Он подождал, пока шум утихнет.
— Президент приезжал потому, что принято окончательное решение о запуске. Итак, друзья, отсчет начался.
— Когда? — поинтересовался кто-то.
— Чем скорее, тем лучше. Мы должны завершить нашу работу, и я имею в виду, друзья мои, действительно завершить работу. То есть довести Хартнетта до оптимальных параметров, чтобы он мог в полном смысле слова жить на Марсе, а не бегать в лабораторию, если что-то пойдет не так — и сделать это к стартовому окну, в следующем месяце. Старт назначен на восемь ноль ноль двенадцатого ноября. Что дает нам сорок три дня, двадцать два часа и еще пару минут. Не больше.
После секундной паузы зал взорвался. Даже выражение лица киборга заметно изменилось, хотя никто не смог бы сказать, в какую сторону. Замдиректора продолжал:
— Это еще не все. Дата назначена, изменить ее нельзя, и мы обязаны уложиться. Теперь я хочу объяснить вам, почему. Слайд, пожалуйста.
Свет погас, и заместитель директора, не дожидаясь знака, включил проектор, направленный на экран в дальнем конце зала, где было видно всем, даже киборгу из своей камеры. На экране появилась координатная сетка с толстой черной кривой, круто поднимавшейся вверх к красной линии. Заголовком служили ярко-оранжевые буквы «Строго секретно. Вслух не читать.».
— Я объясню, что вы видите, — сказал замдиректора. — Черная кривая — это функция двадцати двух показателей, начиная от баланса международных займов, и заканчивая уровнем плохого отношения к американским туристам со стороны иностранных официальных лиц. Результат — вероятность возникновения войны. Красная линия наверху обозначена ВД, сокращение от «Военные Действия». Полной гарантии нет, но статистики утверждают, что за этой границе вероятность возникновения войны в ближайшие шесть часов составляет девять десятых. Как видите, мы приближаемся к этому.
Шепот утих. Наступила гробовая тишина. Наконец кто-то спросил:
— А какова шкала времени?
— Здесь данные за тридцать пять лет.
Напряжение немного упало. Пробел вверху означал по крайней мере пару месяцев, а не минут. Раздался голос Кэтлин Даути:
— А где видно, с кем будет война?
Замдиректора поколебался, потом осторожно ответил:
— Ну, этого на графике нет, но думаю, что каждый из вас сам может догадаться. Я могу высказать несколько своих предположений. Если вы читаете газеты, то знаете, что китайцы давно обещают превратить австралийские пустыни во всемирную житницу, дайте им только применить их синьцзяньскую агрономию. До чего бы там ни дорешалась эта банда квислингов из Канберры, я твердо уверен, что наше правительство не пустит туда узкоглазых. Во всяком случае, если они хотят получить мой голос на следующих выборах.
— Но это только мое личное мнение, — добавил он, немного помолчав, — только для вашего сведения, и прошу вас не упоминать об этом. Я не знаю официальной точки зрения на этот счет, и даже если бы знал, все равно не сказал бы. Все, что знаю я, теперь знаете и вы. Тенденция весьма печальная, сейчас все указывает на быстро растущую вероятность эскалации ядерного конфликта. Экстраполяция дает нам вероятность девять десятых в течение ближайших семи лет.
— Это значит, что если к тому времени у нас не будет жизнеспособной марсианской колонии, то мы можем вообще не дожить до этого времени.
Инженер-электроник, др. медицины, др. ест. наук, подполковник в отставке резерва морской пехоты США Александр Брэдли.
Выходя из конференц-зала, Брэдли сменил озабоченную мину для совещаний на открытую и добродушную улыбку, с какой обычно глядел на окружающих. В это время киборг шлюзовался в марсианской камере. Наблюдавшие за ним немного беспокоились. Хотя на лице киборга невозможно было прочесть никаких эмоций, эти эмоции можно было обнаружить по биению сердца, дыханию и другим жизненным проявлениям, непрерывно регистрируемым телеметрией. Из телеметрии выходило, что киборг находится в состоянии некоторого нервного напряжения. Ему предложили перенести испытания, но он отказался.
— Вы шшто, не ззнаете, что у нас воййна на носссу? — визгливо огрызнулся он и больше с ними не разговаривал. Испытания решено было провести, а по окончании — еще раз проверить психопрофиль Вилли.
В десять лет Александр Брэдли потерял отца и левый глаз. В воскресенье после дня Благодарения они всей семьей возвращались на автомобиле из церкви. Ударил заморозок. Утренняя роса замерзла, покрыв дорогу прозрачной, тонкой пленкой льда. Отец Брэда вел очень осторожно, но машины ехали впереди и сзади, машины неслись по встречной полосе; ему приходилось держать скорость не ниже положенного, он не сводил глаз с дороги, а на вопросы жены и сына отвечал односложно. Вел он внимательно, но этого оказалось мало; когда надвинулась катастрофа, он уже никак не мог ее избежать. Сидевшему на переднем сидении рядом с отцом Брэду показалось, что кативший им навстречу в сотне ярдов впереди фургончик медленно, неторопливо съезжает влево, словно собираясь повернуть. Вот только поворачивать было некуда. Отец Брэда нажал на тормоза и не отпускал ногу, их автомобиль замедлил ход и пошел юзом. В течение двух секунд мальчик смотрел, как встречная машина боком ползет к ним, а они сами медленно, но неотвратимо двигаются прямо на нее, величаво и неотвратимо. Никто не сказал ни слова — ни Брэд, ни отец, ни мать Брэда на заднем сидении. Никто даже не пошевелился, все застыли, словно актеры в живой картине, иллюстрирующей правила дорожного движения. Отец, выпрямившись, молча сидел за рулем, пристально глядя на чужую машину, а ее водитель с немым вопросом в широко распахнутых глазах выглядывал через плечо в их сторону. Ни один из них до столкновения так и не пошевелился. Даже на льду трение тормозило машины, и их относительная скорость не превышала двадцати пяти миль в час. Этого оказалось вполне достаточно. Оба водителя погибли: отца Брэда проткнула рулевая колонка, встречному водителю снесло голову. Брэд с матерью, несмотря на застегнутые ремни, получили переломы, ушибы и травмы, в том числе и внутренние. Мать до конца жизни не могла пошевелить левой кистью, а сын потерял глаз.
Двадцать три года спустя авария все еще снилась ему, будто это было только вчера. Когда такое случалось, сердце выпрыгивало из груди от ужаса, он просыпался с криком, весь потный, еле переводя дух.
Но нет худа без добра. Оказалось, что ценой потерянного глаза он приобрел немало. Во-первых, страховую премию за жизнь отца и увечья каждого из пострадавших. Во-вторых, освобождение от военной службы (а позднее, когда ему потребовалась практика по специальности, он смог добровольцем вступить в морскую пехоту, в медицинскую службу). В-третьих, у него появился удобный повод избегать опасных игр и прочих обременительных обязанностей отрочества. Ему ни разу не приходилось доказывать свою храбрость в драке, и конечно, он всегда мог отвертеться от любых уроков физкультуры.
А в-четвертых (и это самое главное) — он бесплатно получил образование. В соответствии с постановлениями о помощи детяминвалидам система социального обеспечения его родного штата оплатила обучение Брэда в школе, в колледже и в аспирантуре. Брэд получил четыре научных степени, сделавшись одним из самых крупных мировых специалистов по глазной нервной системе. В конечном итоге обмен оказался выгодным. Даже если учесть мучения матери, которая оставшиеся десять лет жизни страдала болями, стала очень вспыльчивой и раздражительной.
Брэд попал в программу Человек Плюс, потому что лучшего специалиста не нашлось бы. В свое время он выбрал себе работу в морской пехоте, потому что нигде не нашел бы лучших объектов для исследования, заботливо препарированных осколком снаряда, противопехотной миной или ножом. Его работа не осталась без внимания у военного командования. Брэда не просто приняли — его попросили принять участие в программе.
Самому Брэду иногда казалось, что он мог найти и что-нибудь получше Человека Плюс. Других к космической программе притягивал размах или чувство долга. С Брэдли дело обстояло совершенно по-другому. Как только он сообразил, к чему клонит человек из Вашингтона, перед ним открылись совершенно новые перспективы и возможности. Это был новый путь. Путь, означавший отказ от одних планов, отсрочку других. Но он видел, куда ведет этот путь: скажем… три года работы над зрительными системами киборга. Репутация специалиста мирового уровня. После этого он бросает программу и выходит на бескрайние, плодородные просторы частной практики. На сто тысяч американцев приходится сто восемь человек с врожденными нарушениями функций одного или обоих глаз. В сумме получается более трехсот тысяч потенциальных пациентов, и все, как один, захотят лечиться у самого лучшего специалиста.
