Она испугалась этого прозрения, испугалась нового статуса и, наверное, болезнь истощила её силы, потому что к ней вернулся детский кошмар: она смотрела перед собой, но ничего не видела, кроме стремительно вращающихся огромных, с полмира, обручей, и обручи грозили налететь на неё, беспомощную, испуганную, безвольную, заключить в свой бешеный вращающийся круг, пленить навсегда. И выхода не было, как не было избавления: не было, не было, не было — потому что имя этому кругу — Безысходность.

Это был её персональный ад, мучивший в возрасте девяти лет после перенесённого тяжёлого гриппа, когда она едва не сгорела от высокой температуры. И теперь кошмар повторился.

Алина, стуча зубами от страха и заливаясь слезами, снова переживала чувство беспомощности, загораживаясь подушкой, голося, как по покойнику, и вцепившись левой рукой в ближайшую трубу, словно её уносило ветром. В миг просветления она попросила валерьянки, помня, как один только запах, стойко державшийся на полке аптечки, прогонял ночной кошмар — стоило лишь втянуть ноздрями специфический и отвратительный в любом другом состоянии валерьяновый дух.

Жека торопливо откупорил припрятанную шикарную бутылку и налил для истерившей Алины в ложку крепчайшего египетского бальзама.

Алина глотнула бальзама, стуча зубами о металл ложки, отняла и облизала ложку. Под языком её медленно таял вкус настойки на травах. Не валерьянка, но всё же…

Она всхлипнула в последний раз, свалилась, как подкошенная, и уснула.

Влад сам проверил её:

— Да, спит. Дышит ровно. Сломалась малышка…

Жека сказал:

— Не думал, что железная Алина способна прослезиться. А чтоб истерить…

— Это от переутомления, — Влад зыркнул на Жеку. — Фиговые всё-таки мы мужики, довели девушку до истощения.

Жека кивнул:

— Пальцы тонкие, но в трубу вцепилась так, что, я думал, вырвет, разворотит всю отопительную систему.

Влад приподнялся на постели, глядя на друга горячечным взором:

— Если хоть одну девчонку потеряем, не будет нам прощения. Если не для них — для кого тогда жить, Бизон? Для чего всё это? Мы здесь зачем, скажи? Нас, мужиков, в четыре раза больше, — разве это случайность? Мы должны сдохнуть первыми, вот что это значит. Но их сохранить. А Елика удавлю собственными руками. Не о том думает… — процедил Карнадут.

Дима Сивицкий в их разговоре не участвовал. Он был занят приручением юной волчицы и успокаивал Пальму, реагировавшую на нового зверя.

Жека прошёлся от спящей Алины и обратно, к матрасу, на котором лежал Карнадут:

— Вы оба горячие. Поздравляю. А ну-ка, душитель революции, показывай раны, надо снова обработать. Фиговые у тебя, брат, раны. Будем отрезать конечности по одной. Иначе я не могу дать гарантию, что завтра ты дойдёшь до деревни.

— Начнёшь сверху или снизу?

— Голову и шею отрежу первыми, исключительно чтобы сохранить всё остальное.

— А задний бампер?

— Его отрежу вторым — его хотели отодрать и маленько продырявили. Так что пойдёшь налегке.

Жека промыл раны, как это делала Алина. Влад кряхтел, переворачиваясь с боку на бок — болело ребро.

«Как бы у Стопноги не собралось слишком много трупов…» — обеспокоенно размышлял Жека, просыпаясь среди ночи и вслушиваясь в дыхание спящих.

Утром Алина проснулась легко.

— Здоровый воздух, все болезни проходят быстро! — заметила она, совершенно не помня вчерашнюю истерику. Так у неё было и в детстве: ночной испуг она забывала к утру и, если бы не рассказы матери, не догадывалась бы о своём лунатизме во время кошмаров.

— Если наши вирусы здесь не приживутся, мы будем иметь самую завидную экологическую среду, — сказала она.

— А если наши вирусы приживутся? — поинтересовался Дима.

— Мы загадим этот мир, как загадили тот, — ответила Алина. — Знаете анекдот про планету? «Кажется, у меня завелись люди!» — сказала планета. И ей ответили: «Принимай по крупному метеориту в день».

Влад в конце концов согласился, что вставать ему ещё нельзя. Он беспокоился, но тщательно скрывал это. Идти с Алиной должен был Жека, как и задумывали стразу.

— Нужна хоть какая связь между деревней и лагерем! — прошипел Карнадут Бизону. — Вы ещё не ушли, а я уже жалею, что отпускаю вас!

Жека отмахнулся:

— Без новостей вы будете только до вечера. Если у них там реально не случился серьёзный беспредел, Денис сегодня отправит к переправе мастеров. Кроме притырка-Елика, конечно. Я поставлю ребят на тропу, а дальше они по меткам доберутся сами, и вечером ждите пополнение. Зимовать надо в лагере, тут Алина права, мы в деревне поставим этот вопрос. Диме я сказал проверять силки на зайцев. Если повезет, побалуетесь свежим мясцом. Эх, лагерь-санаторий! Лечи свою шкуру, Боксёр!

Алина уломала десятников выделить для своей миссии часть продуктов. Дары, так сказать. Уложила в рюкзак шоколад, чай, немного печенья и пакеты с орешками и семечками.

Жека с Димой тщательно проверили лодку в свете хмурого рассвета, расстелив её на траве возле крыльца. На чехле их единственного плавсредства был рваный след волчьего когтя, но вроде бы, до порчи самой лодки дело не дошло. Жека поставил на сомнительное место быстросохнущую заплату и заявил, что Диму не берёт, пойдёт вдвоём с Алиной — плыть втроём он не рискует. Решили взять ещё и спасательные жилеты. Влад подсказал не тащить их, сразу надеть на себя, так и идти. Пожелал удачи и в досаде отвернулся на своей постели.

Над Большой рекой, за поворотом береговой линии, укрываясь под выворотнем от ветра и очередного моросящего дождя, сидели вокруг костерка Слава Левант, Игорь Ковалёнок, Паша Стопнога и Витёк Чаплинский. Чаплинского ни Жека, ни Алина не ожидали увидеть в составе мастеров и немного удивились. Но быстро сообразили, что с каждого десятка в лагерь отпустили по одному человеку, чтобы не терять людей. В команде Вована не было технарей, но этот Витёк был безотказным исполнителем. Он и хворост собирал сноровистее всех, и за рыбой лез в воду первым, и к голодной жизни был приспособлен лучше других — у его матери-одиночки было семеро детей, и Витёк был старший.

Парням предстояло гонять лодку через Большую реку туда и обратно, но парни проверенные, справятся.

— Значит, так, — распоряжался Жека Бизон. — Пока все будут возиться через реку, ты, Славка, высаживайся первый и отыщи тропу. Наводку я тебе дам, а дальше — по меткам. Через десять километров начнётся сплошной бурелом и густой подлесок, но мы прошли, значит, и вы пройдёте.

— Как там в лагере? — спросили ребята.

— В лагере! — восхищённо протянул Бизон. — В лагере цивилизация! Вы, главное, в лесу не щёлкайте клювами, ножи и заточки держите наготове: вчера мы столкнулись с волками

Алина подумала, что 'вчера' было как будто много дней назад, так плотно нанизывались здесь события.

Стопнога отозвался:

— Ничего! Волки мною перекусят!

Пашка был счастлив. Его наконец-то заметили и отправили для выполнения настоящей мужской работы. Он ещё не догадывался, какой трудной будет дорога в лагерь, он опирался на свежий костыль из кленовой рогатины и улыбался. Жека Бизон, критически оглядев Пашку, отозвал в сторону Славу Леванта. Сказал:

— Пашку не бросайте, ладно? Он единственный на охоту не ходит, будет печки мастерить, нужный человек. Не представляю, как он будет прыгать по бурелому, но там до лагеря уже немного останется — километра два. Если волков не встретите, сделайте так: разделитесь, пара человек пусть шустро бегут в лагерь, там возьмут собаку и Димку Бровь, и бегом назад — забирайте Стопногу и тащитесь с ним через бурелом. Если задержитесь, не страшно, с собакой дойдёте даже в сумерках. И Пальма она грозная зверюга.

Славка пообещал так и сделать.

Хроники Насты Дашкевич. Политические интриги на трёх этажах

С Алиной революция проходит, как насморк. Это не я придумала, это сказала Таня. Таня пробовала вытапливать гусиный жир в кособоком пузатом тандыре, чтобы потом делать из жира лекарственные мази, и наблюдала, как встречают Алину Анатольевну ребята, занятые под стеной школы починкой сетей, и ощипыванием гусиных тушек, и сооружением навеса для копчения, и другими повседневными делами. Воцарение Елисея Прокопенко привело к тому, что ни один десяток не ушёл на охоту и лов рыбы, боясь пропустить самое интересное — пытки, казни и расстрелы, — и все сновали поблизости, придумывая себе работы. Мы все пошли навстречу Алине, и Алина протянула к нам руки, и радовалась, это было видно по её глазам, по счастливой улыбке, и все вежливо пожимали её маленькие ладони, и тоже радовались. Вероника удивилась: «Она что, одна вернулась?» Но никто не разделил недоумение Вероники, наоборот, почему-то на Зборовскую было похоже, что она в одиночку и лесом пройдёт, и через реку переправится. Её засыпали вопросами про лагерь. Она обещала рассказать вечером, когда темнота загонит всех на спальный этаж, и семья соберётся вокруг очага в центре коридора: открытого жаркого очага, с трубой, выведенной в окно. Мы уже наладили кое-какой уют, но подождём вечера, что расскажет Алина. Говорят, в лагере нам будет лучше.