Три месяца обучения после госпиталя, присяга, ленивый взгляд капитана и очень внимательный сержанта Галлахера, принявшего в свое стало новую овцу, то бишь меня. Нагрудный жетон, напарник, старый-добрый Маккинли и вперед, на улицы.
Так вот все и случилось.
Ни о какой уютной квартирке, где живу сейчас, даже не думал. Платили нам неплохо, но и цены в Большом Яблоке кусались даже в тридцатые прошлого века и совсем другой реальности. А я… а я привыкал, как мог. Даже живя в самом настоящем общежитии, где мне выделили комнату от щедрот управления.
Рукомойник, солдатская койка, стол и полка для книг, одежный шкаф, тумба. Роскошные апартаменты, на самом деле, особенно после первых рабочих дней.
И улицы, моя самая настоящая школа в Ночном городе.
– Вон, видишь лавку! – Маккинли тыкал дубинкой в сторону сразу десятка как-бы магазинчиков, выходивших крохотными фасадами на улицу. – Там такой красно-белый значок еще, там можно покупать продукты спокойно. Людям они подходят, даже когда морепродукты завозят. Но с ними будь аккуратнее.
– А в остальных?
– А в остальных не бери, обсчитают попервости, подсунут тухлятину или дерьмо какое, вот и все. А лавки со значками дворфские, они сами пожрать не дураки, Договора придерживаются и с нами ведут себя нормально. Ну, если можно, так сказать.
– Спасибо.
Маккинли и я выходили в ночную смену, в самое наше время. Днем патрульных на улицах Ночного города имелось раза в четыре меньше и служившие там считали себя счастливчиками. Я не спорил и старался разобраться в своей работе.
– Здесь постоянно живут эмигранты из Старого Света, – – Маккинли показал на вытянутое мутное оконце, украшенное чем-то, смахивающем на разноцветных червяков. – Это вот с Балкан, черт пойми кто такие, смахивают на кобольдов, но какие-то чересчур длинные. Торгуют специями, экзотическими фруктами и корнями. Не успели приехать, стали популярными, как их тут ждали. Вон там, гляди, сельская лавчонка, дриады из Джерси, живут при магазине, меняются. Заболеешь – можешь к ним сходить, дорого, но лечат хорошо.
– А вон аптека.
– Да, видишь, там знак Трисмегиста.
Знак Трисмегиста, помня по курсу перед патрулем, смог рассмотреть почти сразу. Сложная идиограмма, тончайший литой круг, вертелся на шнурке рядом с колокольчиком.
– Там тоже недешево, но лекарства патентованные и действуют сразу. Но просто так ничего не бери, если не разбираешься.
Маккинли не любил Ночной город, не любил всей душой, но я понял это только потом. Не знаю, как он оказался в 13, знаю одно – все Старые и Иные для Маккинли делились на воров, жуликов, убийц и просто подонков. И, конечно, уродов, уродцев, страхолюжин, богопротивных тварей и самых настоящих демониц, не говоря о ведьмах.
Через год, заведомо зная о осенней простуде, шел к большеглазым темнокожим дриадам, спокойно покупая мешочек с тугими плетеными шариками. Каждый заваривался на ночь и пился с утра, настоявшись и никакого сезонного гриппа с бронхитом.
Ореховые глаза девочек совершенно не отражали желания обмануть человека, впаривая ему всякую ерунду, темная кожа и волосы с уловимым зеленым оттенком совершенно не казались странными, а когда они начинали хохотать, а смеются дриады по самому глупому поводу, смех рассыпался колокольчиками, заставляя веселиться вместо с ними.
Дриады, легко снимающиеся с места после вырубки лесов в старушке Европе, пересилились сюда давным-давно, радуясь миллионам деревьев, кустарников и прочей зеленью. Города им не нравились, но города позволяли вести торговлю, да так прибыльно, что девоньки никогда не отказывались от своих смен в Ночном.
– Кроу, приедешь на Равноденствие?
О, да, это было их какой-то спортивной целью, не иначе, или предметом спора… Зазывать меня на свои пляски у зеленого холодного пламени дриады начали на второй месяц знакомства. Если бы не предупреждение сержанта, каким-то образом узнавшего про это, может и и отправился бы…
Ночной город раскрывался через такие вот мелочи, через этих девчонок непонятно-молодого возраста, с темной, как крепкий чай, кожей, с зеленоватыми волосами, спадающими на плечи густыми волнами. Они блестели мелким белым жемчугом зубов через совсем темные губы, блестели своими ореховыми глазами и, как будто случайно, нагибались, помогая отыскать товар на нижних полках и демонстрируя самую обычно-человеческую женскую красоту в глубоких вырезах.
Ночной город раскрывался через лавку с красно-белым значком, где, совершенно неожиданно, можно было приобрести самый негаданный товар. Настоящий английский бекон, свежие маслины с оливками, итальянскую ветчину-поркетту, испанский херес, французский коньяк, кубинский табак, болгарскую брынзу, швейцарский шоколад, кофе в зернах и разного вида помола, да хоть свежайшую краковскую колбасу кольцами, еще пару дней назад свисавшую с потолка коптильни какого-то Яцека или Януша.
Ночной город показывал себя в круглосуточных забегаловках, где рядом с тобой, пьющим кофе, наливались пивом те самые кряжистые низкие дворфы, державшие в своих районах фабрики и заводики. Неподалеку от них легко размещались черные и кудрявые парни, не прятавшие небольшие рожки под снятыми кепками со шляпами. Женщины Ночного города, то совершенно не отличимые от обычных, то, наоборот, не казавшиеся людьми совсем, вели себя совершенно иначе, чем горожанки Нью-Йорка. Среди них, так-то, я чувствовал себя почти как дома.
Из-за такой вот ностальгии, получаемой среди компаний зачарованных странников, чьи пути сошлись в Ночном городе, в первый раз попал в неприятности. Чужой опыт никогда и ничему не учит, а копам ходить по одиночке не стоит, у жителей Ночного города хорошая память и им вовсе не нужно видеть тебя в форме, чтобы узнать.
– У нас тут копов не особо любят, – борода, так и желавшая ткнуть мне в глаза с высоты своего хозяина, рокотала, воняла чесноком, колбасками и пивом. Пивом воняло сильнее всего.
– Говорю, не любят у нас тут копов!
Троица за спиной зафыркала, захихикала, закашляла, подтверждая слова громилы, высившегося надо мной. Особенно старался бородавчатый, смахивающий на кабана, вставшего на ножки, тип ярко-желтого цвета. И знай себе похрустывал четырехпалыми ручищами, гоняя между пальцев-кочерыжек нож.
Дело принимало нехороший оборот, кроме кулаков у меня ничего не имелось, борода, по факту, принадлежала совершеннейшей горе мускулов и жира, густо покрытых черной шубой, лезущей через одежду и что оставалось? Принять бой в одиночку, что же еще…
– О, смотрю, новичкам тут не рады, верно, панове? Хотелось бы добавить, что в особенности не рады клятым москалям, но вряд ли вы подозреваете национальность этого новичка-легавого – донеслось из-за спины.
Глава четвертая: Маленький Китай, старый убийца и пара разбитых носов
Вместо Ворона, за его столиком, меня ожидали три чашки с гущей на донышках и пустой кофейник. А еще, написанное пером и где-то найденным джемом прямо по белой скатерти, предупреждение – «Надо уехать».
Абак свалил, забрав машину и совершенно забив на мои потребности. Старые, что с них взять, какое им дело до моих мелких человеческих нужд, верно?
– Штопаный гон…
– Ай-ай, большевик, остановись! – Межинский похлопал меня по плечу. – Не стоит хулить Ворона, дороже выйдет. Вороны разбираются во многом, включая пространство.
– И время?
– Наверное, сам спроси у кого-то из их ребят.
Действительно, стоило подумать самому, это же просто – взять и распросить кого-то из Воронов про их отношения с временем и пространством. Чертовы пернатые ублюдки, включая кинувшего меня водителя.
Вопрос сейчас один – как выбраться в город? И…
– Дамы еще не в полном составе, – поделился Межинский, – я скажу швейцару, чтобы не отпускал такси.
– Спасибо. Я выйду на задний двор, меня там найдут, не забудут?
– Не переживай. Выпей кофе, взбодрись.
Сволочная польская рожа, пусть и правая в своем предложении. Меня опять клонило в сон, вторые сутки на ногах… Или третьи? Да какая разница, ведь кофе как нельзя кстати. Особенно сатанински-крепкая смоль, выдаваемая клятым ляхом за кофе. Крохотный наперсток мейссенского фарфора с едва различимой пастушкой, гуляющей своих бяшек по лужайке. А в ней, тонкостенной, сожми сильнее и лопнет, чашечке – натуральный венский кофе.