Заметила, как ты вырос, возмужал, как плечи раздались и налились силой мышцы. Почему-то до того момента для меня ты был продолжением себя-мальчишки, того самого с которым мы познакомились в наш пятый день рождения, и вдруг я увидела перед собой молодого мужчину, прекрасного как молодой языческий бог, творца, хозяина.
Тога я внезапно со всей ясностью поняла, что если бы судьба нас свела не в детстве, а в то время, то даже не рискнула бы захотеть быть рядом с таким парнем. Потому что слишком красивый, слишком талантливый, слишком хороший. Для всего мира, наверное, а для меня так и подавно.
И мне было отчаянно, нестерпимо стыдно, что я такая простая, обычная, не талантливая, да что там, не одаренная даже, вот и будущую профессию себе выбрала саму заурядную - педагог.
А он, а я, ыыыы... И начала позорно реветь, со слезами в три ручья, с соплями, натурально вся трясясь и рыдая взахлеб, всхлипывая и размазывая руками слезы по щекам, как бывало только в самом раннем детстве, еще до знакомства с ним.
Ты тогда ничего не понял, только сжал в кулаке кольцо до побелевших костяшек на пальцах и молчал. А я все расходилась, никак не могла ни слова сказать, только сильнее упивалась своим горем, еще и тебя своим невысказанным отказом умудрилась обидеть. Повалилась носом в подушку и спряталась ото всего мира, пытаясь заглушить крики и стоны. Мне было так больно, так обидно от понимания, что у нас ничего никогда не выйдет, потому что это именно я такая бестолковая... Ты молчал, а я все глубже проваливалась в паутину отчаяния, которая укутывала меня непроницаемым пологом непонимания, одиночества и страха.
Ты молчал, а я все глубже проваливалась в паутину отчаяния, которая укутывала меня непроницаемым пологом непонимания, одиночества и боли.
Невдалеке, над пестрыми холмиками могил, в небе парит какая-то птица. Ее тень вдруг стремительно выныривает откуда-то у меня из-за спины и проносится вперед, задевая меня распахнутыми крыльями. На мгновение силуэт птицы хищным серпом прорезает желтоватый диск солнца, а спустя один мой вдох она уже скрывается в высокой траве, чтобы взлететь оттуда с зажатой в когтях жертвой. Жизнь конечна внезапно. И кто сказал, что люди для мироздания важнее какой-то крохотной полевки? Какая же я тогда была счастливая! Дурная только.
Сквозь судорожные всхлипы услышала что ты встал, прошлепал босыми ногами по полу и встал у окна.
- Ты мне сейчас собираешься отказать.
И как догадался? Заметался вдоль стенки, снова подошел и встал на колени у матраса.
- Почему? Хотя знаю, дурак, сам все испортил, то кольцо, то ремонт, еще экзамены эти. Я совсем тебя забросил, и свадьбе не уделял никакого внимания, помощи от меня никакой и вообще. Кася, ну прости меня, ну не муча меня пожалуйста. Я ведь правда хотел... ты же у меня достойна самого лучшего, вот я и... Ну не молчи же ты! Хотя лучше, наверное, молчи.
А я в ответ только реву и кусаю подушку чтобы не выть в голос.
- Ксюша...
Чувствую только неуверенное касание пальцев к плечу и наконец выдаю охрипшим голосом:
- Зачем я тебе такая нужна-а-а-а?
- Какая такая? - похрипел мне в ответ.
- Ни-никакая! Ничего не у-умееею, ты мне все, а толь-лько и могу что рубашки гладить! - ну вот, от слез еще и заикаться начала. - Ты мне и-и колечко, и ремонт, и ты сам, ты вообще во-вон какой, а я...
- Так. Стоп. Подожди. Я правильно понял, что вот этот вселенский потоп и километры моих убитых нервов из-за подобных глупостей? Ксюха, Ксюха, как была в пять лет неразумным дитя, так и осталась, - не смотря на протесты ты все же сгребаешь меня в охапку, затаскиваешь к себе на колени и гладишь по голове. Ну да, как раз как ту самую бестолковицу. И мне так отчаянно хочется тебе верить, что я наконец затихаю, только вздрагиваю иногда. - Я что, похож на мужчину, который будет соревноваться с любимой женщиной? Кто больше может, умеет, делает? М? Нет. Запомни, родная, это всегда буду только я. Потому что старше на целых три часа! -тут я нервно хохотнула и снова затихла. - Шучу, конечно, - продолжал ты совсем другим, серьезным, чуть усталым голосом, - Просто потом что люблю сильнее.
- Нет, - пытаюсь сказать что это я, я люблю больше, но он мягко кладет ладонь мне на губы и не дает договорить.
- Ш-ш-ш, глупая принцесса. Пусть у меня ремонт, квартира, но ты ведь и сама без дел не сидишь. На тебе Владов дед. Да на тебя вся его семья разве что не молится! У Николай Петровича диета, режим, а все туда же, характер. Генерал в отставке, понимаешь. Он завотделения в военном госпитале не слушается, а у тебя как шелковый. Таблетки пьет, для уколов оголяется и ест что надо и спит когда велено.
И мамин Ярыс, тигр-недоросток мохнатый. Только ты с его паскудным характером и можешь совладать, он ведь жрет всех натурально, когда со шприцом видит! А у тебя просто вздыхает печально и на руки потом лезет, жалеться. Загнулся бы давно со своими почками, но ты не даешь.
Я тебя, конечно, слушаю, но не верю, мне кажется, что вся та простая помощь по дому, забота и любовь подвигом не являются, не то что у тебя.
Воспоминания. Каждый год такие разные, но всегда яркие, настоящие, живые. По сравнению с ними реальность кажется лишь сном. Тягучим, липким, невнятным калейдоскопом из лиц, мест, событий. Вроде бы я там, что-то делаю, с кем-то говорю, о чем-то думаю, а оглянусь назад - сплошная мутно-серая пелена, как не было ничего. А сейчас, когда я здесь, почти с тобой, кажется закрою глаза, сделаю шаг вперед и почувствую тепло твоего тела на коже, вновь заскользят по шее чуткие губы. Порывисто опускаю руку, чтобы пройтись кончиками пальцев по твоей ладони, спуститься ниже, тягуче лаская длинные пальцы. Невесомыми касаниями подразнить жесткие подушечки, скользнуть вверх почти до самого запястья, чуть задевая кожу острыми ногтями. Сделать вид, что отстраняюсь, чтобы ты поймал мою ладонь, удержал, до хруста сжал тонкие косточки, а потом сплел свои пальцы с моими, чтобы никакая сила не мокла разомкнуть их.