— А я Карнадута по школе не помню. Он из 'Г' класса, мы с 'гековцами' не дружили. Он уже не мальчишка с тонкими руками, Алина Анатольевна, и он любит вас до умопомрачения. Мне Пашка говорил. Все ребята о его любви знают. Как говорят итальянцы, любовь и кашель не скроешь. А вы его нисколечки не любите? Только вежливость и ничего больше?
— Таня, что ты! Я же учительница!
— Какая глупость! Смешно! Ага, вылезли из норы, идём по безлюдному берегу, наевшись дичи, хорошо хоть, не сырой, а вареной. Ели прямо из ведра, а вы про учительницу вспомнили… Вы женщина, Алина Анатольевна! Ужасно красивая женщина!
— То-то и оно — ужасно…
— Я правду говорю. Вы скажете мне по секрету, сколько вам лет? Вы учились три курса, потом два года отработали, вам не может быть больше двадцати трёх.
— Вчера исполнилось двадцать два. Я старая уже.
— Вчера?! — Таня огорчилась. — У вас вчера был день рождения?! А мы вас не поздравили! Я скажу Владу!
— Не говори!
— Нет, безобразие какое! Он любит вас, а вы!.. «Нельзя быть жестокой с мальчиками, — так говорила моя бабушка, — они тоже люди, у них тоже есть душа».
Алина горько усмехнулась. У неё дрогнули губы.
Таня заметила это. Жарко зашептала:
— Алина Анатольевна, я всё для вас сделаю! Выкладывайте всё до конца, я же доктор, я тоже как сканер вижу всех насквозь!
— Таня, я боюсь…
— Потому что девушка? — догадалась Таня.
Алина размякла:
— У меня ни разу с мужчиной не было, Таня. А если случится?
— Хочешь к нему? — прошептала Таня.
— Ужасно! — тоже шёпотом призналась Алина.
— Он-то как будет рад! Скорее бы вы!.. — горячо зашептала Таня. — Алин, я Свету давно наблюдаю. И — Настасею. Вот уж где умница, и Дениска её молодец. Ничего в этом страшного нет, это природа, я справлюсь со всеми вами, девочки, хоть даже сразу. Только бы нам дойти до лагеря, какой-то он очень далёкий и несбыточный, этот «Солнечный»… Придёшь ко мне потихонечку, мы Пашку за дверь выставим, Лёшку за дверь выставим, Ксюшку…
-..за дверь выставим, и все узнают, что-то не то! — засмеялась Алина, успев поразиться новости про взрослые отношения Настасеи и Дениса. Она почувствовала облегчение, секретничая с крупной и сильной девушкой Таней Гонисевской.
Таня улыбнулась:
— Глупости! Я скажу, что мы с Алин Анатольевной просто хотим привести в порядок ногти на ногах, и не хотим, чтобы нас видели завязавшимися в узел на кушетке. Ха! Всё это надуманная проблема. Ты сделаешь Влада счастливым?
— А ты сделаешь своего Лёшку счастливым?
Таня слегка свела брови.
— Он мне не очень.
Алина опешила. Потом закивала:
— Танюшка, а ведь я понимаю, о чём ты!
— Ах, так ты уже снюхалась с Боксёром?
Алина покраснела.
— Поцеловались, честно, не было ничего…
— И как?
— Восхитительно! До головокружения. Трудно оторваться.
— А мне Лёшка — не восхитительно. Пашка лучше. Вот где проблема, Алиночка. И никто мне не поможет.
— Никто… — растерявшись, пролепетала Алина.
И замерла, прислушиваясь.
Танюшка побледнела и испуганными глазами смотрела Алине в лицо.
Земля глухо содрогалась.
Зубры, современники мамонтов, возвращались.
Таня тихо сказала:
— Я читала, что стадо зубров обязательно приходит к реке вечером на водопой. Обязательно. Я забыла об этом.
— Может, до пещеры не дойдут? Почему они не ушли?
— Их что-то остановило…
— Деревья поваленные, например… Не знаешь, они ходят через поваленные деревья?
— Не знаю…. - упавшим голосом выдохнула Гонисевская. — Возле нашей пещерки узкий берег! Что делать?!
Алина ощутила холодную и ясную решимость, и даже в глубине души пожалела, что позволила себе расслабиться, заговорить себя, забыть обо всём на свете — вот он, результат: проворонила наступление зубров, а теперь бежать и выводить людей из норы поздно.
Они с Танюшкой побегут — зубры погонятся за ними, у животных всегда так. Пока ребята и девочки выскочат, — ещё и полуодетые, ещё и детей забудут — зубры могут накинуться на кого-нибудь. А так, может, животные пройдут мимо и снежный дом будет цел. Лишь бы не стали в панике лезть под ноги животным!
На девушек наступала первая самка, самая большая, необъятная в груди, широкая во лбу, высокая в холке — Алина, хоть с зубром её разделяли три десятка метров, ужаснулась. Чтобы обойти стену пещеры, зубрам нужно было выстроиться парами, иначе снесут всё на своём пути.
Алина шепнула Танюшке:
— Отходим спокойно, не суетимся. Зайдёшь вон за тот ствол — карабкайся на берег и жди наверху. Не вздумай кричать. Беги к норе, и шепчи нашим, чтобы сидели тихо. Танюшка, главное — чтобы тихо сидели, понимаешь?
Гонисевская, белая, как мел, закивала и пошла рядом с Алиной, глядя на неё, невысокую, и удивляясь, сколько в этой Зборовской отчаянной смелости.
Алина цыкнула на неё:
— Людям нужен врач, Таня. Вырасти детей. Лезь на берег! Марш!
Алина умела приказывать.
Таня юркнула за ствол дерева, теперь вряд ли её видели зубры. Вскарабкалась по замёрзшим глыбам на пару метров вверх и, пригибаясь, поспешила к пещере. За её спиной слышалась соловьиная трель: Алина шла вдоль кромки воды и свистела соловьём, а за ней, сокращая расстояние огромными неспешными шагами, ступало лохматое стадо.
Таня была уже над пещерой. Там Сашка гитарист веселил народ, чем-то бренчали, подхватывали последние строчки в припеве и то ли не слышали содрогания земли, то ли не поняли причину… Таня соображала, как сказать им?
Наружу вышли Карнадут и Понятовский, она услышала их голоса и, распластавшись на земле, свесила голову с травяного склона:
— Тихо!!! Скажите, чтобы молчали! Зубры идут!
У двух десятников при виде зубров и Алины, ведущей стадо, открылись рты.
Ребята переглянулись.
Предпринимать что-либо было поздно. Влад и Денис, ни слова не сказав Танюшке, юркнули внутрь. Внутри люди уже почувствовали топот, тревожно прислушивались.
Влад согнал парней с гимнастических ковриков у снежной перегородки, и растянулся вдоль стены на боку как ни в чём ни бывало. Денис понял его, улёгся точно так вдоль жалкой, наскоро слепленой, стенки — голова к голове. Влад коротко кивнул ему, достал из-за пазухи карты Краснокутского с голыми женщинами на крапе.
Раздал.
За снежной перегородкой пел соловей; мимо их убежища шествовало стадо зубров. Земля содрогалась от их поступи. Близкое присутствие огромных животных ощущалось так ясно, как будто люди видели зубров.
Все замерли, вжавшись в береговую породу в тылу пещеры. Сидели, затаив дыхание. А в руках десятников легко шуршали карты: в полуметре от животных, отделённые от них снеговой стенкой, двое молча резались в подкидного. И всем было понятно, что паниковать нельзя.
Терпеть, молчать, не двигаться.
Присмотревшись к игре, Сашка заметил, что Понятовский побил семёркой треф десятку треф и Карнадут пропустил. Но внешне всё выглядело круто.
Руки игроков дрогнули только один раз. Карнадут выронил карту: зубр, из последних, остановился рядом. Могуче пыхтя, обнюхал их убежище, а потом легко протёрся боком, задев ствол поваленной старой ивы, который поддерживал стену.
Соловьиная трель едва слышалась, зубры оставили позади полуразрушенное человеческое убежище и ударяли в землю копытами возле наледи через реку.
Карнадут выбрался из-под упавшей снежной стены, побежал вдоль воды, глаз не спуская с маленькой хрупкой фигурки, а между ним и девушкой берег заполнило стадо коров, собравшееся идти по ледяному мосту.
Лёд затрещал и раскололся под тушей матриарха.
Казалось, пройдёт вечность, пока матриарх решала, какую дорогу выбрать. Наконец, она ступила в воду, и зубры, следуя за ней, поплыли через реку, потом прошли по мелководью и правым берегом удалились, шествуя на юг, вверх по течению Большой реки.
Карнадут подбежал к Алине и увидел ледяные дорожки слёз на её щеках.
— Я боялась, что замёрзнет вода в свистке… — прошептала она.