– Убери, – ответил, и он открыл глаза. – Это самосуд, а я не хочу решать за Республику твою судьбу. К тому же так тобой можно слишком легко манипулировать.
– Хороша та ячейка общества, которой проще всего пользоваться, – ответил мой оппонент и оставил только одну руку вытянутой, – но она же и самая опасная. Будем знакомы – Макс Хоук.
Его предложение о дружбе я принял, пожав руку, с некоторым скептицизмом. Перед этим я незаметно от него, оглянулся по сторонам. Мои опасения на счет новичка были обоснованы и адекватны – такую манеру общения никто поощрять не собирается. Он может стать легкой мишенью для закона, когда напрямую никто не говорит о твоей виновности. А ведь он так и просился чтобы на него обратили внимание и связали.
Наконец, дверь распахнулась и тихий ужас стал потихоньку окутывать меня, заполняя каждую клеточку страхом. Меня наполняли ужасные запахи крови и чего-то протухшего или даже сгнившего. Со мной еще не случалось похожего и мне пришлось сдержать рвоту, отвернувшись в сторону.
– Скажи мне, что ты видишь? – удивительно спокойно произнес человек, чья фамилия была Хоук – Место? Или может быть действие?
Такой вопрос, привел меня в ступор. Удивительным было и то, каким образом он произнес свои слова – будто холодным лезвием провел по глотке и высмеял мою пропавшую храбрость.
– О чем ты? – переведя дух, произнес я и еще раз посмотрел на место преступления.
Вокруг были люди, но я даже не замечал их присутствия. Завораживало меня скорее все остальное; квартира, забрызганная кровью и издающая невыносимое зловоние; разбросанные то тут, то там вещи и, наконец, сам труп. Его поза молила о прощении за нечто ужасное, совершенное еще при жизни.
– Все эти места, вещи, люди, убийства интересны тем, что в какой бы обертке они нам ни преподносились, каждый видит их по-своему. Словно они меняются окраской в зависимости от тех рук, в которые попались. К примеру, этот труп тебе противен, а мне интересен. Для многих других этот труп может значить не больше, чем камень на улице, и этот вариант не даст им никакого угрызения совести. Такая теория оценок так же абстрактна, как и наше представление о ней. Так что, возвращаясь к моему вопросу, отвечу так – сейчас это «действие», потому что мы здесь существуем, но любой другой человек со стороны просто скажет, что это место. Все относительно. Даже мы с тобой.
Я посмотрел на него еще раз, но теперь не увидел на его лице абсолютно ничего. Он как будто стал куклой со стеклянными глазами и застывшей улыбкой.
– Нам стоит начать осмотр, – с необъяснимой злостью произнес я, и мы вместе зашли внутрь.
С нами поздоровалось несколько человек, но диалог мы ни с кем затевать не стали. Первым делом покрыли свои руки специальной жидкостью, чтобы не оставлять следов своего присутствия, ну а позже прикрепили прозрачные пластинки от всех запахов рядом с носом.
– Если ты на таком задании впервые, то знай – можно легко растеряться и начать ходить кругами, – я сразу решил дать совет новичку.
Но Макс даже не подал виду, что недоволен нравоучениями и вместо агрессивного ответа, просто сказал:
– Какой же тогда смысл быть правым если при этом ты не совершаешь ошибки?
Мы оба кивнули и приблизились к омерзительному трупу. По бокам его толстого и массивного тела виднелись жировые складки. На его губах была засохшая рвота, на голове залысина. Руки и ноги – свободны и на них следы порезанных вен. На запястье красовалась новая модель броксов – электронных помощников в защите организма и отслеживании его здоровой жизни. И что самое важное – в его руке находился окровавленный мятый бумажный самолетик.
– Сомнений нет и не должно быть, – произнес Хоук, но на его слова я отвечать не стал.
Броксы, что перетягивали руку Тома Вайта, помимо слежки за здоровьем еще и выполняли функцию слежки за объектом. Когда я подключил его к своему устройству, то увидел все места, где Том частенько бывал и подолгу находился.
– Взгляни, – произнес я и продемонстрировал находку, – здесь упоминается работа, дом и…
Мы удивительно переглянулись друг с другом, а затем одновременно произнесли:
– Школа…
– Это очень странно, – сразу добавил Макс – но вполне возможно, что ответ лежит где-то на поверхности.
– Ответ всегда намного ближе, чем мы думаем, но стоит об этом узнать, как туман незнания пропадает, и мы оказываемся в пустоте. Знания режут пелену перед глазами, но страдает от этого наша фантазия – подумал я, но озвучивать это не решился.
Вместо слов, что вероятнее всего сделали бы меня противником народа, я решил осмотреть помещение и найти хотя бы минимальную возможность уцепиться за разгадку.
Первым делом я взглянул на бумажный самолетик – помятый, опороченный алой кровью, но идеально сконструированный и ни разу не взлетавший. Он оказался пустым и бессмысленным. Затем я проверил его одежду – она была как у обычного среднестатистического зажиточного человека со множеством дорогих костюмов, уже разрывавших шкаф. Среди них были как плохие, так и хорошие. Далее я осмотрел холодильник и увидел большое пристрастие к алкоголю и малое количество правильной и здоровой пищи. На полу валялись вещи – но их значимость сравнима с песчинкой. Иными словами – улик и правда не имелось.
– Скорее сюда, – откуда-то из ванны донесся голос Макса.
На стене горела слабая красная лампа, от которой становилось не по себе. Рядом с душевой кабиной красовался странный и одновременно пугающий рисунок глаза, а также надпись, выполненная черной краской: «Теперь я познал истину и имя ЕМУ – невежество. Теперь я свободен и могу жить, не задумываясь о завтрашнем дне. Но бывает, ОН смотрит на меня, присматривает. Лишь ЕГО глаза меня действительно пугают.»
– Невежество не открывает глаза на происходящее, как об этом думал он. Оно лишь вводит нас в заблуждение, доказывая существование свободы, которой на самом деле никогда не было, – произнес Макс и словно бы ушел вглубь самого себя.
– Видимо у него было очень шаткое здоровье и ему следовало обратиться к врачу. Однако я все равно не верю, что это могло быть самоубийство.
– Броксы Тома должны были заметить изменение в организме и начать подавать тревожный звонок. Но ни о каких травмах не упоминается, а значит…
– Значит то, что он был здоров, либо его броксы были сломаны. Также есть возможность что эта надпись была сделана не этим жильцом, а кем-либо другим.
После этих слов мы вдвоем еще какое-то время осматривали помещение, но не нашли ничего нового. Мы вышли на балкон, закурили электронные сигареты, которые теперь лечили, а не калечили организм, и задумались каждый о своем.
– Неужели это и правда происходит снова? – слетело у меня с губ скорее намеренно, чем случайно.
Хоук какое-то время молча курил, но затем внезапно ответил:
– Я уверен, что за всем этим стоит не человек, Стен, – его глаза пристально рассматривали бегущие по небу облака. – Подчинение, как и зависимость, – составляющая любого нормального человека. Над нами всегда есть тот, кто выше, а под нами тот, кто ниже. Но если кто-то выбивается из этой системы – он становится богом.
Такое заявление меня ошарашило и заставило задуматься. Мой взгляд устремился вдаль, и я увидел стоящую вдалеке фабрику, откуда нежно, словно перышко, взлетало белое и пушистое облако. Ни с того, ни с сего я вдруг произнес фразу, которую не ожидал услышать даже от самого себя: «Туда, где “фабрикуют облака”».
– Хочешь сказать, что мы начнем играть с богом? – спросил я у Хоука.
– Эта игра уже давно началась – ответил он, и, резко развернувшись, направился к выходу.
5 Хоук
– Счастье – это не то, за чем гонится человек, а то, от чего он убегает, – начала говорить женщина и затянулась сигаретой так, будто это был самый сладкий запах цветов или невероятно нежный запах кофе с молоком. – Когда человек дарит нежность и заботу, то люди думают, что это любовь. На самом же деле, такие эмоции являются лишь следствием. Да и посмотрите на меня – разве может такая славная проститутка, как я, подарить любовь? Бросьте, это иллюзия.