Иван, в сопровождении стражи, вышел на улицу.
Глава 3
В помещении, куда привели нашего героя, было тепло и уютно, что разительно отличалось от погоды на улице. Она была, как казалось Ивану, под стать его положению. Ужасной и безрадостной. Проливной дождь, пронизывающий насквозь ветер бередили и без того взволнованную душу молодого человека. Жизнь, еще вчера столь прекрасная и дарящая главное – надежду, сегодня казалась столь жалкой и безысходной, что хотелось выть, споря с ветром. В общем, на душе у юноши скребли кошки, а мысли путались и обрывались, когда он был доставлен в здание суда.
Теплота помещения оказала благотворное влияние на несчастного. Вместе с потеплением организма блеснула маленькая искорка, лучик надежды: а вдруг все обойдется, ведь не виноват же он в самом деле.
Иван немного приободрился и огляделся. В тесной комнатке, обставленной по казарменному просто, было все же уютно. Этот комфорт создавал старый и пыльный камин, расположенный в углу. Веселые огоньки пламени ярко и озорно резвились в нем, томно потрескивали дрова, и Ивану этот неказистый костерок придавал веру в благополучный для него исход.
Взгляд юноши упал на сидевшего, склонившегося над столом, невысокого лысоватого человека. Довольно заметное брюшко указывало, что профессией его обладателя является отнюдь не ловля преступников. Его работа требует меньших физических усилий и частых перемещений. По тому как констебль общался с этим человеком, Иван понял, что теперь его судьба зависит от решения этого толстячка. Он своим видом напоминал добродушного главу семейства и имел совсем не страшное обличие. Иван про себя решил, что все будет хорошо.
–Так, так, – протяжно – певуче протянул «отец семейства», – ну-с, молодой человек, влипли вы так сказать в историю. А история – то пренеприятнейшая, надо вам сказать.
Тон судьи обнадеживал.
–За что матросика – то пырнул? Девку, что ли не поделили?
–Нет, ваша милость. Это случайность. Я тут не причем, – ответил Иван.
–Все так говорят, юноша. Случайность, мол, я не хотел. А с другой стороны, что факты говорят? А факты говорят вот что: а) труп имеется? Имеется. б) В драку с погибшим вступал? Вступал. в) И свидетели тоже указали на тебя. С фактами, мил друг, не поспоришь. Они вещь упрямая. Так то.
–Да не убивал я его. Дрался, да было. Так я же хозяина защищал, – продолжал упираться Иван.
–Хозяина защищал. Это вещь хорошая, богоугодная. А хозяин – то что? А он на тебя, мил друг, и указал. Хозяин твой видать человек чести: будь ты хоть слуга, хоть кто еще – а сделал чего противозаконное, изволь отвечать.
–А ежели это он и пырнул того …убитого? – неожиданно для самого себя заявил Иван, и испугался своих слов.
–У-у, да ты еще и бунтарь к тому же. Мало что убийца. На своего же хозяина крамолу возводить. Такие вот как ты, очень опасные люди. У нас недавно были такие. Короля, помазанника Божьего, казнить удумали. И что из всего этого вышло? Хлебнули горюшка, попили кровушки, сами же сына казненного повелителя на трон и попросили. Так что ты, молодой человек, словами поосторожнее разбрасывайся и напраслину на хозяина не возводи. Звать тебя как?
–Иван я, сын Никиты. А фамилия моя Рыжов.
–Ты откуда будешь? Говоришь ты по-английски бойко, а имя у тебя странное. Уж не из Московии ли ты?
–Да, сударь. Мы с барином приехали учиться морскому делу. Нас государь Петр Алексеевич послал постигать премудрости этой науки у настоящих моряков, которыми являются англичане.
–Да, англичане это великие моряки, и никакому москвитянину не позволено убивать их, – лицо служителя закона неожиданно исказила гримаса, – мало вам пьянствовать и бесчинствовать, гоняться за нашими девками, так вы еще и убивать удумали. Дай вам волю, вы всех нас перережете. От этих приезжих одни беды. В общем, вы обвиняетесь в убийстве, притом преднамеренном. Свидетели есть, факты на лицо. Уведите его и отправьте в тюрьму. Там у него будет время подумать до суда.
Ничего не понявший Иван, был выдворен из комнаты и брошен в другое, запираемое, темное помещение.
Он не мог понять в чем заключалась причина, по которой судья, настроенный столь благодушно, неожиданно разгневался и бросил его без долгих объяснений в этот мрачный угол. Что он такого сказал? Чем досадил этому толстяку?
Иван не знал, да и не мог знать, что судья терпеть не мог иностранцев. Он видел в них только плохое, не желал замечать ничего противоречащего этому его мнению. Все началось с того момента, когда дочь судьи, шестнадцатилетняя девушка, вступила в преступную связь с испанским моряком – католиком. Теперь она ждала ребенка, а ее отец, ни в какую не хотел признавать дитя, рожденное от связи с человеком другой страны, тем более с человеком другой веры. Сегодня с утра и произошло бурное выяснение отношений в семье судьи, так что на работу он пришел крайне раздраженным и рассеянным. В течение дня страдалец за веру несколько поостыл и пришел в себя. Но стоило Ивану произнести, что он иностранец, утренние страсти снова захлестнули судью, и весь его гнев обрушился на, ни в чем не повинного, русского. Если бы Иван знал причину столь резкой перемены, он мог еще раз посетовать на свою неудачную судьбу.
Но Рыжов этого не знал, хотя и без этих знаний, судьба его была безрадостной и пугала неизвестностью. Самые страшные картины рисовались в его воображении. И хотя Иван был не робкого десятка, ему было не по себе.
Дверь, противно заскрипев, захлопнулась за обвиняемым. Надолго ли скрыла она Ивана от прежней жизни, и не похоронят ли эти стены сладостные мечты о море и приключениях, о романтической любви и счастливой свободной жизни.
В камере было темно и сыро. Иван на ощупь нашел какие-то деревянные полати и пристроился на краешке. Он горестно вздохнул.
–Не очень ты весел, братец, – этот хриплый голос, донесшийся из глубины темницы, заставил его вздрогнуть.
–Кто здесь? – испуганно встрепенулся Иван, щурясь и силясь что-либо разглядеть в темноте.
–Твой коллега по несчастью, находящийся в нескольких часах от рая или ада, смотря что иметь в виду, – голос был глухой, как из бочки.
–Как это? – не понял Иван.
–На все воля всевышнего, конечно, но и человек способен вмешиваться в провидение.
Из мрака комнаты на Ивана надвинулась грузная и огромная фигура.
–Меня друзья называют Генрихом, – обладатель массивных габаритов протянул свою крупную и волосатую руку.
Иван пожал ее. Он более или менее привык к темноте и всмотрелся в лицо Генриха. Это был средних лет мужчина, высокого роста, широкоплечий, с отчетливо выпирающим упругим брюшком. Во всей его фигуре сквозила сила и уверенность в себе. Маленькие глаза смотрели хитро и с прищуром. Всклоченные волосы и черная курчавая борода обрамляли изъеденное солью и «украшенное» двумя шрамами лицо. По нему можно было определить, что обладатель столь колоритной внешности испытал в жизни уже немало коллизий, но, несмотря на все выпавшие трудности, умеет достойно встретить опасность и с уверенностью сопротивляется многочисленным невзгодам.
Иван, поприветствовав Генриха, в свою очередь назвал свое имя.
–Ты из каких народностей будешь? – поинтересовался бородач, дружелюбно улыбаясь. Улыбка делало его лицо добродушнее и мягче.
–Из Московии я буду. Уже два года с барином здесь живем, – пояснил Иван, все еще присматриваясь к собеседнику.
–А как ты в Англию то попал ?
Иван, обогретый его улыбкой, а главное уверенностью, исходящей от сокамерника, стал рассказывать, сначала неохотно, а затем все более воодушевляясь, историю своей жизни. Ему было необходимо кому-либо излить свою обиду, открыть душу. Этот бородатый незнакомец, ставший товарищем по несчастью, располагал к задушевной беседе и нашего героя прорвало. Он поведал и о своей бывшей холопьей жизни в России, и о предательстве барина, удивился решению судьи, поделился самыми сокровенными мечтами о море и свободе.
Во время рассказа, Генрих молчал и лишь изредка покачивал головой. Когда Иван замолчал, он произнес: