— Павлович сказал, что директор лагеря отправил автобус с работниками, потом подписал накладную водителю, привезшему продукты. Потом ему срочно понадобилось отлучиться в город, и он ушёл на остановку на шоссе, на пригородный рейс.

('Да, автобус проезжает как раз в 14.00, директор вышел раньше, чтобы спокойно пройти полкилометра лесом до шоссе — как, однако, всё совпало роковым образом!')

Женя продолжал:

— Завхоз взял свободный день по заявлению. Сторожиха вышла собирать грибы: предупредила Павловича, что побродит за забором. Павлович сидел у ворот за столиком рядом со сторожкой, курил. Он задумался, а когда поднял голову, не поверил глазам: исчезла автостоянка перед воротами, и дремучий лес вокруг лагеря поднялся сплошной стеной. Павлович первые дни крадучись пользовался продуктами с кухни, а потом понял, что уже всё равно. Он прикинул запасы, на сколько их хватит, если экономить, и стал учиться выживать на подножном корму. Говорил, зайцев тут много, ему удалось поймать жирных зайцев силками.

— Ему в некотором смысле было легче, чем нам… — задумчиво протянула я.

— Не знаю, — пожал плечами Жека. — Павлович боялся одиночества, я думаю, это его убило. Весь он был дёрганый. Везде ходил с собакой, даже из корпуса в корпус. Когда увидел нас, стал трепаться без остановки. Умолял не уходить, не оставлять его одного, даже когда мы вышли принести матрасы из корпуса. К ночи у него началась белочка на почве алкоголизма, — тут спиртного, завезённого к празднику, полно. Одному залиться можно.

— Хорошенько спрячь спиртное, Жека, я тебя прошу! Нужная вещь, особенно, если это водка.

— Да, в основном, водка. Есть коньяка немного и немного винца, и неплохого.

— Вот! Вино понадобится серьёзно больным. Водка — Тане Гонисевской.

— Ей столько ни за что не выпить.

— Очень смешно! Знаешь, сколько дырок на шкуре ей пришлось дезинфицировать всего за два этих месяца? У меня была бутылка, и почти вся вышла.

— Ну вы, девочки, и пьёте! — острил Жека.

Не замечала, что он такой весельчак. Может, сам немного принял?

— Кстати, мы вливали в тебя между приёмом таблеток по ложке коньяка. С чаем. И ты перестала бредить насчёт огненных мечей.

— Господи!.. Что ещё вы со мной делали?

— А надо было?

— Прекратите, Евгений, как вас там… Я не помню ваше отчество, ученик… но двойку поставлю.

— За что?!

— Для профилактики. Чтобы не смели лечить умирающих учительниц подручными средствами.

— Владик подумывал привести сюда Таню Пользу, она бы лечила подножными средствами. Но потом решили, что ты справляешься.

Я слабо улыбнулась и чихнула в одеяло, так, что мозги, кажется, перевернулись.

Хорошо. Тепло со всех сторон. Подушка настоящая, одеяло… Матрас мягкий.

Спросила:

— Вы успели расспросить Павловича насчёт работы котельной, и насосов, и прочего?

— Первым делом спросили. Но Павлович заговаривался. О системах говорил скупо, а вот трепался обо всём другом много и охотно.

— Может, мозги пропил, — вздохнула я.

— Да, что-то вроде этого, — кивнул Женя. — Чудила ещё тот.

— Земля ему пухом. Что-нибудь полезное рассказал?

— Так. Бред сивой кобылы, в основном. Немного объяснил принцип работы топки, и как форсунки чистить. У меня ещё шоколадный батончик есть, сейчас дать, или потом?

— Конечно, сейчас!

— Чаю?

— Да, да!

— Влад сказал, пора начинать хавать помаленьку…

— А что есть из съестного?

— Ну, тут много чего осталось, Павлович почти не ел, ему ничего уже не лезло, но собаку кормил щедро: жалел Пальму. Думал, как она без него останется? Когда уже был при смерти, из последних сил нарезал ей лосятины, положил в погреб. Зайцев отловленных тоже в основном собаке скармливал.

— Кто загнал лосиху, волки? — спросила я, дуя на горячий чай и чувствуя блаженное тепло, разливающееся внутри.

— Да, скорее всего, волки. Но на прутья она налетела, потому что испугалась Пальмы. Лосиха бы перепрыгнула ограду, там бурелом горой, ей удобно было, но увидела перед собой овчарку, приняла, небось, её за волка, и… в общем, ей не повезло, но у нас снова есть мясо. Мы с Владиком счистили всё, что смогли, с костей, останки сняли с ограды, оттащили подальше. Когда умер Павлович, мы вынесли его за ограду и похоронили. Выкопали две ямы: для лосихи отдельно, чтобы не привлекать волков, и для Павловича. В общем, не надо тебе этого знать, мы старались, чтобы было всё по-человечески.

— Спасибо! — слабым голосом поблагодарила я. — Мне снилась кошка, она мяукала.

— Здесь живёт кошка. Павлович говорил, деревенские постоянно подкидывали котов на территорию лагеря. Эта кошка родила котят, но когда они только начали выходить, коршун унёс котёнка. И сколько их выжило, непонятно, кошка их прячет. К нам с Боксёром кошка приводила только одного котэ. Белый с чёрными и рыжими пятнами на спине, серьёзный зверь, шипит и в руки не идёт, и рычит, когда мясо трескает. Хочешь, я его поймаю?

Всё это я слышала, уже засыпая. И засыпая, подумала: трёхцветный котёнок — это точно девочка. Дети будут рады. Если коршун всех не унесёт, если годзилла-крокодила всех не съест, если… и блаженно уснула. Во сне мне казалось, кто-то держит в ладони мою руку и гладит пальцы. Наверное, просто после месяцев на промозглых этажах и болотной сырости мне было по-настоящему тепло.

Глава четвёртая. Совет старейшин

К вечеру следующего дня в лагерь вошли Влад Карнадут, Вован Краснокутский, Денис Понятовский и Дима Сивицкий. В мокрой от дождя и прихваченной морозцем одежде. С красными носами и обветревшими лицами: они всю дорогу шли против северного ветра.

Перед их приходом, днём, Алина вставала, немного походила по лагерю и приготовила еду, хоть болезнь ещё не оставила её. Жека Бизон покормил ребят. Они, бедняги, ошалели и размякли от наваристого крупяного супа на бульоне из лосины и сладкого чая с печеньем и хлебными сухарями. Мужественно подавили желание потребовать ещё еды, так как и Влад, и Женя предупредили, что до утра больше ничего не дадут — иначе пойдёт не впрок. Осматривать территорию лагеря тоже не стали; пришли в сумерках, измученные бездорожьем, и выходить в непроглядную холодную ночь никому не хотелось. Развесили одежду по тёплым трубам, сели на матрасы в единственном свободном от агрегатов углу, подоткнув под бока подушки. Женик раздал каждому по пакету семечек из буфета. Семечками обманывали зверский аппетит, устроив совет старейшин, в котором Алина принимала участие, скрывая болезненную слабость.

Выслушали Бизона, отчитавшегося, какие ценности обнаружил в лагере. А в их положении ценным было всё, включая последний ржавый гвоздь.

Влад, повернувшись к Алине, не таясь, накрыл её ладонь своей ладонью и сказал:

— Алина Анатольевна, спасибо. Честно, никто из нас не додумался бы искать этот лагерь. Может, мы набрели бы на него, потом… но могло быть поздно…

Помолчали.

— Да, похоже, зима наступает, — заметил младший десятник Дима. — Игорёк Шабетник говорит, приметы есть кой-какие. Он думает, идут затяжные морозы. Сегодня снялись с болота последние гуси.

Алина вздохнула, пряча тревогу.

— Переселиться сюда пока не выйдет, — заявил Карнадут. — Для этого надо делать плот и рисковать людьми и добром. И река стала бурной, вода поднялась.

— Да, мороки много с переправой, а ещё больше — в дороге, — добавил Денис. — Заросли здесь отпадные. Тропу мы наметили, но метки — ещё не дорога. А низина, которую переходили в середине пути — это квест. Как вы вообще прорвались сюда втроём?

— Алину Анатольевну, небось, пустили вперёд, лес расступился, кусты полегли, — буркнул под нос Вован, оставаясь абсолютно серьёзным.

Карнадут продолжал:

— Отсюда переносить в деревню вещи тоже не вижу смысла: потратим уйму сил и времени.

Алина дождалась своей очереди и произнесла:

— Я так понимаю, сейчас решаем вопрос, где будем зимовать? А движение между лагерем и школой наладим по льду, когда замёрзнут реки?