Вот и сейчас, пусть и не стабильный проект, со своими особенностями, его можно было закрыть еще до Нового года. А он только усложнялся. Адвокаты нервничали и постоянно звонили, эксперт не поддавался, исполнитель был вообще зомбирован общей обстановкой и без указаний вообще ничего делать был не в состоянии.

Плакать я уже не то, чтобы не хотел, а не мог. Ничего не оставалось, только, как что-то делать. Но что? Все что можно было уже сделано. Просто ждать? Я никогда не выбирал такую стратегию. Поэтому искал все, только лишь бы что-то можно было повернуть, даже там, где ждать было нечего.

Изменить я ничего не мог. И, вечером, дабы избежать дурных мыслей о будущем я старался быстрее прятаться в объятиях сна. О, какой это был надежный товарищ. И от ощущения безысходности, порой, я возвращался к этому средству.

Распереживавшись, я решил выйти на улицу подышать, и, уже встав из-за стола, услышал за собой голос:

– Уу, у парня, видно, что-то не срастается в делах.

Надо же… Как он мог так догадаться? Ведь ни слова об этом не говорили. Я услышал реплику уже спиной, но оборачиваться не стал, только подумал: Неужели я дошел до того, что это так уже заметно? А может это он такой проницательный? Мне тут же захотелось успокоить себя. Однако, откуда он тогда?

Вернувшись, на всякий случай я спросил Леонида относительно знакомых в нужной сфере. Он пообещал уточнить. Он и вправду смог найти контакт своего товарища. Это на некоторое время подарило мне надежду, которая тут же была корреспондирована адвокатам, и те угомонились на пару дней. А я немного смог восстановить свои силы за это время. Велика сила обещания!

О, насколько сладостны были эти периоды. Мы разговаривали друг с другом, не верили, что все решится, однако, понимали, что у нас есть время сейчас побыть в относительном спокойствии несколько дней. На клиента это тоже действовало успокаивающим образом.

Дело в том, что когда все – таки ситуация спустя пару месяцев разрешилась, то не было уже подобного чувства. Просто все разом разбежались, пытаясь забыть все это как страшный сон. Ну, а сейчас, проблема была отложена решением, а мысли устраивались на добрый лад. Таким образом, освободилось место для хорошего настроения. И вовремя – принесли долму.

Хотелось есть, и мы занялись делом. После утоления порывов аппетита, заговорили только после первых глотков вина:

– Ничего, – протянул Леня, вглядываясь в бокал,-судя по обстановке, я думал, будет хуже.

– Я тоже, в первый раз попробовав – не ожидал, – подтвердил я, – мы сюда пришли, потому что через дорогу был закрыт «дикий ресторан». Ну, тот, где дичь подают. Тоже про него случайно узнали. Говорят, что его очень любят иностранцы: все дико свежее и, точнее, действительно дикое и действительно свежее. Откуда – то из Сибири везут. Потому и меню у них часто меняется, что не знают, что им привезут в следующий раз. Да, и по ценам, иностранцы не идут туда, где дорого.

– Да, интересно,-Ленчик внимательно посмотрел на меня и потянулся за долмой.

– Ты чего так на меня глянул?

– Так… – он сосредоточился на своей вилке, которой уже подцепил кусок и готовился отправить его по назначению.

Все у него – так. Вот и сейчас он посмотрел на меня совершенно ясным, но я бы не сказал, что искренним взглядом: непонятно что именно он в себе нес – насмешку ли, критику ли, снисходительность, подозрительность, что – то еще? Сложно представить, что значит это самое «еще»? Я так и не могу до конца понять его.

Мне иногда кажется, что он в себе что-то держит, словно выжидает, в готовности в подходящий момент взорваться этой самой тайной. Но дело в том, что, он и сам, скорее всего, не знает в чем он готов так разрушающе выразиться.

Временами я думал, что все его надлежащее поведение лишь какой-то замаскированный ход, и это его самого тяготит. Все только потому, что все вокруг так. Но! Леня, словно, ждет своего часа. В итоге, я пришел к выводу, что, скорее всего, ему хочется то ли доказать что-то, то ли наказать кого-то. Только, вот, тот, который достоин мести, либо, уже давно в прошлом, либо его вообще нет, а скомпонован он в собирательном образе. А тлеющий огонь внутри, так и остается. И он, скорее всего, его выплеснет на любого, кто, так или иначе, окажется рядом и будет подходить, хоть чем-то, под образные характеристики ментального врага.

Глядя на него, мне всегда, отчего-то, приходила одна и та же мысль: Способен он на предательство или обман или нет?

Смотришь с одной стороны, всегда учтивый, вежливый, но словно старается быть таким, словно сам сомневается в этих качествах. И тщательно старается заглубить в себе нечто другое. И вот, это, самое, и, мне, не давало покоя. Будто ожидаешь, что в любой момент оно превратится в острый нож и товарищ преобразится, не контролируя сам себя в выбросе его в твою сторону. Куда он ударит и чем окажется оружие – неизвестно…

Партнеры жаловались их всемогущему шефу на то, что «Ваш Леонид» оказывает психологическое давление на переговорах. В целом, такая жалоба была только в плюс сотруднику, если бы не уровень участников переговоров, которые занимали верхние позиции в финансах: других у его патрона не было. Но дальше жалоб дело не заходило.

Тот его особенно не ругал, да даже и не очень – то журил – навроде:

– Аккуратней надо.

Леня воспринимал это как относительно правильное направление своих действий, потому старался – «аккуратнее». В итоге, всем приходилось мириться с его поведением.

Оттого Леонид связывал свое «большое» будущее с ним и никуда не стремился уходить, хотя были предложения достойного характера, после поступления которых, как правило, другие не думают.

Сложно было понять чего он хочет от жизни. В первую пору нашего с ним знакомства мне казалось, что, как и все: денег, какого-то продвижения, определенных удовольствий.

Окончив довольно престижный военный финансовый ВУЗ, он недолгое время суетился в армии, одновременно работая в частной компании в Москве, где мы с ним и познакомились. Он постоянно твердил о том, что нужно увольняться, несмотря на то, что он на месте службы появлялся раза два в неделю. У них, финансистов, так можно, наверное. Тем не менее, даже такое свободное отношение к службе его не устраивало, и он постоянно твердил о том, что надо увольняться и заниматься «делами» по полной программе».

Но… Все изменилось после появления в нашей компании Антона. Человека довольно занимательного, вкусившего определенных пороков 90-х годов, но вовремя остановившегося. И потому нигде в криминальных делах незамеченого. Друзья и отношения у него, были во всех сферах. И это нас удивляло, как он таким простым остается: ведь можно же горы воротить. Но он ссылался на 90-е, говоря, что вы, мол, ничего не понимаете, а они дали мне мудрости и осторожности. Может и излишней, но ничего не поделаешь, дальше я экспериментировать не буду. Что надо – у меня есть.

И тут, его внезапно позвал к себе товарищ: нужно было организовать новую инвестиционную компанию. Вот практически весь основной состав нашей небольшой фирмы и переместился к своему будущему знаменательному шефу.

После знакомства с новым руководством и увиденных перспектив, желание освобождения от непосильных армейских уз у Ленчика приняло материальные формы в виде рапортов на увольнение, которые встретили ярое сопротивление военного начальства от их разрыва в клочки до угроз отправки по этапу в места не столь отдаленные.

– Чудаки, – делился впечатлениями Леня, – живут старой жизнью. Угрожают и сами не понимают, что это для них неосуществимо. Все, их время ушло. Не та жизнь сейчас.

В итоге, он взял своих начальников измором. Впереди он видел розовые планы. Нет, не мечты. Не знаю, мог ли он вообще мечтать? Будущее находило выражение только в прагматических представлениях желаний, которые он испытывал сейчас или хотел в ближайшем будущем. Может, оно так и верно.

По крайней мере, я не знаю ни одного человека, который бы в наше время хотел чего-то грандиозного. Сказка о солдате, который хочет стать генералом безнадежно уходит в прошлое. При этом солдатами себя никто не хочет ощущать. Лучше сразу себя генералами чувствовать.