- Кто тебе позволил так врываться! - закричала Теркен.

  - Как может защитница веры и мира, Великая Теркен, Владычица женщин обеих миров просто так взять и трусливо бежать от неверных?! - говорила Султан, глядя прямо в глаза хату. Голос ее был тверд, взгляд наполнен негодованием жены оцепенели, глядя на это, как будто перед ними стояла не там милая и капризная принцесса, которую они знали.

  - Султан, - Подошла к ней Ай-Чечек. - Сейчас же проси прощения Теркен-хатун!

  - АннЭ, а кто будет просить прощения у жителей Гурганджа за то, что оставили его жен и дочерей варварам на поругание? Кто будет просить прощение у отца за то, что не отстояли столицу?! Вы, хатун, езжайте, а я остаюсь!

  Теркен сначала молча слушала, а потом замахнулась рукой и ударила по щеке дерзкой девчонке. - Молчи! Смеешь ослушаться приказа?! Совсем тебя избаловали. Хотя, нельзя удивляться дурному воспитанию, ты же дочь Ай-Чечек.

  Ай-Чечек молча опустила голову и стала напрягать лицо, чтобы не заплакать.

  - Айше! Мунира! - позвала хатун служанок, - проводите Хан-Султан до ее покоев и помогите собрать вещи в сундук. Завтра с рассветом отправляемся.

  - Айше, как стыдно, - говорила тихо Хан-Султан юной служанке.

  - Хатун, вы женщина, а не воин, все равно бы ничем не помогли городу, - успокаивала ее девушка. - Иншалла, город выдержит осаду. А если нет, что будет с вами, даже страшно представить! А крепость Илал - самая неприступная, там вы будете в безопасности, великая Теркен все правильно решила!

  - Илал, это же в Мазандаране, в Персии,- взялась за голову Хан-Султан. - Придется идти по пустыне!

  - Да, но это лучше, чем попасть в руки монголам.

  На рассвете жены, дочери, наложницы, младшие сыновья султана, везира Мухаммада ибн Салиха и сына правителя Языра Умар-хана, который хорошо знал окрестные дороги, в сопровождении воинов хараса выходили из крепости. Там их ожидали проводники с верблюдами. Дойдя до берега Амударьи, все увидели двадцать шесть человек, стоявших связанными на коленях. Хан-Султан узнала в некоторых из них аманатов хорезмшаха - сыновей вассальных правителей, живших во дворце. - Что это значит? - спросила она у матери.

  - Похоже, их собираются убить, тихо с ужасом в глазах ответила Ай-Чечек.

  Хан-Султан побежала к воинам, стоявшим у реки рядом с заложниками. - Что вы делаете?! Развяжите их! Я приказываю!

  - Хатун, мы выполняем приказ Теркен-хатун, - ответил один из воинов. - Аманатов велено утопить.

  Хан-Султан подбежала к Теркен, упала на колени и со слезами стала умолять пощадить заложников. Султанша отвернула голову и ровным спокойным повелевающим тоном сказала:

  - Иди к матери

  -Бабушка, за нами идет смерть, неужели вы не страшитесь гнева Всевышнего, совершая такое преступление? Не боитесь Страшного суда, мучений ада?

  - Они опасны. В вассальных землях многие переходят к монголам. И они могут, - отвечала таким же спокойным ровным голосом Теркен, глядя таким же равнодушным безучастным взглядом. Не тот был взгляд, что у Хан-Султан, наполненный страхом и слезами.

  - Потому что знают, чем ВЫ от них отличаетесь, - вмешалась подошедшая к дочери Ай-Чечек.

  - Что ты сказала?! - воскликнула низким грозны голосом Теркен, посмотрев на невестку, как хищник, собиравшийся напасть.

  - Вы были неверной, ей и остались, - сказала громко осмелевшая от шока Ай-Чечек.

  - Да как ты смеешь лгать? Мы с отцом и всей семьей приняли ислам еще моего замужества!

  - А не обманули ли вы всех и не молитесь в мыслях вашим кипчакским балбалам?

  - Хочешь пойти с ними?

  Хан-Султан поднялась и увела Ай-Чечек за руку к каравану.

  отправился в путь, тем временем приказ султанши был выполнен. Юные сыновья вассалов с камнями на шее погрузились на дно Амударьи. Не убили только одного Умара, знавшего путь в Илал.

  Стояла невыносимая жара, все время хотелось пить, пот лил ручьем при малейшем ветре приходилось прятать лицо от песка. Эта пустыня не казалась безжизненной, как африканские. Каравану по пути редко встречались золотистые барханы, чаще засохшие травянистые растения на песчаной почве. Периодически по песку проползали змеи и черепахи, а над караваном возвышалось - вечное синее небо. И, казалось, не было конца и края, как не было конца этому пеклу и жажде, и только небесная мозаика из звезд ночью успокаивала и внушала мысль о том, как прекрасен божий мир, в котором мы живем.

  Вся прошлая жизнь - беззаботное детство, юность, персидские поэты, мечты о встречах с ними, замужество, жизнь после возвращения домой - словно превратилась в песок барханов этой знойной пустыни, есть только матушка, сестры и братья, сумасбродная султанша, от которой не знаешь, что ожидать, верблюды и пустыня. А еще где-то далеко монголы, с которыми, уходи - не уходи, а встречи не избежать. Золотые украшения, драгоценности в сундуках, которые несли на своих горбах верблюды, которыми Хан-Султан часами могла любоваться у зеркала, превратились в обычные побрякушки, по сравнению с настоящей драгоценностью - жизнью. Бог, как будто, ее наказывал за то, что никак не могла понять этого. Раньше она ругала поваров, когда во дворце не было сладостей, а теперь, кажется, что нет вкуса, приятнее вкуса воды.

  И вот, долгожданный Мазандаран... Издалека виднелись горы, покрытые густыми лесами. В этой местности не было засухи, казалось, нехватка воды осталась в прошлом. Наконец-то жизнь! После долгого пути по пустыне женщинам пришлось подниматься по склонам гор. Наконец издалека показались мощные каменные стены крепости Илал. Харасцы, выполняя тайный приказ Теркен, окружили Умара, единственного выжившего вассала, отняв у него саблю, зарубили. Хан-Султан хотела, побежать, как в прошлый раз, но Ай-Чечек ее взяла за руку:

  - Не надо, дочка, мы не можем ничего сделать, - говорила она сквозь слезы