– Хорошо, двигаюсь из точки «начало жизни» в «конец жизни» и оставляю свой след, пример с амплитудой было понятней, – ответил я, вбивая гвоздь и попадая в парту.

– Я пытаюсь людям по-разному донести, – сухо ответил Эдуард Васильевич, глядя, как я тщетно пытаюсь вытащить гвоздь.

– Хорошо, а вот вы говорили про наши чувства, эмоции, мысли. Тогда это, получается, товар, который я развожу? – пытаясь вернуть его в состояние педагога, спросил я. Мне совершенно не нравился укоряющий взгляд, которым Эдуард Васильевич на меня смотрел.

– И да, и нет, товар – это лишь часть всего этого, товар в тебя закладывается другими личностями или местами, чтобы ты мог его развозить, а машинист отвечает за то, чтобы его доставить. Твой внутренний я определяет, куда его везти и как им пользоваться. Тот же товар может везти кто-то другой, ведь поездов много, и некоторые даже хотят вторгнуться в твой жизненный путь.

– А как же то, что мы придумываем? Как это можно соотнести с тем, что в нас закладывают?

– На разных станциях в тебя закладывают разные товары, и если их совмещать, комбинировать, то можно получить нечто уникальное, своеобразное.

– Ну, допустим, – лишь пробубнил я, уже чувствуя, как начинает болеть моя голова.

– Так вот, возвращаясь к другим поездам. Вы можете поехать вместе, вы можете договориться, ты можешь свернуть и поехать в другой город, чтобы попробовать продать этот самый товар, но другой поезд влияет на тебя, также как и ты на него. У тебя может возникнуть желание подружиться и нести свои идеи вместе с ним, может возникнуть агрессия по отношению к нему, но так или иначе это и есть те самые чувства, мысли и эмоции, что заложены в тебе. Ведь не будь их, ты бы и не знал о существовании соседнего поезда, – тут я вспомнил Аню и попытался прогнать эту мысль у себя из головы. Дурацкие поезда, втирает мне какую-то дичь.

– Хорошо, а что тогда такое бог? И вообще какое он отношение имеет к поездам? – пытаясь выгнать из головы другие мысли, я чуть ли не закричал.

– Бог по отношению к поездам – это сама планета, по которой движется множество поездов по множеству рельс, поезд – это ты, твои мысли – это груз и товары, рельсы – это твой жизненный путь, а ось земли – это луч или же то, что останется от тебя потом, та дорога, что была до и будет после тебя, твои поступки.

– Но какое отношение имеет бог к поездам, лучу, грузу?

– А никакого, по сути, это просто живая материя, что позволяет тебе жить и существовать. В масштабах вселенной бог – это вселенная. Она не будет обращать на тебя внимание. Ведь она фактически даже не знает о твоём существовании. Поэтому это и называется высшей силой. Ты можешь ощутить, что она влияет на тебя, но ты на неё сильно повлиять не можешь. Бог дает тебе жизнь, как бы глупо это ни звучало, ведь бог – энергия.

– И к чему это всё ведет в конечном счете? – спросил я.

– К более глубокому понимаю человеческого существования, естественно. По сути, это еще одна из теорий, что не отрицает существование высшей силы, но в то же время она не говорит, преклонятся перед ней. Веди свой путь, живи и процветай. Оставь после себя что-нибудь, и это приблизит нас к высшему. По отношению к муравью разве мы не высшая сила?

Посторонний шум оборвал его, и мы вместе уставились на дверной проем. Там стоял молодой парень, которого звали Антон, и по тому, что я слышал, он был знатным раздолбаем. Это подтверждал тот факт, что он опаздывал уже на полчаса.

– А, Антон, кажется, ваши часы идут неправильно, или у вас есть другое оправдание на этот раз? Опять переводили пять старушек через оживленную автомагистраль? – саркастично спросил Эдуард Васильевич.

Антон казался комичным благодаря неправильным пропорциям тела. Одетый в футболку с надписью What и джинсовые шорты, можно было сказать, что они ему малы. Бледный цвет кожи, даже очень бледный для лета, делал его похожим на затворника, что не выходит из дома. Хотя о его бурной ночной жизни ходили легенды. Я посмотрел в сторону Антона, стараясь сделать максимально осуждающее выражение лица, но в нём не было и грамма раскаянья. Видимо, и эта ночь была у Антона бурной.

– Извините, пробки, – пожав плечами, Антон сделал шаг через порог. Его темные волосы отлично сочетались с густыми бровями и карими глазами. Скулы были сильно подчеркнуты на фоне острого носа, и чем-то он напоминал сенатора из древнего Рима, что не привык отчитываться. – Можно я пройду?

– Заходи быстрее, мы и так слишком долго тебя ждали. Покажи пока ему, что нужно делать, а я отлучусь.

– Вы обещали поставить зачет, – Антон прошёл мимо меня, пытаясь впихнуть книжку в руки преподавателя.

– Обещал, когда ты выполнишь работу, а поэтому бери молоток и принимайся за дело, – Эдуард Васильевич взял сумку, испепелил взглядом Антона и скрылся за распахнутой дверью.

– Вот мудак, задержался на пару минут всего, а он уже обиделся, – Антон сжал зачетку в кулаке и улыбнулся.

Так мы и остались с ним одни. Антон сел на стул, закинул ноги на парту и начал активно строчить что-то в телефоне. Нет, он издевается?

– Кстати, чем быстрее начнёшь работать, тем быстрее мы закончим, – сказал я, не выдержав. Его дерзость была притягательна, с другой стороны, он сваливал всю работу на меня.

– Подожди, ты вроде должен мне объяснять, что делать. Ты пока рассказывай, а я доделаю дела, – он даже не посмотрел в мою сторону, от чего меня сильно покоробило.

Не знаю, что в тот момент раздражало больше: вид его толстого живота или манеры гопника.

– Ну и хрен с тобой, тогда тоже делать ничего не буду. Зачет я уже получил, свою часть работы сделал, а ты сиди тут до вечера, – кажется, мне удалось привлечь его внимание, так как телефон он отложил и с громким вздохом встал со стула.

– Ладно, показывай, что тут нужно делать, шантажист.

Так мы и стояли, проделывая эту монотонную работу в течение ещё двух часов, которые тянулись очень медленно. На удивление он оказался работящим парнем и всё время рассказывал глупые истории из своей жизни. В конце концов они начали казаться мне совсем неправдоподобными.

– Ай, твою мать, засунуть бы эти доски в Эдуарда Васильевича. Кто вообще придумал использовать рабский труд студентов для достижения личных целей?

Сначала я подумал, что Антон опять начал пустой треп, но потом кровь с его пальца закапала на парту, где лежали плакаты.

– Вечно у тебя все не слава богу! Пойдем промоем палец в туалете.

– В этот раз крови не так уж много, помню, один раз мне проткнули ножиком ногу, – он указал на еле заметный шрам на ноге, – вот тогда кровь текла ручьями.

– Понятно, у тебя есть истории, где нет поножовщины, криминала и пыток? А то в скором времени ты себя чем-нибудь убьешь.

– Я себя и так каждый день убиваю, и мне это нравится, – он улыбнулся мне, но я лишь вопросительно посмотрел в его сторону. – Понятно, видимо, ты не выкупаешь. Живи одним мигом, друг, ведь жизнь для этого и создана.

– Как это относится к ножу и твоему пальцу? – сегодня, видимо, был день, когда меня все грузят своей философией.

Он пожал плечами, и мы вышли из кабинета. Антон не был похож на человека, у которого каждая минута жизни на счету. Скорее, он прожигает её, не думая о завтра, но его суждения о «живи тут и сейчас» напомнили мне наш разговор с Аней. Почему все постоянно пытаются указать тебе, как надо жить?

– У тебя нет какой тряпки? Чтобы сделать повязку, – человек-ножик-в-ноге начал давить на палец еще больше, выпуская кровь, оставляя за собой следы на полу.

– Серьезно? Ты просто пришиб свой палец. Причем не ты ли мне говорил, что крови почти нет? Может, перестанешь на него давить как имбецил и пойдем быстрее к воде? Не хватало ещё, чтобы ты в обморок грохнулся от потери крови, – этот человек умудрялся вызывать много противоречивых чувств. Хотя, может, проблемы, которые на меня навалились в последнее время, давали о себе знать. Еще и Аня, которая сидела у меня в голове и говорила: «Ты не выходишь из дома и лишь занимаешься своими проектами. Тебе нужно найти друзей и опору».