***
Харди любопытно: в сговоре ли капитан корабля с преступниками. Капитан, насколько Харди помнит, лысый, круглый, голубоватый и вечно улыбающийся гуманоид, который уверял, что для него большая честь и он рад.
Харди, раз уж все равно взломал локальную сеть, находит его в списке адресатов почтового клиента и пишет ему сообщение.
Что-то вроде "привет, тут вроде как ваш корабль угнали, вы в курсе?"
И капитан, который в курсе, отвечает:
"Кто вы, лях бы вас драл? Я заперт у себя в каюте. Разумеется, я в курсе. Я успел оповестить межгалактическую полицию, но, господи, никто не станет стрелять по космическому лайнеру с десятью тысячами пассажиров. Они, я думаю, наблюдают со стороны. Если вообще успели добраться. До ближайшей базы, не считая планетарной, от трёх до десяти стандарточасов лёту."
Не то чтобы Харди испытал облегчение. То есть, может, его сейчас водят за нос... А через минуту ворвутся в каюту и застрелят.
Через минуту никто не является.
"Вы их видели? Угонщиков? Я знаю, что в деле замешаны два фелинида. Но преступников должно быть больше."
"А то! -- отозвался капитан. -- По коридорам курсируют люди с огромными пушками и в костюмах десантников, и хотя щитки прикрывают лица, я полагаю, это именно терранцы. Я насчитал не менее сорока человек. Но кто вы? У вас есть план? Вы техник?"
"А. Просто культуролог. Полагаю, эти люди планируют угнать космический алмаз. Что думаете? Выдержит ваш корабль?"
Капитан начал было набирать сообщение. Бросил. Снова начал. И снова прекратил набор.
Потом вроде как собрался с духом.
"Угнать алмаз? Тот, который спутник планеты?! Путем приложения импульса перпендикулярно к радиусу орбиты?! Да они рехнулись!"
"Это -- "нет, не выдержит" или -- "нет, ну каковы психи"?"
Капитан задумался на примерно минуту.
"Может, и выдержит. А может, и сломается пополам. Понимаете, длина корабля -- десять километров. Формулу направления импульса нужно корректировать с учетом его большой протяженности и особенностей сопротивления материалов. Я мог бы попробовать пересчитать. Но я не стал бы рисковать столькими жизнями. Это в любом случае грубые теоретические выкладки..."
Ну что ж, этого Харди и боялся.
"Пересчитайте, будьте любезны. Очень не хотелось бы умирать. Был такой "Титаник"..."
"А. Вы тоже знаете эту историю. Я, не поверите, пытался отказаться от этого назначения. Но меня уговорили. И неплохо платят. Не понимаю, почему я согласился. Не понимаю."
Харди тоже не понимал, какого чёрта стол на этом проклятом "Титанике" двадцать шестого века показался ему настолько привлекательным. Ну и купил бы себе этот чёртов стол.
Джона смотрел теперь мультфильм. По всей видимости, докосмической эпохи. Плоско, примитивно нарисованный кот колошматил такую же плоскую и примитивную мышь огромным молотком, но мышь не погибала, а только плющилась и продолжала выкрикивать оскорбления коту.
Харди рассеянно глядел, искренне, но в фоновом режиме жалея и мышь, и кота. Ждал.
И ждал.
"Я считал вручную. У меня сейчас нет доступа к вычислительными мощностям бортового компьютера, -- написал наконец капитан. -- Но я думаю, что корабль может и не выдержать. Процентов двадцать на неблагоприятный исход. Я отрезан от своих баз данных, а мой доступ к программам пилотирования аннулирован. Так что, похоже, вы единственный, кто может что-то сделать. Вы имеете хоть какие-то навыки пилотирования."
"Я культуролог, -- повторил Харди. -- Взломать локальную сеть -- верх моих возможностей. Думаю, я должен поговорить. Объяснить. Попробовать договориться."
"С этими-то? Они обещали меня застрелить, если я попробую дернуться. Они вас застрелят. Вы видели эти пушки?"
"Я культуролог, -- Харди, ей-богу, устал повторять. -- Я умею говорить на разных языках."
"Вы сумасшедший."
***
Страх естественен.
Страх был, есть и будет. Страх -- граница, отделяющая любое существо от смерти.
Харди Квинс очень не любит бояться.
Он сперва думал: все чего-то боятся, поэтому основа основ -- страх. Любая из религий пытается состряпать рецепт -- лишь бы не бояться. Каждая сказка рассказана для того, чтобы заглушить ужас перед смертью.
Он встречал силикоидов, которые рассказывали про жизнь после жизни, и однажды даже разговаривал с пироидом -- через толстый слой огнеупорного стекла, и даже через стекло слышал треск и шипение огня, и тяжелые присвисты очень старого огненного дракона. Он уже совсем ослабел и был теперь не алым, а устало-голубоватым от общей обессиленности. И вот он сказал: "Однажды я погасну. Довольно скоро. Я прожил с десятка два твоих жизней, и, думаешь, нажился впрок? Я по-прежнему боюсь. В страхе рождаемся и в страхе умираем."
Харди, разумеется, боится тоже.
Он все самые большие глупости в своей жизни совершил с испугу -- как, впрочем, и всё самое лучшее. Как то: признался в любви Лизе Макинтайр; отправился на Окраины и записал брачные песни кикладских каннибалов; переспал с драконидой; рассорился с Миком; помирился с Миком; и вот теперь -- не может спокойно усидеть в своем дорогущем номере первого класса в ожидании полиции.