– Почему же только мужей? – оскорбилась за весь женский пол молчаливая Асмик. – Разве среди ученых нет женщин?

Тут даже настороженно внимавшая Брамфатурову Антилопа была вынуждена выдавить из себя некое подобие снисходительной улыбки. Подобие удалось: в классе захихикали, причем иные – неизвестно чему.

– Да потому что это просто формула речи, Асмик, – ринулся ликвидировать отдельные проявления фразеологической безграмотности Бабкен (он же Боря) Татунц, но понимания среди косной массы не встретил. Среди не косной, впрочем, тоже.

– Хорошо, Асмик, – соглашательски кивнул Брамфатуров, – пусть будет «и для ученых жен» в том числе…

– Ты имеешь в виду синих чулков? – блеснул осведомленностью будущий медалист.

– Ну, чулки уже не в моде, – оповестил общественность 9-го «а» еще более осведомленный в этом вопросе Гасамыч. – Теперь все только колготки носят. Правильно я, девочки, говорю?

– Правильно, – отозвалась Оля Столярова и нежно зарделась.

– Ладно, пусть будут «синие колготки», – нехотя согласился Седрак.

– Хотя в этом случае совершенно непонятно о ком идет речь…

– Очень даже понятно о ком. О дурах в синих колготках, – возразила отличнику Асатуряну отличница Бодрова.

– Синие колготки – какой ужас! – воскликнула Карина.

– Леди и джентльмены, предлагаю закончить эту шмоточную дискуссию полюбовно, иначе меня опять обвинят в злостном уклонении от темы, на этот раз – в область высокой моды, тогда как видит Бог, я от нее так же далек, как…

– Как Ерем от философского спокойствия, – ляпнул к собственному удивлению Сергей Бойлух и, привычно прыснув, уткнулся лбом в сгиб локтя помирать со смеху, как если бы состроумничал кто-то другой, кому по штату положено это делать.

Ерем, расслышав только свое имя, вскочил из-за парты, многоопытно полагая, что ни с чем хорошим это слово не свяжут, не соположат и не ассоциируют. Однако Ларисе удалось опередить очередное извержение вулкана.

– Хватит Ерема дергать! Ты-то, Бойлух, больно философичный! Да тебе палец покажи – ты же со смеху окочуришься!

И дабы подтвердить гипотезу экспериментом, Лариса немедленно показала Бойлуху свой указательный палец. Бойлух едва не задохнулся от охватившего его веселья, но все-таки выжил. Эксперимент не удался. Комментарий Брамфатурова (A la bouche du sot le rire abonde[27]) повис в воздухе, не встретив ни у кого, кроме Вилены Акоповны, вскинувшей в приятном и неожиданном удивлении обе брови, никакого понимания.

Умиротворенный Ерем плюхнулся обратно, благодарно поглядывая на Ларису и вместе с тем мучительно размышляя: не будет ли дерзостью с его стороны сказать ей «ապրես Լարիս»[28].

– Я так и знала, что из всей этой затеи с вашими дополнительными вопросами получится какое-нибудь безобразие, – поделилась с классом своим пророческим даром Вилена Акоповна. – Садись, Брамфатуров. C’est dommagge!..[29]

– Пять?

– Шесть. В рассрочку…

– А во сколько взносов, Вилена Акоповна, в три или в два? – деловито осведомился понятливый Седрак.

– Я протестую! – заявил Брамфатуров. – Кредит – дело добровольное. А я привык платить всю сумму разом, причем наличными. Не доводите меня до крайности, Вилена Акоповна! Не оставляйте весь наш 9-а во мраке религиозного невежества. Это не просто не педагогично, но я бы рискнул сказать, политически вредно и идеологически близоруко. Дайте досказать – развеять последние сомнения относительно зерна истины, якобы содержащегося в священных писаниях древних иудеев…

– Совершенно верно! Правильно! Вилена Акоповна, не оставляйте наши юные души на откуп попам! Христом Богом просим! – понеслись мольбы с парт, причем, чем дальше парта находилась, тем убедительнее неслась мольба.

– Хорошо, но с одним условием, – сдалась биологичка. – При первом же безобразии с мест, задаю всему классу самостоятельную письменную работу.

– Согласны!

– Продолжай, Брамфатуров, только учти, любое отклонение от темы будет считаться безобразием…

– Agreed, I have no choice.[30] Итак, с визионерской теорией мы покончили. Она нас не удовлетворила. Но есть куда более интересное объяснение шести дней творения. Оно принадлежит отцу Эдмунда Госса Филиппу Генри Госсу, натуралисту и богослову, страстному противнику эволюционизма. Пытаясь примирить Господа Бога с рептилиями, а сэра Чарльза Лайелла с библейским Моисеем, считающимся автором первых пяти книг Писания, этот Госс выдвинул следующую теорию. Все свидетельства биологов и геологов в пользу древности мира – абсолютно верны, но с лишь с той поправкой, что именно Господь их создал такими за все те же шесть дней творения; создал так, как если бы мир, будучи на самом деле новым с иголочки, обладал древней историей…

– То есть получается, что Бог закопал всех доисторических животных, устроил залежи угля и нефти, причем именно таким образом, чтобы могло показаться, будто для их возникновения понадобились десятки миллионов лет?

– Сечешь с лету, Седрак! Садись пять! Правда, Вилена Акоповна?

– За что? – вздрогнула биологичка. – За такую дичь?

– Вот именно! – поддержала учительницу староста класса Лариса Мамвелян. – Это не теория, а издевательство над здравым смыслом!

– Бертран Рассел, которому и карты в руки, утверждает, что с логической точки зрения невозможно доказать, что эта теория не верна. В самом деле, если теологи пришли к единому мнению о том, что у Адама и Евы имелось по персональному пупку, несмотря на то, что сотворены они были лично Господом Богом, а не родились обычным, как все последующие люди, способом, то почему бы не распространить аналогию и на все прочее, что было создано Богом за шесть дней? Все, что было им создано, было создано так, как если бы оно не было создано, а возникло естественным путем.

– Если я правильно понимаю, вопрос: «зачем ему это понадобилось?», неуместен, поскольку ответом будет намек на неисповедимость Господню, – с церемонной почтительностью констатировал Артур Янц.

– Не обязательно. Можно сослаться, например, на Августина Аврелия. В одиннадцатой главе своей «Исповеди» этот святой так отвечает на вопрос «что делал Бог до сотворения неба и земли?»: «до создания неба и земли Бог ничего не делал. Делать ведь для него означало творить». Отталкиваясь от этого постулата, можно без труда прийти к выводу, что для Бога было предпочтительнее сотворить мир по Филиппу Госсу, чем по визионерской теории, поскольку такое сотворение более подобает его всемогуществу…

– Но это ведь антинаучно, правда, Вилена Акоповна? – обратилась за поддержкой к старшему товарищу идейная материалистка и атеистка Лариса Мамвелян.

– Правда! – откликнулся старший товарищ. – Причем не просто антинаучно, но еще и самым вредным образом…

– Зато – не подкопаешься. Не чета той гипотезе, которую Вова назвал визионерской, – не скрывая удовлетворения, заметил Артур Янц. – Брамфатуров достоин пятерки, Вилена Акоповна…

– Даже двух, – поддержал Артура Седрак. – Одной по биологии, другой – по закону божьему…

– Ты мне льстишь, Седрак, – не принял дополнительной награды Брамфатуров. – Если б я действительно отвечал урок Закона Божия, то, боюсь, больше тройки не удостоился бы. Потому как не смог бы на полном серьезе изложить все эти мечтанья сердец человеческих – систематизированных, канонизированных, возведенных в догмат, в который можно только верить, но ни в коем случае не обсуждать. Нет, честное слово, ребята, спасибо большевистскому перевороту и лично Владимиру Ильичу Ульянову-Ленину за детство без обязательного закона Божия, за отрочество, свободное от принудительного изучения Библии. Сами прочтем, сами поймем, сами выработаем соответствующее к ней отношение. Воистину, господа, слава тебе, КПСС!

Класс застыл с недоуменными полуулыбками на устах. Их еще именуют дурацкими. Одна только биологичка сумела сохранить невозмутимое выражение лица.