— Он в котельной возится с оборудованием, — со знанием дела ответил Матвей.

"Или делает вид, что агрегат требует его заботы", — подумала Алина.

Она что-то вложила в ладонь Матвею, приказав действовать быстро, никого не бояться, на окрики не реагировать. Матвей выбежал из южного входа в корпус и, стараясь остаться незамеченным, поспешил в сторону бассейна и дальше.

Ксюша спряталась под кроватью в спальной комнате.

Стопнога мужественно сходил по ступенькам со второго этажа вниз, вытирая испачканные глиной и кое-как наспех отмытые руки.

— Девушки, власть сменилась! — услышала Алина голос Толяна. ('Переклинило, да? Далась тебе эта власть!' — подумала она, вскипая).

Толян напрягал голос:

— Сейчас мы будем заново выбирать женщин. Когда придут охотники, их встретят новые семьи и новые вожди…

— Где Лиля и Наста? — крикнула Таня Гонисевская, чувствуя неладное.

— Наста теперь моя женщина! — заявил Филоненко. — Привыкайте! Светлана, ты остаёшься баб… дамой Краснокутского…

— Тебя не спросила! — недобро прошептала Светка, сощурив большие глаза.

— И не надо спрашивать! — ощерился на неё Толян. — Кто, когда и с кем будем решать мы!

Гонисевская, сорвавшимся голосом:

— Что творишь, Филоненко?! Где Наста и Лиля?!

— Татьяна, ты можешь оставить себе Лёху, но станешь подругой Кирика Шуханка.

— Вы за всё ответите! — настаивала Гонисевская, дрожа от беспокойства.

— Поздно, доктор! Твоих подружек уже уе… Закрепили, так сказать, за собой.

Он без перехода заорал в сторону котельной:

— Краснокутский, сюда!!!

И, рисуясь, добавил негромко, чтобы слышали девушки:

— Однорукий, к ноге…

Бывшая свора Вована нестройно засмеялась.

В дверь котельной изнутри барабанил Краснокутский, но было поздно — Матвей обежал круг за постройками и успел запереть железную дверь котельной на ключ.

— Ведите сюда Стопногу, будем пытать заложника. Девушки, советую принять наши условия и выйти замуж добровольно. А любовь мы вам обеспечим, это мы обещаем, да, ребята?

— Как вы можете, вы же не дикари? — закричала Вероника.

— Да, чего вы?! Больные?! — взвизгнула Иванка.

— Он страшный человек! — шепнула Ангелина, затаившись за кухней на колёсах, чтобы не попадаться на глаза Филонову.

Толян, забавляясь всеобщей растерянностью, пояснил:

— Елик, двинутый по отдельным пунктам, однажды высказал правильную мысль. Очень правильную. Кто первый расплодится, тот и будет на троне через двадцать лет. Лично меня не вставляет ходить под кланом Карнадута или ещё кого, и заглядываться на женщин. Ясно объясняю?

— А закон нарушать тебя вставляет? — это бросила Таня.

— Закон мы перепишем! — ответил он.

Алина слышала речь Филоненко. " Ты не назвал Понятовского, а ведь на языке крутилось… Дениски Понятовского нет в живых!" — подумала она с горечью.

Пашка испуганно замер в коридоре под дверью спальни. Он боялся повернуть голову и взглянуть на Алину, неподвижно лежавшую на постели среди раздёрганных и сброшенных одеял.

Алина приказала себе: "Никто нас не спасёт. Пора! Или будет поздно". Она метнулась с кровати в коридор, Пашке наперерез, так, что того даже ветром обдало.

Однажды он видел, как стремительно открывается дверь перед Алиной: этот её коронный «бросок на рывок», когда Зборовская летела на помощь Ксюше с ухватом в руке. Только сейчас у неё не было ухвата.

У Паши заныло внутри. Он сжал виски ладонями: «Я убогий выродок! Мне, а не ей, сейчас надо драться! Но я тормоз, я Стоп-Нога, и сдохну Стоп-Ногой!» И одновременно почувствовал, что словно гора с плеч свалилась — Зборовская всё-таки оклемалась после падения. Но совесть напомнила о себе, Пашка бросился на стену и колотил по ней кулаками в молчаливом исступлении…

— Опомнись, Толя! — крикнула Таня, когда Толян, упиваясь долгожданным мгновением, выхватил из Алининой сумки холодный на морозе ствол.

И осёкся, глянув на то, что оказалось в его руке. Секунды остановились для Филоненко; дятел стучал с паузами длиной в вечность и вязли низко-басовитые звуки вокруг.

На пороге Алина.

Алина вскинула пистолет. Настоящий "макар". Дуло направлено на Толяна, и он знал, что с десяти шагов невозможно промахнуться, если ты зоркий, как Циркулиха, и твоя рука несгибаемая, и спина несгибаемая, и воля несги…

Эта не промахнётся.

Эта выстрелит.

Потому и молчит.

Поторопился он с Настой. Ребята завелись, и он позволил и ребятам — в холодном корпусе… Лиля, тихоня, оказалась хитрая и вёрткая — выкрутилась и сбежала…

Алина — в лице ни кровинки, в глазах решимость.

Короткий сухой пистолетный «ггых».

Короткий взлай Пальмы.

Короткое сдавленное, на вдохе, «А!» стоящих вокруг людей.

Толчок — отдача в руку. Боль тонко отозвалась в плечо и шею, ушибленные вчера. Рука опускается вдоль бедра, но пальцы цепко держат оружие. Стреляная гильза резко и незнакомо, металлически-кисло, пахнет смертью.

Добытчики растянулись полукругом, как при облаве, и из этого полукруга человеческих тел выпадает одно — Толян Филоненко. Да ещё Макс Грек нарушил расстановку фигур и оказался прямо за спиной упавшего Филоненко.

Макс отшвыривает кастет, как отшвыривают от себя гремучую змею, — с ужасом и гадливостью. Макс держится рукой за левое ухо, опалённое выстрелом, предназначавшимся не ему.

Он кричит Алине в лицо, трясясь от страха:

— Лять! Ну ты даёшь! Лять!!! И меня чуть не пришила… Ты же реально стреляла! Смотрите, народ — она реально стреляла, на поражение! Я фигею! Да ты что — совсем конченая?! Головой стукнутая?! Ствол заимела и всех перебьёшь, кто поперёк тебя?!

— А ты не ходи поперёк! — веско шепчет бескровными губами Зборовская.

Кивает людям десятка Краснокутского в сторону Филоненко:

— Поднимите сволочь. У него ещё семь жизней осталось, но всё равно — поднимите. Надо найти Насту. Её Дениска погиб, нет больше нашего коменданта, иначе они бы не посмели. Света, отопри Вована. Я приказала запереть его, чтобы руку не повредил, мало ли что у этих… его друзей… на уме… Что у Вована на уме, я тоже не знаю…

Света Конторович рванулась к Алине и порывисто обняла её:

— Он за девушек, Алин! Не сомневайся! Он бы драться полез! А эти фашисты могли ему что угодно сломать, инвалидику моему любимому… Спасибо тебе! Спасибо!

— Фашисты? — возмущается Грек. — Я, я хотел уделать Толяна! За всё! За Насту!

Таня заходится в крике и швыряет в понурившихся парней черпак:

— Скоты!

Она бежит по аллее, за ней Вероника и другие девушки.

— Меня там не было! — кричит им в спину Макс. — Я на баб не кидаюсь!

И он плачет, потому что у Толяна переломана шея у основания черепа. Макс саданул со всей дури, или Толян дёрнулся под дулом пистолета навстречу своей смерти.

Макс думает, что всё равно, Алина виновата: слишком скоростная.

Он только прицелился дать Филоненко по куполу и идти толковать про дела нехорошие с Большим Вованом. Но эта Мухоморка выскочила на крыльцо, и без «бла-бла-бла» — сразу в стойку, и стрелять. А он, Макс, испугался.

«Прости, Толян, не рассчитал…

Анатолий Филоненко лежал на снегу, подвернув под себя ноги. На изнурённом походной жизнью, но не потерявшем привлекательности лице семнадцатилетнего парня обозначилась молодая щетина. В восковой ладони чернел холодный и твёрдый кусок пластилина: сделанная наспех, но точная и даже сбалансированная по весу копия настоящего пистолета. Лепила мастерица.

Пашка Стопнога приковылял к Алине. Вован выбежал из котельной с Зубом на поводке, оба яростные и грозные.

Алина брезгливо показала Краснокутскому на Шуханка и Лёгенького, присевших на корточки и потерявших всю свою напускную уверенность.