– Да, но сейчас в Константинополе сидит узурпатор. Мы можем напасть на Царский город с моря и разом решить все проблемы с базилевсом, – предложил Икмор. – Победителей не судят!
– Залив Золотой Рог перегорожен цепью. Внезапного нападения не получится. К тому же и сам город, и Большой дворец под защитой стен. И персы, и арабы пытались захватить его с моря. Не вышло, – возразил Калокир.
– Совсем не обязательно захватывать Царский город. Сделаем так, как уже делали и авары, и болгары. Подойдем к его внешним стенам и под страхом нападения вынудим базилевса пойти на уступки, – предложил воевода Волк.
– Хорошее предложение, – поддержал его Калокир. – Наш враг – не ромеи, а только Цимисхий. Он узурпировал власть, пока законные наследники трона малы. В самой Византии у нас есть и сторонники, и друзья. И в доказательство тому вот этот перстень с грифоном рода Фока. Мои друзья из Херсонеса связались в Амасье[27], городе на другой стороне моря, с герцогом Вардом, сыном Льва Фоки. Он готов поднять восстание в Азии, чтобы поддержать наше выступление в Европе.
– А ему что за корысть нас поддерживать? Не ровен час – предаст, – засомневался Свенельд.
– Не предаст, – уверенно заявил Калокир. – Его отца и брата обвиняют в мятеже. Их упрятали в крепости на островах. И в перспективе их жизнь находится под вопросом. А Варда хочет добиться от нового базилевса их амнистии и возвращения домой.
– Это сильная мотивация, – согласился Свенельд.
– Как только союзные войска встанут у Длинных стен, фема Херсонес приостановит поставку зерна в столицу. Голодный бунт в Царском городе будет неизбежен. Горожане свергнут тирана и поддержат любого, кто даст им хлеб.
– Что ж, решено! – подвел итог Святослав. – Идем на юг, к стенам Константинополя. И пусть нас поддержат друзья из Азии и Таврии.
– А сколько у нас бойцов? – задал вопрос Калокир и сам себе ответил: – Тысяча болгарских гвардейцев из Преслава под командованием тысяцкого Ивана, грейтунги Дороса[28] под командой риха Никиты – еще три тысячи. Итого вместе с тремя тысячами викингов конунга Икмора и русской дружины воеводы Волка – восемь тысяч воинов. – Калокир покачал головой. – Маловато для осады Длинных стен. Нам не хватает конницы.
– И трех тысяч на ушкуях[29] хватило, чтобы с ходу взять Филиппополь, – презрительно скривился Икмор.
– Река не подходит к Длинным стенам, – возразил Калокир. – И мне трудно будет убедить болгар в союзничестве с варягами, если на месте каждого взятого ими города будет оставлена безжизненная пустынь.
– Конунга Гунара проткнули копьем со спины. Это был нечестный удар. Жители Филиппополя поплатились за это. Мы справили хорошую тризну, – мрачно проворчал Икмор.
– На войне часто гибнут, но это не повод вырезать всех поголовно, – набросился на него Калокир.
– Страх у врагов – наш лучший союзник, – тотчас парировал Икмор.
– Хватит препираться, – оборвал споривших предводителей Святослав, потом усмехнулся и добавил: – Когда я обдумывал нашу будущую войну в Саксонии, то сознавал, что мне понадобится конное войско. Я приказал воеводе Свенельду переговорить об этом с Курей, каганом Печенежского союза. И вот конное войско уже на подходе. Очень кстати. Расскажи, как тебе это удалось, воевода.
Почувствовав на себе горящие любопытством взгляды, Свенельд даже как-то стушевался. Но, быстро взяв себя в руки, стал рассказывать:
– Завершив дела у сожженного города Самандара[30], я возвращался в Киев на Непре через предгорную Аланию. По пути остановился на отдых во временной ставке печенежского кагана Кури в Пятигорье. Там меня и нашел гонец с приказом Великого князя Святослава следовать к нему в придунайскую Болгарию с конным войском.
Но где мне было взять войско? Наши союзники куманы-гузы остались обустраиваться в степях «золотых» аланов возле Самандара. А каган Куря, возглавивший кангарскую орду степняков, был в состоянии войны с ханами Кавказской Алании. И хотя местные казаки приняли сторону печенегов и помогли им захватить Пятигорье, война обещала быть долгой.
К счастью, в это же время иронский князь Урдуре захватил Маас[31] – горную столицу Кавказской Алании и тем самым временно нейтрализовал гуннов Папагии. Осталось решить проблему на северо-западном побережье Кавказа. Там на западе Казакии[32], в Тмутаракани[33], находились так называемые Климаты Хазарии. Эти крепости обороняли болгары черные, хазарские вассалы.
Свенельд сделал паузу. Но никто не проронил ни слова. Все с нетерпением ждали продолжения. И он не заставил себя долго ждать:
– Чтобы без боя совладать с ними, замечательный ход придумал каган Куря, – продолжал рассказ Свенельд. – Немного ранее на правом берегу Итиля его воины пленили жену малеха рахдонитов, царя Атильского. Сам малех, как известно, уплыл в Самандар, где и сгинул. А вот жену свою бросил раньше в пылавшем городе Атиле[34]. – Свенельд замолчал. Никто его не торопил.
– Я не удивлен, – заметил Калокир. – Для малеха она не представляла ценности, так как не была иудейкой по рождению. Ее дети не смогли бы наследовать трон. Женившись на ней, он преследовал лишь политические цели.
– Эта смелая женщина самостоятельно перебралась на аланский берег и пробиралась к своему отцу в Маас, но по пути попала в плен к печенегам, – заметил воевода.
– Ну и дела… – покачал головой Калокир.
– Пленив вдову малеха, каган Куря вспомнил, как готские рихи покоряли Европу, беря в жены местных царевен, – продолжал Свенельд. – А потом так же русские князья брали в жены готских царевен, чтобы вернуть свои вотчины в Таврии и в Карпатских горах. По тому же пути пошел и иронский князь Урдуре. Он взял в жены дочь побежденного хана гунно-болгар и так овладел всей их Волчьей страной – Буриберди, которую греки называют Папагией.
Воевода смущенно замялся, что было нехарактерно для него.
– Вот тут-то каган Куря и придумал, как мне выполнить приказ Великого князя и собрать ему конное войско. Он предложил мне взять в жены вдову малеха, которая волей случая попала к нему в плен.
– Ну и дела… – снова удивленно покачал головой Калокир. И Святослав как-то по-новому, серьезно глядел на воеводу, хотя в глазах его искрились смешинки.
– Сказано – сделано, – решительно продолжал Свенельд. – Я женился на вдове. И так овладел всеми вассальными ханствами Атиля на побережье Тмутаракани. После этого я приказал черным болгарам следовать за собой к Истру. И князь Урдуре не возражал. Он был только рад избавиться от воинственной оппозиции.
В то же время, узнав, что болгарцы уходят, вольные казаки, ранее оттесненные хазарами к Манычу[35], стали возвращаться в Тмутаракань и родную Казакию. А некоторые из них также стали проситься в мое войско.
Я сказал об этом кагану. И каган Куря разрешил мне набирать охочих степняков из местных улусов Дона и Маныча, входивших в Печенежский каганат. А поскольку сам каган оставался в Пятигорье, то утвердил на командовании войском из аланских улусов Дона походного атамана по имени Сивый Конь.
Закончив с формальностями, я попрощался с каганом Курей и возле Белой Вежи переправился на правобережье Дона. Дальше по землям печенегов повел свое войско к Истру.
А каган Куря остался зимовать в предгорных степях Алании, чтобы при необходимости помочь князю Урдури утихомирить бунтовавших ханов в горах. К следующей зиме он собирался вернуться в Лукоморье на левобережье Днепра или на свои кочевья в Таврии, возле Новгорода[36]. Вот в общих чертах и весь рассказ, – закончил свое повествование Свенельд.
