В любых делах человек он последовательный, уравновешенный, хозяйственный, но легкий на подъем. Последние восемнадцать лет отец работал на заводе, сменив кочевую бригадную жизнь на оседлую, чем в целом довольствовался, и работу вполне искренне любил. По части выпивки, вне командировок значительно этим делом не увлекался, только под старость стал баловаться да немного гнал для себя, дегустируя иногда излишне усердно и требовательно к продукту, с тем, что снятие пробы завершалось опьянением без изысков. Такого рода усердием он внес определенный вклад в ухудшение своего здоровья и приближение кончины. Последние полгода к алкоголю он не прикасался, а всю свою аппаратуру для самогоноварения предусмотрительно продал, когда понял, что жить остается совсем недолго, а жена потом не сможет ее грамотно оценить.

Что касаемо матери, в молодости она была боевая и напористая, став с годами более спокойной и домашней. Она чрезвычайно много знала, что касалось бытовых вещей, но еще больше не знала и стремилась узнать, общаясь с людьми. Говорила она много, любила перекинуться словом со всеми подряд, включая незнакомых, пересекшись с ними, скажем, на рынке в очереди за семенами, потому в масштабах маленького города ее в общих чертах знали едва ли не все жители. Одной странной особенностью, отличавшей ее от почти нормального человека, была излишняя суеверность и поиски тайных знаков. Помимо темных суеверий, она искренне верила в Бога, знала все праздники, всех святых, по уму всех поминала, читала молитвы и следила за лунным календарем. По части религии дома имелся роскошный красный угол с иконами, перед которым висела лампада. К изготовлению угла руку приложил и отец – по плотническому делу, но вообще творением не гордился. Сам по себе отец религию воспринимал прохладно, больше традиционно, по инерции, но к вере жены относился с пониманием, как и к вере вообще, почитая нужным креститься при входе в храм, биться яйцами на Пасху и соблюдать обряды, как того требовало общество, не видя в этом противоречий с отсутствием бога внутри себя. Но, возвращаясь к матери, важно добавить, что обладала она сложной наследственной чертой – мнительностью, которая сплеталась с привычкой накручивать себя по любому поводу. Например, мог Илья порезать палец, а она уже выстраивала в уме цепочку, что Илюша сейчас подцепит инфекцию, и палец-то ему раз и отрежут, а палец тот безымянный на правой рученьке, значит, и колечко не наденет, а следовательно, и жениться не сможет, а если и женится, то палец на другую руку придется примерять, а так не положено, выходит, жена помрет при родах, и станет он тогда вдовцом, а все потому, что колечко-то на безымянный палец левой руки преждевременно надето, и смерть ее лишь подтвердит, что сразу он надевал его на беду, да только уж женушка его на кладбище будет. Что-то схожее происходило с ней регулярно, и горесть эта, от которой она сама была не в восторге, передалась и дочери Ирине. Дочь, будучи человеком чуть более современным, слабость противную за собой хорошо осознавала, но побороть не могла, а после и сроднилась с ней.

Ирина старше Ильи всего на три года, но физически выглядела старше лет на десять. Природа распорядилась так, что от отца ей достался выдающийся для женщины рост, от матери – широкая кость и мощные скулы; от отца – темные волосы и карие глаза, а от – материи роскошные, волнистые волосы. Несмотря на бросающуюся в глаза массивность, в юности Ирина выглядела довольно красивой девчушкой, пусть и была немного полновата, но точнее даже сказать – крепка, она умела следить за собой и зачастую смотрелась выгоднее своих стройных белокурых конкуренток. Если кто-то пренебрегал правилами вежливого поведения и намекал на нюансы с массой, Ира могла отвесить хороший подзатыльник, да так, что не каждому парню под силу было стоически выдержать удар. В школе сестра училась неплохо, взяла серебряную медаль да и в университет поступила без каких-либо трудностей. Все вроде бы и ничего, но имелся изъян – характер. Как уж так получилось, что досталось всего по чуть-чуть и от всех, да не самого лучшего, а потому жила она в вечном поиске того, чего нет. Касалось это поиска мужчины, пристанища. Сама была не в меру строптива и требовательна, себя почитала особенной и не такой, как все. После университета помоталась она по городам, пожила у разных людей и в разных краях, побросало ее по работам, а все равно вернулась на родину, потрепав нервы семье, не давая спуску никому, кто был рядом. В итоге бунт ее продолжался до того, пока она не поддалась на ласковое давление матери в разговорах о старых девах и старородящих, и тогда, пообтершись в родном городке, – смирилась да с тем вышла замуж за местного паренька Федьку Мельниченко, которого не то что бы и любила, но и отвращение не испытывала, потому с ним и осталась. И с ним в супружестве появилась у них дочь Оксана, и все ничего, ведь и дом у Феди свой (что позволило Ире съехать от родителей, в чем видели интерес обе стороны), и вроде бы жили нормально. Но сошлись они с ним как-то очень уж хорошо, как детали в паз. Что она была мнительна, так тот еще больше, оттого начал у них общий комплекс на пару развиваться, и стали они жить и бояться, все ждать чего-то худого да, сами того не замечая, за пару лет совсем запугали себя и опасались всего на свете. Иришка прошлое и вспоминать не смела, как одна моталась по городам и вокзалам, как ночевала у каких-то людей да как попутками ездила, как работала по ночам и домой в глуши одна ходила. Чудо лишь, что ни разу с ней ничего не случилось. Она зареклась, что ребенку не даст того горя испытать и от себя не отпустит, да и матери с отцом при случае любила припомнить, как они ее, несчастную, прочь выпнули, и она по миру скиталась, пока приют у Феди не обрела. И хоть не так все было, а разговор нет-нет, да заходил, и как решила она в итоге, – нечего Оксане в миру делать, будет с ними жить, и им спокойно, и всем хорошо. А ребеночка-то мы защитим, – думала она, – а если второго родим, то и ему уголок сыщем, но куда попало не пустим, а ежели сын, так и от армии откупим, лишь бы ничего не случилось. Место всем хватит, в конце концов, кому потом все эти дома останутся?

Старший ребенок в семье Старовериных – сын Стас, названный в честь деда по отцовской линии. По замыслу носитель имени должен воплощать силу и крепость характера великого предка, пережившего революционные годы и гражданскую войну, с доблестью прошедшего войну Отечественную, так верили родители, нарекая первенца. Так, по крайней мере, считала мать. Стас на шесть лет старше Ильи, и потому всегда являлся тем самым человеком, кто мог заступиться за Илюшу в школе, на улице, да и вообще везде. Надо ли говорить, что именно старший брат первый угостил Илью алкоголем, сигаретами, делился прелестями времяпрепровождения с девушками, обучал нецензурным словам, показывал, как постоять за себя, как соорудить самопал, в общем, принимал самое активное участие в теневом воспитании брата, считая это прямой обязанностью, а предлагаемый путь – единственным, которого достоин мужчина. Стаса знала вся местная шпана и хулиганы, в этих кругах он состоял на неплохом счету. Строптивость характера и дурная воля быстро перевели его на сторону хулиганов, и в ней он рос, почти не меняясь. За годы юности Стас успел всерьез увлечься воровской романтикой, но после одного инцидента с милицией, когда чуть не попал под суд, к этой истории резко охладел, вынужденно оставив на память о том времени лишь самопальную татуировку на левом предплечье. Стас много дрался, выпивал, непрерывно отклонялся от норм поведения и уже точно не следовал тому, чему учили дома, но при этом к родителям относился с уважением, в отличие от сестры и младшего брата, в его жизни не случалось периодов, когда родители считались врагами. Чего у него не отнять при всех сложных задатках, семью он умеренно почитал и любил, и происхождением своим гордился тогда и по сей день. Будучи подростком, он даже на белой футболке вывел маркером свою фамилию на спине и так ходил, очень этим довольствуясь. Окончив девять классов, Стас поступил в Профессиональное техническое училище, после чего с радостью пошел в армию, откуда вернулся сержантом. После армии он заочно окончил областной институт по специальности «Юриспруденция», а вскоре перебрался в Москву, где проработал несколько лет в двух конторах, открыл в итоге ИП, с переменным успехом вел бизнес. Стас был женат, но скоро развелся. В браке у него родился ребенок, а до брака родился еще сын от другой девушки, которого искренне не признает, отчего уже который год находится в тяжбе по признанию отцовства. Сейчас Стас вроде бы состоит в очередных отношениях, но точный статус определить нет никакой возможности.