной команды; вроде, он был намного менее вспыльчивым, чем Итан, но он так же был и его другом, так что должен был помочь. Генри схватил его за подмышки и затащил за угол, а Итан, тем временем, начал говорить пафосную речь:

– Понимаешь, разноцветный, если я говорю, что найду кого-то, то я его найду. И если говорю что его кровь будет украшать мой кулак, то и в этом случае я не вру. Уяснил? – он начал закатывать рукава.

Чарли поглядел на его выпирающие из-под бомбера школьной футбольной команды банки, а потом ответил:

– Долго монолог в голове придумывал? Прям как в дешевых гангстерских боевиках-пародиях на фильмы Гая Ричи.

– Сейчас тебе будет не до шуток, Монтана.

– Ну так бей, или только языком молоть можешь?

– Это ты зря, чувак… – начал уже сочувствовать ему Генри, все еще держащий его за подмышки. Чарли почти что лежал на земле.

Итан ударил его. Он попал точно по скуле, на ней медленно начал багроветь синяк. Чарли застонал, отвернув голову.

– Больно тебе, сукин сын? Вот так же было и мне, когда ты оскорбил мою девушку!

– Только не избивай его до полусмерти, Итан. Я не хочу в полицию.

Итан снова ударил Чарли, два раза. Все оба – по носу. Из него начала течь кровь.

– Я не собираюсь его убивать. Просто преподам урок. – сказал Итан, и ударил его в последний раз – между ног. Чарли скрючился от боли и простонал. Итан и Генри удалились, а когда боль в промежности утихла, – Чарли поднялся с травы и тоже направился в сторону дома, еле волоча ноги.

Чарли жил со своей старшей сестрой Фиби в трейлерном парке, что располагался у подножья холма. Жили они неплохо, Фиби работала редактором в книжном издательстве, а Чарли иногда на выходных подрабатывал в продуктовом магазине.

Подойдя к парку, Чарли заметил неподалеку от своего дома до невозможности знакомую клетчатую рубашку, и почему-то подбежал поздороваться:

– Привет, Джули. И давно ты здесь живешь?

– Твою ж мать, Чарли, он тебя все-таки избил! – воскликнула Джули, обернувшись, и увидев синяки на его лице.

– Ничего страшного. Ты не ответила на мой вопрос. – Чарли заискивающе посмотрел на нее.

– Я вчера въехала, решила уйти от предков. Не знала, что ты здесь живешь. Слушай, тебе нужно срочно продезинфицировать раны.

– Я знаю, но у меня нет этих штук для дезинфекции.

– У меня есть, пойдем.

Она пригласила его войти, достала из коробки с лекарствами антисептическое средство, пшикнула им пару раз на ватный диск и протерла его лицо. Кровь ушла, но раны никуда не делись, синяк на щеке все так же разростался, и теперь выглядел не так уж и безобидно, он выглядел ужасно. Джули убрала антисептик, и спросила:

– А с кем ты здесь живешь?

– С сестрой.

– Со старшей?

– Да.

– А родители где?

– У нас нет родителей. Мы из детдома.

– Ох, сожалею… Интересно, почему ты мне раньше не говорил.

– Потому что мы перестали общаться. Не нужно сожалеть. Фиби сказала, что наши родители были самыми конченными мудаками на свете. Они продали нас за ящик пива, а потом нас нашли какие-то люди и позвонили в органы опеки. Так что, это даже хорошо, что мы выросли в детдоме. Я бы не вынес жизни с такими людьми.

У Джулии сжалось сердце от этого рассказа. Ей даже стало немного стыдно, за то, что она сдала их с Коди на уроке испанского.

– Я пойду, а то Фиби опять будет названивать. – Чарли встал и открыл входную дверь, собираясь уходить подальше скорее от неловкого разговора, чем от Джулии. – Пока.

Он вышел, прикрыв за собой дверь.

Джули немного посидела за столом, а потом отправилась в свою комнату и стала вытаскивать тетради из портфеля. Перед ней стоял трудный выбор: час чтения какой-нибудь скучной книги, чтобы расслабиться, или час игры на барабанах, чтобы выплеснуть энергию. Немного поразмышляв, она все-таки выбрала игру на барабанах.

Когда Чарли пришел домой, то увидел на кухне сестру, быстро перебирающую пальцы на клавишах ноутбука, как программист.

– Привет, Чарли, – не отрывая глаз от экрана, спросила она. – Как в школе? Еще не подшучивали над твоим клоунским внешни видом, или уже успели?

– Иди в задницу, Фиби.

– А где я по-твоему сейчас нахожусь? – она оторвалась от экрана и посмотрела на него. – У меня здесь между прочим… Святое дерьмо, что с твоим лицом?!

– Да так, сам нарвался.

– В первый же учебный день! Ну даешь! А раны где промыл?

– Так, у подруги. Она рядом поселилась. – сказал, Чарли, кидая рюкзак на кресло.

– Так ты не гомик, слава Господу!

– Иди в задницу, Фиби. – сказал парень, собираясь уходить в свою комнату. – И я гомик, кстати, тебе на зло!

Чарли отправился в свою комнату и достал набор кистей и шпателей, набор масляных красок, деревянную палитру и холст с мольбертом из комода. Он посмотрел на толстовку с символом Флеша, которую ему дал Томми и увидел, что она немного испачкалась кровью и грязью. Сняв с себя, он отнес ее в ванну, и отмыл сначала кровь под краном, с помощью холодной воды, а потом кинул в стирку. Туда же он заодно кинул и свой комбинезон.

Переодевшись в синюю футболку для рисования, с желтыми карманами на ней, в которые он обычно клал кисти, и в шорты, он сел за мольберт и принялся рисовать. Чарли обожал кубизм и модернизм, и просто ненавидел реализм. Вся его комната была обставлена книгами для художников, своими лучшими картинами и репродукциями других известных произведений. Над кроватью у него висели довольно неплохие копии "Климта и Австрии", "Желтого мужчины" и "Девушки перед зеркалом". А на полу красовались его авторские: "Цветной город", на котором был изображен их трейлерный парк, но весь разноцветный и в виде множества маленьких мозаик, и "Женщина за книгой", которая тоже была весьма абстрактной, поэтому сразу разглядеть, что именно на ней было изображено – нельзя.

Когда Чарли дорисовал, то отложил краски и кисти в сторону, размял шею, и посмотрел на свою работу. Он изобразил дерево, символизирующее обитателей школы. Верхние и самые длинные ветки – это те самые, заносчивые и пафосные ребята, которым достаются все лавры и внимание. А нижние молодые маленькие веточки – маргиналы, заучки, с которыми никто не дружит, в общем, люди с умом, не гонящиеся за авторитетом, но их почему-то никто не воспринимает за нормальных детей. Только вот суть в том, что верхние ветки совсем скоро обрежут, и о них забудут, а нижние молодые, полные жизни ветки встанут на их место, и будут расти до самой старости. Весьма сомнительное и странное сравнение, но Чарли только пробовал себя в философии.

Он повесил эту картину над рабочим местом и, проголодавшись, пошел на кухню.

– У нас что-нибудь есть? – спросил он у сестры.

– Нет, приготовь сам, я работаю.

Чарли открыл холодильник:

– Но здесь ничего нет.

– Ну так сходи в супермаркет, или ноги тебе вместе с лицом сломали, инвалид хренов?

Чарли закатил глаза, и сказал: