Сейчас вертолёт уже не воспринимался занимательным аттракционом – вверх, к солнцу, в голубое небо. Сейчас это был ненадёжный кусок железа, который, несмотря ни на что, летел, не падал, рвался вперёд сквозь дождь и ветер, выл от натуги двигателями, разрывая винтами чёрное тело грозы.

– Фронт! – прокричал механик и махнул успокаивающе рукой. – Всё! Уже проехали.

Второй пилот, перегнувшись через ручку кресла в проход, махал рукой, подзывая. Андрюха сорвался с места.

Навстречу неслись рваные тёмно-серые клочья. Дождь лупил по стеклу. Мирно, совсем по-домашнему работали дворники, стирая потоки воды.

– Смотри! Оно?

– Ничего не вижу!

– Сейчас…

Внутри клочковатого месива, несущегося навстречу, образовался рваный просвет, мелькнула свинцовая гладь озера, неясные очертания берега, и всё снова заволокло клочьями серого тумана.

– Оно?

– Не знаю… Так сразу не определишь. Не видно же ничего, – Андрей словно оправдывался.

– Оно это, оно, – уверенно заявил второй пилот. – Верховье Вонги. Я здесь уже садился.

– Идём на посадку, – объявил командир.

Вернулся на место.

Перед глазами продолжал стоять просвет среди рваных туч, матовый проблеск воды, чёрная полоса берега.

– Садимся! – прокричал ребятам.

И вдруг окатило тревогой – всё! – игры закончились. Сейчас их выбросят на берег незнакомого озера, и вертушка уйдёт. Порвётся последняя нитка. Они окажутся одни. Совсем одни! Что случись – никто не поможет, не докричишься.

Прилипли к иллюминаторам.

Ничего не видно – клочья тумана мимо, и капли дождя расплющиваются о стекло.

Вывалились из облачности, как из мешка. Земля в пятидесяти метрах. Взревели двигателями, пошли вдоль берега. И вниз. Зависли в полуметре.

Механик торопливо натягивал куртку. Распахнул дверцу – ветер с дождём рванулись внутрь, выметая тепло, – спрыгнул. Пригнулся, сделал два шага в сторону и махнул рукой.

Шасси плавно коснулись земли, просели под тяжестью.

Дождь лил монотонно, не переставая.

Летуны даже двигатели не заглушили. Молотили вхолостую винты, пока выбрасывали вещи наружу.

Легли сверху, прижимая, чтобы не разметало при взлёте.

Механик попрощался, захлопнулась дверца.

Командир за стеклом кабины показывает большой палец.

Борт ушёл, растворился в туманной мути.

Непривычно тихо. Привыкли к шуму двигателей, сжились с ним. Только капли дождя барабанят по рюкзакам и баулам с лодками.

– Спальники! Смотрите, чтобы спальники не промокли, – Андрей по привычке кричал.

Их выбросили на каменистое плато. Голый камень. Сквозь трещины пробивается пожухлая трава. Россыпь мелких неокатанных обломков под ногами.

В двадцати метрах – берег озера. Другого берега не видно, теряется в тумане. Вообще вокруг ничего не видно – темно и дождь.

Туман. Может, и не туман вовсе? Может, туча так низко опустилась, навалилась брюхом на плато? Туман – он светлый – серо-молочная белизна… а здесь какие-то серо-чёрные сгустки повисли в воздухе, перемещаются, словно живые, – ещё чуть-чуть, и озеро совсем закроют.

– Блин! Как мы не гробанулись при посадке? Они сумасшедшие.

– Коль, это мастера. Малая авиация знаешь что на северах творит? У них же свобода самим принимать решения. Хотя… бьются они как мухи о стекло. Ладно, что говорить, сели – и хорошо. Давайте место для лагеря поищем. – Андрей огляделся.

– А что, здесь всегда такая погода? Как-то неуютно. Я уже промок насквозь. И холодно, блин! – Виталик, кряхтя, встал на ноги.

Лишь Вадим безучастно продолжал сидеть. Смотрел, как сгустки тумана пожирают остатки озера. Редкие капли – перед лицом – срывались с капюшона энцефалитки. Странное ощущение… Только что было тепло, светило солнце, вертушка резво летела над тайгой, над болотами. Было интересно, даже немного весело, и… словно занавес закрылся – выключили солнце и синее небо – погасили свет в зале – голый камень, туман, дождь, холод.

– Так… Давайте пересортируем вещи. То, что не должно промокнуть, положите вниз, прикройте лодками. А я пройдусь, посмотрю, что к чему. Надо палатки срочно ставить. Да! И плащи достаньте. Они вон в том бауле, – Андрей пнул ногой брезентовый мешок, лежащий сбоку. – И целлофан там. Спальники, хлеб, продукты – накройте.

– Ты далеко не отходи. Не видно же ни черта. Заблудишься, – предупредил Виталик.

– Не… куда тут? Рядышком посмотрю.

Отошёл метров на сто и пошёл полукругом. Что-то тревожило. Нет, не дождь этот, не туман. Вокруг всё было не так…

Место для стоянки нашёл быстро. Чуть наклонённый растрескавшийся останец – от дождя не спасёт – но рядом обнаружилось старое кострище, обгорелые остатки дров, чуть в стороне – какие-то кости, фрагменты оленьих рогов, ошмётки то ли мокрых тряпок, то ли шкур. Ненецкая стоянка.

Дрова – это здорово! – хоть костерок можно будет развести.

За две ходки перетащили барахло.

Дождь почти перестал, но туман всё так же нависал, обволакивал, льнул к земле.

Ставили палатки. Андрюха покрикивал, чтобы натягивали лучше: провиснут – зальёт ночью дождём. Сам возился с костром – дрова сырые, не хотели разгораться.

– Вадька! Ну-ка подожди… посмотри на меня… что это у тебя на лбу?

Вадим нехотя повернулся к Андрею. Подошёл Виталик – интересно!

Тоненькая струйка крови стекала по лбу, размазываясь на брови.

– Мошка. Это не комар – вот эта дрянь нас всех замучает. Мажьтесь. И палатки держать застёгнутыми. Колька, ты слышал?

– Ага, – усердно вбивал колышек растяжки в трещину среди камней.

Костёр худо-бедно разгорелся. Андрей взял ведро и пошёл за водой к озеру.

Стоял, смотрел на серую ровную воду – словно ртуть разлили.

Озеро вытянуто с юга на север. Противоположный берег отсюда виден – до него метров двести, наверное… а может, и меньше.

Вошёл в воду, отошёл метров десять – мелко, по колено, дно каменистое.

Рядом раздался громкий всплеск. Вздрогнул. Обернулся. На берегу стоял Виталий, готовясь бросить ещё один камень.

– Делать нечего? – спросил раздражённо.

– Ага, – весело отозвался тот. – Греби сюда, начальник, базар есть.

– Слушай, – начал неуверенно, когда Андрей подошёл, – тут такое дело… Вадька запросился со мной в палатке жить. Я-то не против…

– Ну и ладно, – Андрей раздавил комара на щеке. – Только на лодке он со мной поплывёт.

– Это не моё дело. Сам решай. И ещё… Я, конечно, понимаю – отношения у вас сложные, натянутые. И я вроде буфера между вами. Так сложилось…

– Давай, не тяни. Что хочешь сказать?

– Поговорил бы ты с ним по душам. Не знаю, какая кошка между вами пробежала, – но выправлять-то надо? Ты же взрослый мужик, а он пацан ещё. Если вы так и будете друг от друга шарахаться, то сплошной напряг будет. Для меня-то уж точно. Ты извини за прямоту.

– Ладно, я понял. Всё будет нормально. Пошли в лагерь.

Стало темнеть. Костёр горел плохо. Вода не закипала.

Промозгло и сыро. Неуютно.

Котелок с водой стоял на трёх камнях, Андрюха, сидя на корточках, подсовывал в огонь мелкие щепочки.

Колька не выдержал:

– Что мы бродим как потерянные? Праздник у нас! Долетели благополучно, приземлились. Да хрен с ней, с этой погодой! Завтра солнце будет, вот увидите. Давайте лучше «тощичка» перед ужином, глядишь, и жизнь веселее покажется.

– Давай, кто же против? – сразу откликнулся Андрей. – Что там у нас с поезда осталось?

– Полбутылки. Сейчас достану, – Виталик полез в палатку.

В свете пламени – кружки в ряд, горлышко бутылки ходит вдоль, льётся водка. От котелка поднимается пар, белый. Изредка насквозь прошивают чёрные тельца комаров.

Разобрали кружки.

– Скажи что-нибудь, Андрюх…

– А что здесь говорить? Помните, как в мультфильме? Мы ехали, ехали и вот наконец приехали. Давайте!

Уютнее не стало. Голое каменистое плато, здоровенный останец за спиной да две палатки – два тёмных горба – внутри заполненного сумеречной темнотой пространства. Лишь костерок весело выбрасывает язычки пламени, живёт, не поддаётся затапливающей дождливой мгле.