Глава девятая. «Солнечный»

Собаки первыми почуяли друг друга и надрывались в лае. Хозяева позволили им брехать, пока не сошлись вместе. Потом отбили последние полтора километра по тёмному лесу, ступая чуть ли не ощупью, и рассчитывая только на Пальму, которая уверенно вела по тропе в лагерь.

Пальму привёл навстречу группе Большого Вована Игорь Шабетник. Димка Сивицкий гордо шёл с белянкой Маской, учившейся у Пальмы, и становившейся понятливее день ото дня.

Кобелёк Краснокутского, Зуб, к неудовольствию хозяина, растерялся, попав в дамскую компанию и, прижав уши, повёл себя с Пальмой, как последний подкаблучник. Зато Маска привела Зуба в восторг. Но собак растащили, помешав их знакомству — парни спешили.

В лагере дела складывались следующим образом.

Шабетник, Сивицкий, Левант, Стопнога и Чаплинский прожили в тёплой котельной двое суток, но из деревни никто не явился.

Так не договаривались. Десятники всегда держали слово и требовали от других соблюдения договорённостей.

Заканчивался третий день, а гостей по-прежнему не было. А лодку забрал Карнадут, переправившись последним, и отрезал их от мира, хоть обитаемым миром были всего-то три школьных этажа. Если сорок девять человек не нашли возможность отправить в 'Солнечный' гонцов, значит, что-то случилось. В той стороне, где была школа, гремело и грохотало, сверкали зарницы.

Парни стали выводить в лес Пальму и Маску, удаляясь от территории лагеря на километр-два и заодно помечали зарубками деревья вдоль тропы. Выходили ближе к вечеру, чтобы встретить людей на подходе. Волков перестали опасаться: волки ни разу не дали о себе знать, да и с собаками парни чувствовали себя уверенно.

«Солнечный» встретил отряд Краснокутского зажжёнными фонарями: одно жёлтое пятно света под навесом у центральных ворот, второе — на скамейке широкой аллеи, нырявшей в непроглядную ночную темень, и третий фонарь висел над дверью в котельную. Славка Левант не пожалел солярки, устроил иллюминацию специально в честь прибывших.

«Солнечный» покорил тёплыми постелями, едой и десертом: им подали сладкий компот с дикими грушами и апельсиновыми корками.

Пашка, стараясь быть небрежным, спросил десятника Димку Сивицкого:

— Бровь, завтра пойдёте встречать наших?

Димка тряхнул плечами:

— Да, вроде, особой необходимости нет. Их тридцать девять человек, дойдут.

— Каких тридцать девять?! — заволновался Пашка, — двое детей, десять девушек… каких тридцать девять человек?!

— Так что, девушки уже не люди? Паш, ты не мусульманин, случаем? — вставил Славка Левант.

Но у Пашки глаза налились слезами. Левант заметил, успокоил:

— Ладно, мы с Игорем пойдём, встретим. Димка, ты пойдёшь?

— Угу.

— Чапля, а ты?

— А что я?

Тому было всё равно, что делать. Что скажут, то и станет делать.

Славка Левант подумал, что не до почётного эскорта, время дорого, до прихода Алины успеть бы помозговать, как работает система подачи тепла на корпуса…

Спросил Стопногу:

— Ты со своим покойником разобрался?

Пашка мужественно выдохнул:

— Завтра.

— На кой он тебе нужен? Его захоронить надо до прихода людей. Прикинь, что праведный Елик скажет? Он тебя на костре сожжёт. Посреди центральной аллеи.

— Я сделаю это ради Тани. Деревне нужен хирург, мало ли что, и я не хочу, чтобы это была Танюшка. Резать — не женское дело.

— Ффф… — потянул Левант, — страшный ты человек, Стоп-нога. Но теперь понятно. Ради женщины мужики даже живых вскрывали. Я думал, ты из дурного любопытства.

— Нифига себе, любопытство! — возмутился Пашка. — У меня руки трясутся, как только подумаю, что надо взяться за это дело…

— Паша, возьмись. Ты пронзительно прав. Если что надо, в смысле, из инструментов — обращайся. Но ассистировать я тебе не буду, и не проси.

Ребята первые два дня в лагере отрывались по полной: катались на роликах, на скейтах, гоняли по дорожкам на велосипедах, играли в мяч, а вечером уходили в павильон, заставленный теннисными столами, и резались в настольный теннис в свете пары фонарей, пока не начинали стучать зубы от холода. В стеклянном павильоне было очень холодно: северный температурный след давал о себе знать, и это здание стояло как раз на пути северного потока.

Только к концу второго дня мастера вспомнили, для чего их сюда послали, и развели бурную деятельность. Помучились, таская глину со склона реки: это было бы не очень далеко, если по прямой, но прямого пути не существовало. Густые заросли, ещё и переплетённые со стороны реки дикой малиной и лесным шиповником, вплотную подступали к лагерю. Мастера потратили время и силы, втроём втаскивая глину вверх по склону крутого оврага, подавая её в подкоп под оградой, а уж дальше по окультуренной территории Стопнога возил груз в садовой тележке в противоположный конец лагеря.

Они сложили печь в административном корпусе. Работали вчетвером с раннего утра, справились только к темноте: вывели прямоугольную колонну печи с поворотом дымового канала для сохранения тепла. Предусмотрели колосники, заслонки-вьюшки и отверстия для чистки сажи. Консультировал их Игорь Шабетник, у родителей которого была дача с печами.

С трубой пришлось помозговать. Дырявить бетонные плиты перекрытия между первым и вторым этажом они не рискнули, поэтому горизонтально протянули трубу под потолком, поставив кладку на опоры. Опорами сделали стальные рамы от вышедших из употребления и складированных в подвале панцирных кроватей. Затем вывели это горизонтальное колено через окно, за которым снаружи проходили железные ступени лестницы с перилами. Ступени вели на крохотный железный балкон перед чердачной дверцей. Вертикальный стояк печной трубы опёрся о лестницу, поднялся до конька крыши, а там его нарастили куском асбестоцементной трубы, на конце увенчанной хорошо выкрашенным железным конусом-колпачком, снятым с канализационной отдушины. На эту наружную часть трубы потратили весь цемент, который нашли в хозслужбе лагеря — его там было немного. Умаялись подносить и складывать кирпич и плитки и замешивать глину и цементный раствор, но были довольны собой. Печь получилась солидная, с двумя конфорками для кастрюль в прямоугольной нише — хозяйки должны быть довольны. Выставленное окно залатали щитом, на который пустили дверцу шкафа-купе. Чаплинского отправили собирать топливо.

В силки ночью попались зайцы, и парни, обрадованные успехом, расставили с десяток силков вдоль ограды, которая в лагере образовывала почти трёхкилометровый периметр. Димка согласился готовить еду.

Закончился короткий ноябрьский день.

Сыграв на сон грядущий в шашки, а Левант с Шабетником — в шахматы, все улеглись спать, и тут Дима Сивицкий вдруг вспомнил о просьбе Алины насчёт душевых и постирочной. Он даже подскочил на постели:

— Алина будет недовольна, отвесит нам… благодарностей!

— Что такое? — сонно отозвался Левант, но внутри при упоминании об Алине неприятно кольнуло. Была, была за ними вина, и мастера это чувствовали: ведь проболтались без дела два дня…

— Мыться хотят! Бельё стирать хотят! — кратко донёс суть просьбы Сивицкий.

— А ванну с чаем они не хотят? — буркнул Славка.

Димка волновался:

— Ванну с чаем это было бы круто, но реально пожалеть девчонок надо. Что, им на речку ходить с нашими шмотками? Они ж всех обстирывают, пацаны.

И теперь уже Славке стало не до сна; завтра с утра нужно было поспешить и организовать баньку. Вот-вот кто-нибудь придёт из лагеря… Воду они подкачивали из артезианской скважины вручную, теперь оставалось придумать, как и в чём будут её греть. Он растолкал Игоря Шабетника и потребовал рассказать, как была устроена баня на их даче…

***

…Когда подошли к последнему повороту тропы, за которым была видна ограда лагеря, Алина остановилась. Подождала, пока подтянутся все, и велела:

— Всю поклажу оставьте здесь, после заберёте. Девушки зайдут первыми. Мы не бродяги, пришли три десятка с десятниками и комендантом во главе. Пусть открывают нам ворота!