– Человек никогда не сможет изменить свое прошлое или будущее, – холодно дала ей ответ Эмбер, – но у меня было достаточно сил, чтобы пойти против себя.
Последние слова заставили меня вздрогнуть и осознать на сколько чувственная началась борьба взглядов. Эмбер пыталась защитить свободу, и я с ней был солидарен, но Сара защищала гораздо более значимые понятия для людей, такие, как закон и человечность. Их обеих переполняли эмоции, и я пристально наблюдал за каждой из них, наслаждаясь. От одной женщины мне хотелось заботы, а от второй секса – и ни с одной бы я не провел больше тридцати минут.
– Жалко видеть, что такие люди, как вы, растрачивают свой потенциал и время на незначительные ветреные идеи, – продолжила Сара с тем же непоколебимым тоном.
– Но что дает мне жизнь без собственных амбиций и идей?
– Наша прекрасная Республика специально каждому подбирает идею для всей его жизни. Проституция – работа государственная и самая важная на сегодняшний день.
После таких слов Сара не смогла более сдерживать саркастическую улыбку.
– Велика ли заслуга – облапать десяток другой мужчин и довести до чувств тех, кто уже и не помнит, что это. Когда я поняла, что беременна, меня уже повысили за заслуги и причислили на попечение к одному очень жирному, но богатому мужчине. Он меня лапал, бил и заставлял делать все, что ему захочется. – Но никогда не получалось у него довести себя до оргазма. Когда он хватал меня и сжимал или наоборот старался быть ласков и нежен, я молчала ему назло, но знайте, что ненависти к нему у меня не было. Мы доставляли друг другу равные чувства боли, а потому во мне не было ровным счетом ничего кроме пустоты. Со временем я стала понимать, что быть куртизанкой для старика – это не то, чем я бы хотела жить. Рассказав Республике про свое дитя, я загубила бы не только свою жизнь – но и жизнь ребенка, который еще даже не родился. Потому сначала я ненавидела и проклинала свое чадо, но затем отчетливо осознала, что за всей этой мишурой появляется особенное чувство – любовь.
Сидящие рядом с нами люди с таким же удивлением наблюдали как обычный разговор превращался в войну этих нежных женщин. Несколько слушателей попали в этот кабинет из-за пустяка вроде кражи или лишнего слова в интернете и обычно больше всех кричали о том, на сколько не прав оратор, и что они верят только доктору Саре. Но сегодня была обволакивающая тишина, превращая нас в декорации для лечения одной из самых главных больных.
– Значит ты почувствовала настоящую любовь? – удивленно спросил я. – Но как ты это сделала?
– Любовь – это искусство и не у всех есть вкус, чтобы ее различить. Мне удалось хотя бы на короткое время познать и понять ее ценность, – постаралась ответить как можно деликатнее Эмбер, но рядом раздался смех.
– Вы люди очень меркантильны, – с улыбкой оправдывалась Сара. – Все на свете стараетесь оценить. Даже себя вы ставите наравне с деньгами и даете себе цену как любому другому товару. Как в магазине вы сначала смотрите на ценник, а потом на товар, так и в жизни ваше отношение зависит первоначально от цены.
Эмбер постаралась отнестись к ее словам скептически и закурила вторую сигарету. Больше всего на свете мне хотелось верить, что таких правдивых людей, как она, гораздо больше, чем один человек. Ее истина колола, высмеивала и рождала сомнения в наших умах. А самое главное эта правда могла конкурировать с правдой андройда и за этим не следовало наказания за неповиновение. Это многого стоит, и уж я-то это знал.
– Вы достойная женщина, Сара, – произнесла Эмбер и хитрыми глазами осмотрела доктора. – Но вы считаете, что помогаете нам?
– Достойные люди, как правило, достойно стоят в стороне. Помочь себе вы можете только сами.
– Забавно, – тут же ответила проститутка. – Вы же могли каждому из нас просто дать то, чего он хочет. Зачем весь этот сыр-бор?
– Дать человеку то, что он хочет, – фраза завуалированная. Где же вы видели, чтобы человек знал свои желания?
– Не желания, а стремления, доктор Сара. Каждый стремится к своей смертной участи, а это и есть то, чего он хочет.
Внезапно обе женщины замолчали и вновь воцарилось пауза. Оглядывая каждого из тех, кто здесь находился, я осознал, что речь Эмбер для многих была бредом сумасшедшего. Они смотрели на нее с некоторым отторжением и неприязнью. Никто кроме меня не осознавал значимость произнесенного. Но больше всего меня интересовало: стоила ли игра свеч и проиграла ли при этом Эмбер? Хотела ли она того, чтобы хоть кто-то проникся ее истинной и был после этого готов поддержать ее, несмотря ни на что?
Но как только я открыл рот, доктор Сара встала и легким движением руки обвела всех, кто находился рядом с блудницей.
– Видите ли, – начала она и села на стул рядом с Эмбер. – Ваши слова здесь никого не впечатлили. Поете вы как соловей, но песнь понятна только вам. При этом было приятно узнать, что вы способны на такую симфонию.
– Из любых звуков можно сделать симфонию, – произнесла Эмбер и подарила холодный взгляд Саре. – Из любого человека можно сделать раба.
– Никто из вас не делает раба, мисс Эмбер. Республика лишь дает все для счастливого время пребывания здесь. Тут вам и счастье, и развлечения, и отсутствие безделья, и отсутствие бессмысленного существования – взамен нужно лишь беспрекословно выполнять закон.
– Бросьте! Институция для вас словно ширма, за которой можно спрятаться, когда вы чувствуете угрозу. А пока власти поступают именно так – то и детей здесь не должно быть.
Лицо доктора после этого изменилось, и она впервые изобразила отвращение к пациентке, которую лечила. Спокойно встав, Сара пересела на то месте, где была до этого и с минуту просто заполняла какие-то данные на планшете. Это был последний раз, когда она что-либо писала об Эмбер.
– О Республике говорить что-либо плохо – это очень дерзко и смело, но, с другой стороны, глупо и бессмысленно.
Для Эмбер это был тревожный звоночек, но она продолжала тихо сидеть в стороне, не проронив ни слова.
– Заканчивайте свои монолог, – подвела черту Сара и сделала фальшивую улыбку.
Никаких пререканий, никаких знаков протеста, никаких возгласов после этого не последовало. Обе женщины вновь приняли свои роли и продолжилось лечение в том виде, в котором мы знаем его лучше всего – через внутреннее страдание.
– Внезапно, я осознала на сколько хочу свободы – вырваться из оков и делать все, что захочу. Я поняла, что должна чувствовать, жить, любить. Я словно поставила эти слова в рамку и сказала себе: «Вот это – мой настоящий факт».
– Из-за этого ты и убила своего хозяина? – последовал грубый вопрос от мужчины, что сидел по правый бок от нее.
– Он не был мне хозяином, – гневно вырвалось из Эмбер. – Не все факты на самом деле взаимосвязаны друг с другом, как вы думаете. Некоторые из них просто заводят в тупик, и это как раз тот самый случай. Осознание того, что я должна убить – пришло уже позже. Будто кто-то сказал мне на ушко: «Борись, бей, убегай, падай, лети, но прошу никогда не думай, зачем ты это делаешь. Ведь только так ты поймешь, что цели в жизни нет и единственное на что способен человек – это быть тем, кто исполняет приказы.»
В тот самый момент я осознал привязанность к Эмбер, возникшую во мне так неожиданно, что я чуть не подпрыгнул. Когда она говорила, то в голове у меня проскакивало миллион теплых, нежных и чуть влажных мыслей Эмбер. Я чувствовал нашу с ней связь и как только ее слова доходили до моих ушей, то наши души словно переплетались и занимались любовными утехами, а когда она замолкала, то связь обрывалась. Слова тянули нас друг к другу, но в тишине каждый человек был сам по себе. И на сколько бы сильно я ни понимал ее, в любом случае каждый из нас прожил уникальную жизнь, а значит мы были единственные в своем роде, хоть оба и имели точки соприкосновения друг с другом.
– Я хочу жить, как она, – проскользнуло у меня в голове так остро, что все мое мировоззрение изменилось, и жизнь, что была до этого, обратилось в прах.
