Несмотря на то, что кошки – как фамильяры, так и обычные – частенько околачиваются возле ведьм, а те в свою очередь подчиняются непосредственно Дьяволу, между Лукавым и кошками по-прежнему остаётся огромная пропасть. Подчиняться они не станут – слишком свободолюбивы – поэтому котам я доверяю больше, чем козлам, и меньше их опасаюсь.

Но рыжий кот, до того тыкавшийся мордой мне в ладонь, очевидно, не знает, что ему не положено подчиняться: он в один прыжок пересекает стол, другой – вскакивает козлу на спину. Козёл разворачивается, уходит.

Все дружно смеются над этой сценой. Мишка Подпевайло срывается с места, хватает телефон и, на ходу включая камеру, бежит за козлом в коридор. Над Мишкой тоже смеются. А мне становится как-то не по себе.

– Бесовщина, – только и говорю я. – Первое Знамение…

Нет ничего странного в том, что Первое Знамение я расположила после Второго – тут ведь замешан козёл, представитель известных анархистов, а со счётом у них у всех проблемы. Где-то вдалеке слышится блеяние и мишкин мат.

***

О престиже разного рода профессий и организаций можно спорить. Кто-то утверждает, что главное в работе – уважение со стороны окружающих, другие говорят, что деньги важнее, третьим плевать и на деньги, и на уважение – лишь бы график был удобным и позволял видеться с семьёй. Иные и вовсе выбирают работу, на которой ничего этого нет. Именно к ним и относится Ева Павловна Пряникова. Это тучная невысокая женщина, чей возраст на самом деле находится между двадцатью пятью и тридцатью, однако меньше сорока трёх ей никак дать нельзя: кожа у неё дрянная, вся в рытвинах и коростах, волосы сальные, взгляд потухший. Сказать по правде, Ева Павловна гораздо органичнее смотрелась бы в болоте, среди кикимор, жаб и утопленниц, где при приглушённом лунном свете она пряталась бы в камышах, пугая или заманивая путников. Но судьба распорядилась таким образом, что Ева Павловна оказалась в подсобке книжного магазина, где имеет возможность чуть не весь день болтать по телефону да потягивать чай с пряниками. Возможность пить чай на рабочем месте удерживает на оном многих, и, пожалуй, именно она и стала решающей для Евы Павловны.

В дверь её, вделанную в раму книжного стеллажа, стучат и, не дожидаясь позволения, заходят. Еве Павловне, строго говоря, нет до входящих никакого дела, и незачем даже было стучать, потому как распивать чаи в подсобке позволяется всем, но только во время перерывов.

– А что Гришка? – кудахчет Ева Павловна в трубку. К визитёру она даже не поворачивается. Голос у неё в противовес внешности не низкий, грусавый и липкий, а высокий и довольно живой, улыбки в нём однако никогда не слышится. – Ой, дурак! А я ведь говорила тебе!..

Визитёр не уходит и даже не садится пить чай, а маячит у Евы Павловны за спиной, чем очень её раздражает.

– Я перезвоню, – обещает она и кладёт трубку. Потом медленно, словно боящийся спугнуть жертву хищник, поворачивается ко входу. Не исключено, впрочем, что медлительность её обусловлена лишним весом.

У закрытой двери в подсобку раскачивается девушка, на бейдже у неё значится: «Надя». Ей тоже больше подошло бы пребывание в болоте в качестве нечисти, хотя на Еву Павловну Надя не походит: она худая, если не сказать тощая, с глубоко запавшими мёртвыми глазами и осунувшимся лицом, спрятанным под длинной чёлкой. Можно назвать её сиреной, можно – кикиморой, можно вообще никак её не называть, а просто посоветовать бедной девушке высыпаться хотя бы изредка и закусывать свой чай без сахара пряниками.

– Что? – рявкает Ева Павловна. Лицо у неё такое, словно она делает подчинённой большое одолжение, обращая на неё внимание.

– Там ещё одна, – отвечает Надя, кивая головой на дверь, – на собеседование.

Ева Павловна понимающе кивает и начинает шарить по столу в поиске анкеты. Надя неслышно удаляется.

«Опять баба! – думает Ева Павловна с нескрываемой досадой. – Хоть бы один мужик пришёл! Кто коробки тяжёлые таскать будет?»

Словно кто-то мог бы слышать её мысли, в их подтверждение Ева Павловна толкает носком ботинка коробку. Она ни на миллиметр не сдвигается – тяжёлая, стало быть. Удовлетворённая собственным доводом Ева Павловна натягивает дежурную улыбку, которая, впрочем, совсем её не красит, и выходит из подсобки.

Посетителей немного: две девчонки копаются в блокнотах и тетрадях, время от времени умиляясь рисунку – скорее всего, ничего не купят; беспрерывно облизывающий губы мужчина листает «Драконов летнего полдня» – красивое новое издание, весьма недешёвое; стажёрка, заполнившая анкету чуть больше недели назад, помогает сухонькой молодой женщине найти что-то на полке с детективами. Вот и всё, больше никого. За исключением разве что вернувшейся за кассу Нади и мнущейся в дверях совсем юной девушки с огненно-рыжими волосами.

– Здравствуйте! – улыбается она ещё шире, завидев Еву Павловну. Без лишних слов понятно, что главная тут именно она, как самая заметная и до времени отсиживавшаяся в подсобке.

– Здравствуйте! – Ева Павловна пытается улыбнуться в ответ, но внушительные щёки ей мешают. Отчаявшись изобразить приветствие, она протягивает рыжей бланки. – Давайте я вас сейчас сфотографирую, а потом вы заполните анкету…

Сидевшая на корточках, наконец отыскивает нужный детектив, протягивает его женщине и встаёт. Когда она замечает огненноволосую, лицо девушки омрачается. Ева Павловна не обращает на это недовольство никакого внимания: она что, нанялась сюда, чтобы внимание обращать? Вот уж сказки! А чай сам себя, по-вашему, выпить должен? Нет, чай сам себя не выпьет!

Думая что-то вроде этого, Ева Павловна возвращается в свой кабинет, как сама она гордо именует выделенный под стол угол подсобки.

Единственный консультант подходит к мужчине, беззастенчиво читающему «Драконов». Он пришёл ещё утром, сразу после открытия, и до сих пор читает – за это время Алиса уже трижды к нему подошла. Выдворить мужчину из магазина пинком по зад и сообщением, что это, вообще-то, не библиотека, не позволяют должностные инструкции.

– Вы уверены, что вам не нужна помощь? – спрашивает Алиса, подойдя к нему уже в четвёртый раз, пытаясь вновь воззвать к его совести и полностью сознавая тщетность своих потуг.

– Нет-нет, – уверяет её посетитель, даже не отрываясь от чтения, – всё в порядке.

Алисе приходится отойти: это тоже в должностной инструкции – отираться рядом с посетителем нельзя. Вообще-то, не позволительно делать довольно много вещей, хотя нередко, приходя сюда в качестве покупателя, она видела, как эти правила не соблюдаются: никто ей тут сроду не улыбался, консультанты существовали номинально и не предлагали помощи, а то и вовсе прятались от покупателей где-то в недрах подсобки. На самом деле именно в этом и ни в чём ином заключается карьерный рост – в росте личностном и духовном и обрастании «полезными» связями. Сначала ты для них чужак, к тебе привыкают, привыкнув, предлагают чашку чая, правда, без пряника и даже без сахара – до этого ещё дорасти нужно. Если чай ты пьёшь без громких прихлёбываний и не проливая на себя – становишься своим и получаешь, спустя некоторое время, заветный пряник.

Пряников Алисе пока не предлагают, и подходит она не к чайнику, а к Наде, как к более опытной, за советом.

– Что мне с ним делать?

– Да ничего не делай, – отвечает Надя, флегматично листающая затёртый томик Чехова, – пусть читает, если ему очень этого хочется. Иди пока чаю выпей и успокойся – всё равно покупателей нет.

Алиса послушно идёт в подсобку, ставит чайник, распаковывает лично купленное печенье – она же не Надя, чтобы пить чай пустым! Ева Павловна не поворачивается к вошедшей, хотя обращает на неё внимание: ещё не время для чьего-нибудь перерыва. Она роется в бумагах на своём столе, потом отодвигается.

– Алиса, – зовёт Ева Павловна мягко, заглядывая в листок: правильно ли назвала девушку? – Алиса, нам нужно поговорить.

Алиса бы и рада ей ответить, да только рот забит печеньем: она поднимает на Еву Павловну печальные карие, совсем как у коровы, глаза и пытается справиться с комом во рту.