— Я тоже не хочу назад, — сказал пацанский голос, и многие его поддержали.

— А что меня ждёт? Типа, мы не понимаем, что никому после школы не нужны? Пойти в работяги и спиться от безнадёги? А в универе меня матушка не выучит, откуда у неё бабки? А если бы даже получил высшее — что, сидеть на зарплате инженера, как отец сидел? От получки до получки перебивались с пустым холодильником, пока его отдел решал проблемы, типа, заказов нет, то да сё, нафик вы, инженеры-архитекторы, кому нужны… Тогда папашка начал таксовать после работы, крутился, как мог. Однажды выехал недоспавший, пассажира покалечил, сам — насмерть. В той, прошлой жизни, что, много было смысла?

— А ты, Саша? — спросила Алина гитариста, всегда казавшегося беспечным.

— Ну… — смутился гитарист. — Наверное, я не готов ответить. Смысл… смысл…

Есть песня, свежая, её только этим летом начали крутить. Я даже не просёк, кто поёт, но припев помню.

Он, бряцая по струне лежащей на коленях гитары, напел:

Ведь я мечтаю о том, что и ты тоже,

Чтобы журавль в руках, а клинок в ножнах,

Иметь дочурку и сына к тридцати примерно

И быть не просто отцом, а быть примером.

Понимаете, двадцать первый век, всемирная связь и всё такое, а песни — про что? Про клинок, чтобы был в ножнах. Так и мы здесь этого хотим — чтобы клинок не доставать. Да?

Алина кивнула:

— Мне ваша учительница истории когда-то сказала: 'Полные опасностей джунгли никуда не делись, они просто стали выглядеть по-другому. И по-прежнему человек ищет безопасную пещеру и жмётся к сородичам'.

Один из гимназистов потрепал по спине Прокопенко:

— Елисей, теперь ты расскажи!

Елисей подкатил глаза и изрёк то, что только от него можно было услышать:

— На всё воля божья!

— Угу. Мало твоему папашке крутизны, он, оказывается, ещё и бог, раз его воля — божья. Давай про то, как ты оказался в нашей футбольной команде.

Елисей сказал:

— Отец запретил заниматься математикой.

— Родной батюшка отлучил от складывания богомерзких цифирей!

— Ну, всё! — фыркнул Елик и демонстративно отвернулся.

— Не хочешь сам рассказывать, давай я расскажу!

— Обломись. В пятнадцать лет я принял участие в математическом конкурсе и победил на республике. А в тот год мелкая девчонка, Алёна… как её там… Федуто победила в детском Евровидении, и её семье дали трёхкомнатную квартиру в столице, в самом центре. Мой отец ждал, что обо мне хоть в местной газете напишут, как я всех математиков на республике обошёл. Нет, не написали.

— Об этой Алёне зато написали на полразворота. Рот открыла и спела — и героиня. А наш Елик, получается, никто.

— Мой отец так и сказал. И ещё сказал: 'Сын, больше никакой математики! Петь ты не можешь, значит, пойдёшь в футбол!' Директор гимназии звонила отцу, и к себе вызывала для серьёзного разговора. Но папка не повёлся. Он одел футбольную команду, мячи купил, директрисе пару машин щебня со своего предприятия выписал, чтобы засыпали яму на въезде в гимназию, и всё затихло. Математица ждала, что я снова к олимпиадникам вернусь, а потом перестала.

Разговоры ещё кружили. Девушки молчали и слушали. Им было что сказать, но это если подружке, и на ушко. Вслух и для всех — они так не умели.

Алина подумала, что как раз, их родной мир был устроен для женщин. Женщинам в нём было легче, чем здесь, и её девушки не просто потерялись во времени — девушки потеряли всё, абсолютно всё

Алина пообещала раскисшей Ксюше набрать воды в свистульку, потому что в их убежище был только кипяток в ведре над костром. Позвала Таню Гонисевскую и вдвоём они вылезли из норы сначала в приделок-коридор, упиравшийся в мёрзлый берег; повернули вправо, оказались под голубым умытым небом. Вечерело. Было холодно, но тихо. Они вдохнули, словно испили по глотку, свежего воздуха. По слегка наклонному песчаному берегу девушки медленно приблизились к речной воде, которая текла в нескольких метрах от их пещеры.

Алина поискала твёрдое место над водой, чтобы поставить ногу, наклонилась и наполнила свистульку. Легонько свистнула — раздалась булькающая соловьиная трель. Алина задумалась: слышала ли она, городская, когда-нибудь трель соловья? Она любила вставать рано, и ловить пару часов, когда время принадлежит только ей, а соловьи, вроде бы, поют поздно ночью…

— Танюша, ты слушала соловья? — спросила она Гонисевскую.

— Может, разок слушала. Наш дом на краю микрорайона, под окном частный сектор, если ночью не спать, услышишь, как соловьи поют в садах. Но я поспать люблю, и мальчики меня в скверике на задерживали, сами понимаете, я для них была толстая Танька, или мадам Гонисевская…

— Зато здесь ты самая нужная и самая популярная девочка, а уж красавица какая! Поверь, Таня, ты — ладная, настоящая, надёжная даже с виду, на тебя положиться можно. Всё в тебе для жизни, и кто-то из всемирно известных кутюрье, ненавидевший худые модели, с которыми ему приходилось иметь дело, говорил про таких, как ты: "Когда я вижу крепкую девушку с грудью и бёдрами, я думаю, что Бог всё-таки есть!"

Танюшка засмеялась. В словах Алины не было фальши.

— Да уж, я похудела, но в модели вряд ли гожусь! Спасибо, Алина Анатольевна! Но вы ребятам больше нравитесь!

— Это каждая девушка про других девушек думает. Ерунда всё это, Таня. На самом деле, девушке нужна не любовь вообще, а любовь одного-единственного.

Таня её удивила, сказав:

— А если не одного, а двух?

Алина подумала, что сейчас как раз тот случай, когда на некоторые вопросы и даже мысли у неё нет права.

Спросила о другом:

— Ты слышала, что рассказывали про семью Макса? А ты, лично ты, задаёшься вопросом — за что мы здесь, и зачем?

Таня Гонисевская сказала весело:

— Алиночка Анатольевна, у меня наоборот. Я чувствую, что сейчас я там, где мне и положено быть. Я вам расскажу, вы поймёте.

Перед республиканской олимпиадой я была на сборах. Однажды я сидела и пыталась понять, почему моя группа крови не вписывается в решётку Пеннета?

— Какая-то схема совместимости групп крови?

— Ну, да. Решётка Пеннета — простая и наглядная таблица. Группы А и В — доминантные гены, группа 0 — рецессивный ген. Алина Анатольевна, можно я не буду сейчас об этом?

— Конечно, Танюшка, — кивнула Алина. — Нам не до решёток Пеннета. Разобраться бы в нашей ситуации. Рассказывай.

— Ну, я разволновалась, потому что подумала, что я чего-то не догоняю, и хороших результатов на олимпиаде мне не видать как своих ушей. Тогда я сказала о своей проблеме профессору и выложила перед ним: у моего отца нулевая группа крови, у матери — группа крови "А", но при этом у меня группа крови "АВ"'. Профессор объяснил, что это невозможно, быстро нарисовал разные решетки Пеннета, стал горячиться, и внезапно — пауза. Профессор внимательно глянул мне в лицо и опустил глаза. И вот когда он замолчал, я вдруг поняла, что значит «красноречивое молчание», и поняла, почему моя группа крови не вписывается в решетку Пеннета. Всё просто. Я растерялась и у меня началась тихая паника. Профессор мягко сказал: «Давайте продолжим разговор завтра, если хотите». Но я бросила курсы и уехала домой, и рассказала всё маме. Мама не отпиралась, но припечатала: «Провалилась бы эта школа и биология! Кому она нужна, биология твоя? Что, умная сильно стала? И что тебе теперь с этого-то ума?! Ну, живи, как хочешь!» И я поняла, что случилось непоправимое, и счастье разбито, а мне ещё год до окончания школы, а потом я рвалась в университет, на терапевтическое отделение, и вдруг все мои старания обернулись против меня… А мой папа — не мой папа, чужой человек. Они стали с мамой разводиться, потому что, оказывается, бабушка пришла, когда мы с мамой говорили, подслушала наш разговор и папе пересказала. Мама призналась, что я — ребёнок от его родного брата, моего дяди. Я очень переживала, я вдруг оказалась чужая в родном доме, и мои успехи в учёбе никого не радуют, и лишняя я, всем ненужная… Маме своей жизнь сломала, а она ведь ещё нестарая женщина…