– Есть! – злился я, от своего бессилия, и от того, что мужику было все равно, так мне показалось. Его даже забавляло все. Он сидел на табуретке, положив ногу на ногу, и забивал трубку табаком. «Интересно, сигарет, что ли нет, не в прошлом же веке живем!»
– А у вас, семьи нет? Что за странные вопросы? – возмущался я его безразличием.
– Есть. У меня дочь.
– Вот она будет волноваться, если вы пропадете в лесу надолго?
– Будет.
– Вот и моя волнуется.
– Жена? Для детей ты молод больно.
– Нет, я с бабушкой живу.
– Вот как? Бабушкин значит внучек.
– Так точно! – язвил я. – Не перенесет она плохие новости.
– А сколько ей лет?
– Под сто уже.
– Ого! Долгожительница? Молодец! Да, плохие новости будут ударом для нее.
– Вот и я о том же, – нервничал я.
– Ну не могу я тебе пока ничем помочь. Лежи лучше, не тереби ногу, а то не скоро заживет, если плясать так на ней будешь, – сделал окончательный вердикт хозяин странной лачуги.
Я откинулся обратно на подушку. Делать было нечего. Из-за непрекращающейся боли, рациональные мысли не приходили пока в голову.
– Ты мне лучше скажи: чего тебя к нам занесло, в такую глушь?
– Да так, исследуем, ученый я, – не стал вдаваться в детали, да и нельзя было.
– Ученый значит? А что исследуете в наших местах?
Я не знал что соврать, но истинную причину говорить было нельзя. Я это понимал, поэтому сказал банально:
– Да так, речку одну ищем, предполагается, что месторождение новое там. Начальство задание дало землю прощупать.
– Ах, вон оно что. Не знаю, сколько здесь живу, а много золота видел. Так, песочек маленько. Думаю, зря время теряешь.
– А, так вы охотник, а не егерь?! «За золотишком охотник, а не за зверем», – поймал я на слове. – Значит, есть поблизости речка?
Мужик напрягся, но потом улыбнулся: – Есть, да только нет там ничего, – поведал он. – Ты давай-ка лучше отвару попей, – ушел он от ответа.
Иван подошел, поднял немного подушку, чтобы было удобней, и протянул мне напиток. Я приложился губами к кружке, вырезанной из дерева. От нее отдавало запахом ели.
– Что это? – поморщился я.
– Это хвойный настой, пей, сил придаст, на ноги быстрее встанешь.
Я не стал кобениться, и послушно выпил немного терпкий и не очень вкусный настой.
– Значит вы не из поселка? Вы постоянно пребываете здесь, в тайге? – оглядывал я помещение как музей древней утвари.
– Да, я здесь вырос, – спокойно ответил он.
– Как это вырос? Прям, так с самого детства? Вы что старовер, от людей прячетесь? – не поверил я. – Один живете? – удивлялся я, зная, что не может человек всю жизнь в лесу один прожить, даже отшельник. «С кем-то, он все же, общается?»
– Я же говорил, с дочкой, – усмирил он мое любопытство.
– С дочкой? А жена?…
– Жена умерла давно.
– Извините! – мне стало стыдно.
– А где сейчас дочь?
– Скоро вернется, по хозяйству суетится.
– А как вы оказались в том месте, где нашли меня? Далековато от вашего дома, как я понял.
– Так я охотился на медведя, а тут ты. Пришлось выручать тебя. А он, зрелый самец попался, такой не убегает. Или он тебя, или ты его. Нелегко, правда, было, боялся в тебя попасть. В таких случаях надо метко стрелять, прямо в глаз, а не куда попало. Медведь зверь сильный, он и после пули несколько шагов пробежать может. А лапой даст по шапке, и поломает.
– Я все же человека послал на то место, жиру припастись медвежьего на зиму. Жир медвежий – бесценен.
Услышав это, я понял, что помимо дочери, есть еще здесь из мужчин кто-то. Женщину он так далеко не послал бы. Хотел спросить об этом, но передумал, и спросил о другом:
– Вы вообще в поселок не показываетесь? Когда я могу рассчитывать на помощь? Может все-таки, пошлете вашего человека, когда он вернется? Пусть пришлют за мной кого-нибудь.
– Смысла кого-то звать сюда, нет. Через болота не пройдут; а потом, еще обратно топать. А сам ты еще не скоро на ноги встанешь. Окрепнуть нужно, чтобы идти на дальнее расстояние.
– Как болота? А как же ты прошел?
– Вот так, тропы знать надо. Я же здесь всю жизнь живу. Хотя, было нелегко, тяжеловат ты больно.
– Значит, ты знаешь путь, а кроме тебя никто?
– Так и есть.
– Но ты не пойдешь?
– Нет.
– Почему? – не унимался я, а его это, похоже веселило.
Он был все так же невозмутим, и поглаживал временами бороду, хитро улыбаясь.
– Мне незачем, я и так для тебя много сделал. Радуйся, что жив остался.
– Спасибо! – резко ответил я, и плюхнулся на подушку, закрыв рукой глаза. И тут, я вспомнил:
– Дай мне рюкзак, у меня там телефон, я связь проверю.
– Какой рюкзак? Я его не взял, не до него было. Мне и так много груза тащить пришлось. А шкура, я ее тоже тащил, она мне дороже. Ты уж извини, – погладил он свою бороду, а после, ухмыльнувшись, отметил: Слово, какое чудное – рюкзак.
– Ты и впрямь какой-то дикий. В лесу, что ли родился?
– Ну я же говорил! – ответил спокойно мужик, а меня его спокойствие выводило из себя, все больше и больше.
– Так ты же послал человека, скажи ему, пусть прихватит.
– Так сколь же времени прошло. Он уже вернулся, и без твоей сумки. Ты же два дня в бреду провалялся. Забыл?
– Вот черт.
– Да не переживай ты так. Что там у тебя такого, что у нас не найдется? Одежду дадим, обувку, найдем.
– Я же говорю, телефон у меня там, связь. Понимаешь?
– А связи у нас нет! – отвечал он.
– О боже, куда я попал?
– Ко мне в дом.
Я обессиленно усмехнулся, а у самого под ложечкой заерзало. Почему-то подумал, что не выберусь от сюда никогда.
– Да ты лежи, восстанавливай силы. Не переживай, вред тебе здесь никто не нанесет.
Я немного успокоился, и задал очередной вопрос:
– Почему вы живете здесь, а не в поселке? Там цивилизация, удобства. Вы и правда, староверы – отшельники?
– Ну можно и так сказать.
– Я слышал, староверы чужаков не любят.
– Что правда, то правда, – поглаживал он свою бороду, – но помощь всегда окажем.
– И много вас здесь? – навострил я уши.
Разговор становился все интересней. Я потихоньку пытался вытащить из него информацию, хотя это было сложно. Казалось, он играл со мной в какие-то игры. Мне вспомнился тот убитый мужик… Он, возможно тоже был из этих… И одежда Ивана наводила на мысль. Многое сходилось.
На лице Ивана отразилось смятение.
– Да есть тут еще кое-кто, – нехотя ответил он. – Ты лежи и не задавай много вопросов, здоровее будешь.
А я не понял, что это было: забота или угроза?
Я не стал больше докучать ему, не глуп, понял, что пока не встану сам на ноги, отсюда не выберусь. А кто еще соседствует с Иваном, я и так со временем увижу.
Кто-то вошел в дом, я присмотрелся. Было темно, кроме лампы ничего не освещало помещение.
«Боже, они даже свечи не используют!» – подумал я и закатил глаза.
– А зачем? – отвечал Иван своим хитрым взглядом, прочитав мои мысли, будто на лице все было написано. – У нас медвежьего жира вон сколько, им и спасаемся. Он и от простуды, и для освещения. Его по-разному применить можно. И тебя от горячки им же спас. На грудь растирание делал, да на ногу прикладывал. Он тебя быстро поднимет.
– А я то, думаю, чем от меня попахивает, – стал я брезгливо обнюхивать себя.
Мужик посмотрел в сторону занавески, из-за которой послышался звук.
– Проходи Олеся! Справилась?
В комнату вошла девушка, вероятно, та самая дочь. Она подошла поближе на середину помещения, где находились мы с Иваном. Как только свет упал на ее лицо, я оторопел. Это была она, девушка из моего сна. «Неужели, так бывает?» – поразился я.
Передо мной, стояла рыжеволосая, кудрявая девица, с густой косой до пояса. Волшебство какое-то.
Она не опустила скромно глаза, наоборот, смело посмотрела на меня, как будто я уже год лежу на этой лежанке. После, она перевела взгляд на отца и произнесла: