- Ты что визжишь, как будто тебя режут! Оглохнуть можно от твоего визга! - засмеялся Джучи.
- Нашим женщинам нельзя показывать тело и волосы мужчинам, - пояснила Айше. - Только муж может видеть.
- Какой еще муж? - еще сильнее засмеялся он. - Не будет у нее никакого мужа. Она моя наложница. И как ты, Хан-Султан ночи будешь со мной проводить, если даже волосы показывать боишься?
- Что вы хотите? - заговорила, наконец, Султан.
- Узнать хотел, как себя чувствуешь? Поела, наконец? Что будет, если посмотрю на твои волосы? - говорил он, подойдя к ней, взял за край платка и попытался его стянуть. Хан-Султан снова закричала и стукнула его по руке, - А Джучи продолжал смеяться.
- Думаешь, Бог накажет? Он уже тебя наказывает, я - и есть твое наказание! Бог послал нас, чтобы наказать твой народ за грехи.
Когда орда двигалась дальше, Джучи, глядя на шедших пешком пленниц, заметил, что Хан-Султан по-прежнему, опирается руками на Айше. - Так и не поела? - спросил он, подскакав на коне к группе пленниц.
- Глупая женщина! Галдан, съезди в ближнее селение и найди ей хлеб!
Через некоторое время Галдан вернулся с сухими лепешками в мешке.
Войско проходило через маленький городок, не оказавший сопротивление и оставшийся целым. Люди, увидев монголов, побежали прятаться по домам, даже с базарной площади люди стали убегать толпой, только уличные артисты с куклами остались, продолжая свое представление. Хан-Султан вспомнила, как она впервые увидела кукольников, когда ехала в Самарканд к Усману. Монголы из любопытства подошли к артистам и с удивлением наблюдали за действом. Воины из местных стали подробно объяснять Джучи, что это такое. Хан-Султан пробралась через толпу воинов, желая увидеть привет из прошлой жизни, той жизни, когда она была принцессой великой и цветущей державы, когда все близкие были рядом и всегда защищали, а на шумных базарах Гурганджа всегда было много людей. Но что она увидела, присмотревшись к куклам? Не истории о Ходже Насреддине, а кукол, изображающих злобную старуху, ее толстого сына в чалме, дрожащего перед матерью, его избалованную дочь, хныкающую и просящую отца отрубить голову мужу, и их имена: Теркен-хаун, Ала-ад-Дин, Хан-Султан. Хан-Султан в слезах собиралась побежать, но кто-то остановил ее, схватив крепко за руку. Оглянувшись, она увидела своего пленителя.
- Стой. Не показывай, что они тебя задели.
Привести их всех сюда!
Растерянных кукольников привели к сыну кагана и поставили на колени.
- Вы посмели надсмехаться над родом вашего бывшего султана и над наложницей вашего нынешнего правителя? Вы заслуживаете смерти.
Тут Хан-Султан упала на колени перед врагом, которому больше всего боялась казаться слабой:
- Хан, не убивайте их, лучше меня казните! Люди злы на наш род, что не смогли защитить их. Это только наша вина, не их!
- Встань, смотреть противно. Пустите их, а это забрать! - говорил он, указывая на кукол.
- Можно, я их возьму?
Бери, глупая женщина.
Хан-Султан положила кукол в связку с едой и водой.
Владения Джучи, выделенные Чингисханом, находились в восточной части Дешт-и-Кипчак, в пределах реки Иртыш и Алтайских гор. Каган выделили ему от 4 до 10 тысяч монгольских воинов с семьями, остальными жителями улуса были кипчакские племена. Последние значительно преобладали по численности монголоязычных завоевателей. Их дети говорили на двух языках, а внуки и правнуки стали забывать монгольский. Схожесть культур и хозяйства облегчила созданию смешанных семей: монгольские нукеры охотно брали в жены половецких красавиц.
Туда же и прибыла из Монголии семья Джучи: старшая жена Саркаду и сыном Ордой-Эдженом и вторая жена Уки с сыном Бату. Бату, мальчик на вид лет десяти-одиннадцати первым прибежал встречать отца. Первым делом Джучи спросил сына, заботился ли он о матери, усвоил ли монгольское вертикальное письмо, которому обучал его учитель-уйгур. Потом, зайдя в юрту, Бату покажет ему, как красиво у него получается писать монгольские слова. А Орда-Эджен в очередной раз обиделся, что отец говорит с Бату больше, чем с ним, хвалит брата чаще, чем его.
- Отец, но я три раза побеждал на состязаниях, а Бату - ни разу! Я лучше стреляю из лука, а Бату все время промахивается, а Бату умеет только писать красиво и учить языки. Это дела бесполезные, блажь для воина!
- Ошибаешься, - отвечал отец. - Вы будете не только воинами, но и правителями. Елюй Чуцай говорил Чингисхану: "Страну можно завоевать, сидя на коне, но править, сидя на коне нельзя".
Саркаду оставалось только с завистью глядеть на Уки, понимая, что Бату, а не ее сыну уготована судьба править улусом.
- Уки, я поручаю тебе воспитание куммайан . Обучи их нашим обычаям, - поручил правитель второй жене.
Уки усердно выполняла, делая из кумайан монгольких женщин:
От нее Хан-Султан узнала, как надо сидеть в юрте: колено поднятой ноги, согласно правилам, должно было быть обязательно обращено к двери, поэтому женщины, как правило, сидели на правой ноге и выставляли перед собой колено левой, а мужчины, наоборот, - на левой, выставляя перед собой колено правой, или же подложив под себя скрещенные ноги и выставив их перед собой. Научили наложниц и обращаться к людям: называть незнакомого человека "почтенным", а знакомого - "гуай".
Подавая угощения, следует держать обеими руками, либо только правой. В последнем случае она придерживает кончиками пальцев левой руки себя за локоть правой. Хан-Султан была удивлена, что монголы чистить зубы после еды щеткой с костяной рукоятью , подумав: "Разве им известна чистота?".
Пленницам пришлось самим собирать юрту. Сначала ставили решетчатые стены юрты - ханы, жердей - уни. Один конец у которых заострен, а на другом имеется веревочная петелька. Заостренным концом они упираются в круг - тоно - центр кровли, а нижним - на решетки-ханы. У входа в юрту устанавливалась занавеса из войлока, снаружи накладывалась, иногда в два слоя, войлочная кошма, поверх которого укладывалась материя, защищающая войлок от дождя и снега. Ткань обвязывалась веревкой. Это был не тот гарем, в котором провела детство Хан-Султан. В степи, и наложницы, и жены работали, стали мозолистыми некогда белоснежные и гладкие, как шелк, руки принцессы.
