Комендант Денис Понятовский удивлённо покосился на Зборовскую и ушёл вперёд.

В лагере уже давно брехали собаки, Славка радостно мчался открывать калитку, готовый дружески обняться с Головой, своим десятником…

Денис с места не сдвинулся. Алина и остальные стояли на тропе в нескольких метрах за его плечами.

Он потребовал:

— Ворота!

Левант уставился ему в лицо внимательным изучающим взглядом, у него даже руки дрогнули от обиды, когда принялся открывать большой навесной замок на центральных воротах. Но Понятовский украдкой подмигнул. Левант расслабился и свистнул остальным мастерам, занятым работами.

Понятовский процедил уголком рта:

— Женщины прибыли!

— О!.. — понимающе прошелестел в ответ Левант. Он уловил особое значение момента.

Алина ждала, пока им раскроют створки ворот, собранные из двухметровых металлических прутьев.

Стояла, молчала, хмурилась.

Люди выстроились за ней, притихшие и подтянутые.

Затем через распахнутые ворота чинно вошли в лагерь, оглядывая ухоженную территорию. Остановились.

Только тогда Алина улыбнулась и поручила Славе показать людям, где они могут расположиться и привести себя в порядок.

Слава почувствовал внутреннее желание поклониться в ответ, провалиться сквозь землю, снова поклониться — и всё это в произвольном порядке.

Он покраснел и проклинал себя за то, что его команда прощёлкала впустую два дня, и он совершенно не знает, как и где разместится эта откровенно грязная орава намучившихся и иззябших в конец путников.

Он больше рефлекторно — не иначе, память поколений подсказала, — поцеловал руку Алины.

Алина дала понять, что удовлетворена, но девочек и мужчин (впервые назвала мужчинами парней, вчерашних школьников), надо поскорее устроить на новом месте и покормить. Она напомнила Димке Сивицкому по кличке Брови, что он — десятник. Тот и так уже крутился, как вьюн на горячей сковородке. Она оставила растерявшихся Славу, Димку, Игоря и Пашку лицом к лицу с усталыми переселенцами, а сама с десятниками, заинтересованно наблюдавшими сцену торжественной встречи, двинулась по центральной аллее, указав на стеклянный павильон. Её зоркие глаза заметили игроков за теннисными столами в 'стекляшке'.

Парни Краснокутского снова были пьяны. Разгульная компания увидела людей на аллее и засуетилась. Бутылки припрятать было некуда: зал был совершенно пустой, не считая теннисных столов на тонких металлических ножках. Тогда недопитые и пустые бутылки привычно рассовали под ремни штанов и прикрыли куртками.

Вошедшие остановились: Влад Карнадут, Алина Зборовская и Денис Понятовский в центре, Женя Бизонич и Влад Адамчик — по сторонам.

Алина потребовала:

— Отчитайтесь за количество выпитого! Что припрятали — верните!

Краснокутский двинулся к Алине. Протянул к ней руки ладонями вверх:

— Козу ела? Козлятину давай обратно!

— Вы вылакали лекарство, которое могло спасти кому-то жизнь!

— А ты жрёшь мясо, которое не резала, глядя ему в глаза! «Их едят, а они глядят!» Я не просто так пью: я у зубра под копытами валялся, ты знаешь, что это такое?! Ты видела то, что видел я? За нами уже следят! Оттуда! — он показала пальцем вверх.

— Или оттуда! — он ткнул пальцем в землю.

Парней развезло — организм успел за эти месяцы очиститься, и бунтовал; спиртное их просто оглушило.

— Я видел… Я имею право выпить, напиться имею прраво! — он, пошатываясь, показал пальцами рога зубра.

— Нас нашли, и нас или вытащат отсюда, или угробят. Пустят в расход, если кому непонятно. Так-то Мухо-мо-рочка! А ты мне, мне — Вовану! — жалеешь!..

Влад Карнадут сказал:

— Слушай сюда, вчера она спасла всех.

— Этому дала, этому дала? И этому дала?.. — хмыкнул Краснокутский.

Карнадут, которого беспокоила боль в ребре, сделал три шага назад, за порог, и в ярости сплюнул на газон. Взбешённые Жека и Адамчик налетели на Вована, зажав плечами. Тот только икнул и попробовал пошевелиться. Соображал он плохо. Его ребята неуверенными руками вяло схватились за ножи.

Комендант Денис остановил парней.

Сказал Вовану:

— Алина провела стадо зубров мимо норы. До самой переправы вела за собой.

— Да ну?! — непритворно восхитился Краснокутский и помотал головой, пытаясь стряхнуть хмель.

— Значит, ты видела это?

Он опять изобразил рога, наклонив голову, не удержал равновесие, и спикировал под теннисный стол.

— Пацана по жизни беспокоят рога! — не выдержал, чтобы не съязвить, Денис. — Как говорится, у кого что болит…

— Но-но-но! — возмутился Краснокутский, подымаясь из-под стола, но тотчас забыл, что сказал Денис.

Алина произнесла спокойно, как говорят больному:

— Володя, я видела рога главной самки. Я была перед ней, как сейчас перед тобой — очень близко.

— И?

— Сверкнул слабый голубой огонёк. Больше ничего.

— Не слабый, не слабый! — горячился Вован. — Сначала разъехалась щель в штуке, потом побежали огни, и по кругу, по кругу. — Он изобразил пальцем спираль. — Что ты об этом думаешь?

— К нам заносило по воздуху птеродактилей и насекомых, по земле пришли сколопендры и полярные волки. И если зубриха подцепила где-то колпачок от дезодоранта, влетевшего в нашу аномалию, то будет красоваться с ним, пока не почешет хорошенько свой рог. А за выпитое спиртное вы все ответите перед народом!

— Вот увидишь, за нами уже летят, — проблеял Вован. — Да, Толян? Дружище! Где твой ствол? Я буду отстреливаться, я не дамся, видал я всех!.. Ффу… — твоя свита, Мухоморка, заплесневела. Пещерный народ!

Вован брезгливо окинул взором парней и Алину, действительно, несвежих и одетых в пёструю рвань. Сам он был чистый, стоял в рабочей униформе с надписью 'Белоруснефть' на куртке, в резиновых сапогах, и гордо оглаживал себя по груди.

— Я этого не выдержу! — прошептала одними губами сконфуженная Алина и выскользнула, понеслась искать девушек и возможность привести себя в порядок.

— Ствол у неё, — заплетаясь языком, признался Толян и болтнул головой в сторону уходящей по дорожке Алины.

В «стекляшке» наступила тишина.

Все посмотрели в спину Зборовской.

Затем десятники развернулись и, пригрозив напоследок, вышли.

— Во! Тухлая свита съеба. сь! — хохотнул Краснокутский.

Десятники услышали, вернулись в теннисный зал и поколотили пьяных.

Толяна потянули за собой — на допрос.

Хроники Насты Дашкевич. На новом месте

Я снова ожила, хоть в пути до крови стёрла ноги танцевальными туфлями. Танцевали мы по лесу через буреломы и болотца с утра и почти до вечера, с двумя маленькими перерывами на присесть, отдохнуть и позаботиться о ногах.

В лагере не дома; парни ничего не понимают в деле обустройства, и за все дни сложили только одну печь, хоть десять раз повторили, что они её сложили. Мастера бросились к Тане Гонисевской, умоляя её распорядиться насчёт того, как принять людей.

Мы, девочки, заняли комнату с печью. Печь хорошая, тёплая. Внутри неё топка из кирпича, снаружи печь сложена из тротуарной плитки, с аккуратно затёртыми глиной швами. Таня оставила возле себя Димку Сивицкого и стала требовать принести нам вёдра, воду, кровати, постели, вынести прочь столы и диванчики… Мальчики-девятиклассники наконец, организовались, оборудовали нам спальню, в соседней комнате расставили столы, стулья и собрали единственную швейную машинку, которую перенесли из лагеря по частям: разобранную тумбочку отдельно, корпус отдельно. Парни не хотели брать тумбочку, обещали сообразить подставку для машинки в лагере, но Алина настояла, чтобы тумбочка по частям, но ехала на их горбах. И правильно. Когда бы мы ещё увидели машинку в сборе? А так Вероника стала кроить рубашки из простыней, Лиля села строчить, я её сменила, и за два часа мы обеспечили всех девочек нижними рубашками с длинными рукавами, шитыми просто, но пахнущими свежестью и крепкими. В лагерной костюмерной приодеться не получилось, здесь были только летние костюмы из шёлка, органзы и сатина.