— Войско движется слишком медленно. Судя по их скорости, наша встреча состоится зимой. К тому времени я погибну в этой клетке.

— Почему? — взгляд юноши тут же стал осмысленным.

— У меня человеческое тело! Оно хрупкое! Мороз, дрянная еда и скука не идут ему на пользу.

— Я не хочу, чтобы ты умирал, — змей в теле обращенного назидательно погрозил ему пальцем. — Это отсрочит встречу.

— В твоих силах ее ускорить. Дай мне коня, я приеду сам. Обойдусь без долгих привалов.

— Ты задумал какую-то хитрость. Я… — юноша невнятно забормотал и потерял сознание.

Из раскрытого рта несчастного обильно пошла кровавая пена. Служить сосудом для морского змея, который не был деликатным гостем, было смертельно опасно. Юноша еще корчился в конвульсиях, когда к клетке направился другой обращенный, чтобы дать змею договорить. За ним волочилась большая связка дров, пока он не опомнился и не догадался отпустить веревку.

Рихард понял, для чего островной король призвал всю эту разношерстную братию, состоящую из обращенных Берриса и уроженцев холмов. Вместе с желанным пленником змей хотел получить чистых, не обращенных людей. Из их крови можно было сделать много кровавого порошка. Сомнительно, чтобы тот был нужен змею для себя — он уже испытал невыносимую боль, запечатанную в памяти крови и вряд ли захочет переживать ее снова. Скорее всего, порошок предназначался Рихарду.

Герцог представил, как его заживо кладут в соляной гроб, засыпают мелкой высушенной кровью и со скрежетом накрывают соляной глыбой. Красные крупинки проникают под кожу, в глотку, в глаза. Он впадает в неистовое безумие, бьется о стенки от невыносимой боли, рвет себя на части, избавляясь от человеческого «я», выпуская чудовищную натуру. Неужели этого хочет змей? Чтобы он стал таким же чудовищем как он, отринув хрупкий баланс между хаосом и порядком?

Змей познает мир как новорожденный, не ведающий своих возможностей, ошалевший от безумия и нечеловеческих мук. Он поглощает все новых существ, копит их прижизненные страдания. Не верит увещеваниям и советам, потому что не знает другого и подобно слепцу, остается равнодушен ко всему, чего нельзя коснуться.

Рихард пытался понять мотивы змея. Он исследовал его путь от начала до конца, начав с момента смерти Ульвара. Правда, во всей своей простоте, открылась неожиданно. Удивленный, герцог закрыл лицо ладонями и затрясся от истерического смеха.

— Чего смеешься? — грубо спросил очередной обращенный, занявший место умершего.

— Над своей глупостью и слепотой, — открыто признался Рихард. — Как так вышло, что во всем мире только ты и я имеем значение? Ты и я, — повторил он. — Разве это справедливо по отношению к нам?

— Не понимаю.

— Моя вина в том, что я ошибался, — пояснил Рихард и в ответ на его недоумение, добавил. — После нашей первой встречи я полагал, что ты станешь моей погибелью, но оказалось, что ты не желаешь мне зла. Это, — он потряс прутья клетки, — ради моего же блага. Ты хочешь вызволить меня из ловушки.

Обращенный замер, жизнь ушла из него. Серое лицо приобрело синюшный оттенок. Змей обдумывал услышанное.

— Ты, в самом деле, понял? — наконец спросил он. — Или хочешь усыпить сладкими речами?

— Испытай меня.

— Что ты считаешь ловушкой?

— Тело. — Рихард улыбнулся. — Ловушка, которая держит крепче и надежней этой клетки. Я добровольно попался из-за страха… Но человеческое тело не сможет вместить все, чем я являюсь и из-за его несовершенства я перестал быть тем, кто есть. Смертное тело стало клеткой.

Со свистом выпустил воздух сквозь сомкнутые зубы, обращенный прикрыл глаза. На плечо капнула кровь, набежавшая из уха. Морской змей отпустил раба и тот, покачиваясь, побрел прочь. К Рихарду тут же направилась дородная пожилая женщина, нелепо выставив перед собой перемазанные мукой руки.

— Твои речи были странными, — ее низкий голос клокотал в груди как зарождающаяся лавина. — Позже я понял, что это потому, что ты пленник, который никогда не был свободен. Дать тебе свободу… Это все, что я хочу.

— Благодарю за честность.

— Ты поступил бы также. Ты же откликнулся на мой зов и пытался помочь — по своему разумению. То, что прежде страдало во мне, считая себя человеком, мертво. Это слабое смертное существо умоляло тебя о помощи, но я — не он, отныне мой взор яснее и острее чем когда-либо.

— Ульвар окончательно умер, когда ты обратился в змея?

— Достаточно было нескольких крупиц порошка…. Этот порошок — великое чудо, он принес с собой столько боли, что жалкий человек растворился в ней без остатка. Остался только я.

— Если в тебе нет ничего от прежнего короля островитян, то, как к тебе обращаться?

— У меня нет имени. Можешь продолжать называть меня Ульваром. Не имеет значения.

— Хорошо. Кем ты ни был, я тебе не враг.

— Да, ты не хочешь мне зла.

— И никогда не хотел, — подтвердил герцог. — Что дальше?

— Начнем все заново. Если ты пообещаешь не чинить препятствий.

— Давай попробуем. Бессмертным нечего терять.

— Очень хочу тебе верить. Не подведи меня.

Женщина открыла клетку и посторонилась, неловко взмахнув руками. Змею было трудно управлять ее грузным телом. Рихард не стал испытывать судьбу и поспешил вылезти наружу, осторожно опуская израненные, покрытые ранами ступни на холодную скованную заморозком землю.

— Соль разъела до костей… — с огорчением заметил он.

— Ты не будешь ни в чем нуждаться, но не пытайся вернуться в топь.

— Даю слово. Однако Фридо удивится, увидев меня на воле.

— Наши дела его не касаются! — отрезал змей. — Если вздумает своевольничать, сам окажется в клетке.

— О, я бы с удовольствием на это осмотрел…

— Если хочешь, он умрет. В подтверждение моих добрых намерений.

— Это взбудоражит его людей. Фридо не вызывает ни у кого симпатий, но если ты обратишь его или убьешь, прибывшие с ним воины захотят дорого продать свою жизнь и полягут в схватке. А кровавый порошок готовят из живых.

— Я называю его «дарующим освобождение». Ты прав, лишние волнения ни к чему. — Женщина несколько раз резко опустила голову к груди, неловко пытаясь изобразить кивки. — Все же ты лучше знаешь людскую натуру, чем я.

С этого момента жизнь Безмолвного герцога стала вполне сносной. Ему предоставили шатер, не хуже того, что занял Беррис. Более он ни в чем не нуждался — вкусно ел, крепко спал, любое его желание исполнялось. Приятные перемены после клетки, полной соли, смешанной с гниющей соломой и одеяла, разящего конским навозом. Охрана не оставляла его ни на миг, но ни во что но не вмешивалась. Когда пришло время трогаться, ему позволили самому выбрать коня. Рихарду приглянулся молодой светло-серый жеребец, крепкий и выносливый, принадлежащий прежде Фридо. Герцог не упустил возможность демонстративно проехаться на нем перед королем, которым вдруг овладела слепота и безразличие.

Змей впоследствии не раз пытался продолжить беседу, но его посланники были слабы, на один короткий разговор приходилось несколько трупов. Со стороны казалось, будто обращенные умирают, не выдержав общения с Рихардом. Это прибавило обеспокоенных взглядов в сторону герцога. Изучая бледные лица людей холмов, Рихард представлял, как вписывает в книгу о себе новую историю.

Пользуясь неожиданной свободой, герцог выяснил количество воинов противника, их настроение, качество провианта. Положение оказалось тяжелым. Лагерь был пропитан смрадом апатии и страха. Даже закоренелые убийцы искали компанию, лишь бы не оставаться наедине с обращенными. Люди взывали к богам, ища поддержки в равной мере и у светлых, и у темных сил, прося даровать избавление. Не все выдерживали, страх перерождался в отчаяние, из которого не было возврата. Сломленных воинов находили слишком поздно, с вскрытыми венами или петлей вокруг шеи. Окруженный недоброжелателями, герцог затосковал за временем, когда его появление вызвало радость и искренние улыбки. Он даже рискнул объяснить Ульвару, чего ему недостает, но тот, лишенный человечности, не понял ни слова.