-- Времена были дикие, понимаете? К ионитам относились с подозрением, а в основном-то все были заняты вопросами выживания. Дело было на Эдеме. Говорят, Маркус был убит потому, что на его земельном участке нашли торидиевую руду, и даже неочищенная, низкосортная, она стоила целое состояние.

   Харди кивал. Торидий использовался в качестве топлива на космических кораблях первой волны. Он был небезопасен, иногда самопроизвольно взрывался, к тому же вызывал тяжелые отравления при работе без защитных костюмов.

   -- Его убили. Но, говорят, перед смертью он успел спрятать одну реликвию, священный текст. Потайной. Текст "Руки и сердца" тогда ещё был доступен вне церкви, у переселенцев имелось десятка два экземпляров. А вот Маркус был хранителем именно этого священного текста. Читать его могли только ктиторы нового храма, которых на тот момент в поселении было всего два. И с остальными они прочитанным не делились. Так что мы не знали даже названия этой книги.

   -- Сколько лет назад, вы говорите, это произошло?

   -- Пятьсот двадцать шесть.

   -- Безнадёжно. Если уж за пять веков не нашли, то что вы хотите от меня? Приятно, конечно, и спасибо за оказанное доверие...

   -- Нет, погодите. Текст недавно всплыл. На одном из аукционов на Граса-де-Дьё, поэтому-то мы туда и летим. Мы собираемся выкупить лот, но перед покупкой хотели бы, чтобы вы дали экспертное заключение. И ещё: может, вам удастся выяснить, как текст попал в руки к этим людям? Собственно, этот вопрос нас интересует не меньше, чем аутентичность текста. Если эти люди нашли священную книгу, то, может, им известно и место захоронения Маркуса?

   -- Вам что, -- поморщился Харди, -- нужны его мощи?

   Ева скривила губы.

   -- Да. Да, от вас нам нужны его мощи и некоторые архивные изыскания. У нас нет его биографии, и кроме имени мы не знаем о нём ничего. Мы не ограничиваем вас во времени, а стоимость часа работы обозначьте сами.

   Это был щедрый, хотя и чрезмерный жест.

   ***

   Свеженареченный Джона опять затянул глаза плёнкой, и Харди беспрепятственно продолжил его жалеть. И себя заодно тоже, потому что шишка на затылке ныла, а он по-прежнему не понимал, где и почему находится. Было очевидно, что спрашивать об этом соседа по камере бессмысленно.

   Харди тогда встал и принялся обшаривать стены камеры.

   Они были влажными и шершавыми, но, определенно, не земляными и не каменными, и в паре мест Харди нащупал заклёпки и стыки, из чего сделал вывод: листовое железо, но очень старое, хорошенько проржавевшее. Спугнул стайку насекомых, и те принялись бестолково метаться под потолком, высвечивая то один, то другой тёмный угол.

   Пахло затхлостью.

   Харди прислушался: услышал свое дыхание, и сопение Джоны, и шелест насекомых, но больше -- ничего.

   И, наконец, нащупал дверь, через которую его, очевидно, сюда закинули. Закинули и ушли.

   Харди эту дверь пнул в слабой надежде, что она возьмёт и откроется, а потом -- уже без надежды -- колотил и колотил в нее ногами и кулаками, но так ничего и не добился.

   Кроме того, что напугал Джону, и тот опять принялся раскачиваться из стороны в сторону и бормотать.

   -- Всё хорошо, -- сказал ему Харди, -- мы в конце концов отсюда выберемся, ты возвратишься в свой Рой, а я -- к своему джипперу, и будем жить долго и счастливо. Договорились?

   Но было темно и тихо.

   Харди очень не любил темноту, потому что темнота напоминала ему о смерти. Смерть в разных культурах представлена по-разному -- например, мотыльковые с Багенара изображают её в виде гигантского кокона, из которого всё исходит и в который всё возвращается. А люди с Терры -- в виде изъеденного червями скелета.

   Общим для всех культур выступает страх.

   Сложно не бояться черноты и бессмысленности.

   ***

   Все аукционы похожи друг на друга, и даже если очередным лотом размахивает крабоподобный и усатый субъект с шестью руками, затянутый в малиновый фрак, суть-то не меняется. Харди скучно, потому что он не коллекционер, он исследователь. Ему вовсе не нужно обладать вещью, чтобы радоваться ей. Единственная жадность, которая ему присуща и понятна -- жадность до нового знания.

   И вот сейчас, когда он новое знание уже получил, он не понимает, в чём смысл его дальнейшего здесь присутствия.

   Накануне Ева устроила ему предпродажный обзор лота, и ему было разрешено сделать столько копий, сколько понадобится для исследования, и он мог ещё вчера сказать со всей уверенностью -- да, образец аутентичный.

   Это своего рода Книга Исхода на новый лад. История о том, как через световые годы и пространства богоизбранный народ летел к своему счастью, и долетел, и обрёл.

   Имелись интересные подробности: в частности, в тексте Книги упоминались некие существа, которые несли переселенцам свет божественной любви, и от которых зачали дочери и жены переселенцев. Для тонкой и изысканной культуры рафинированного терранского христианства образца двадцать пятого века новой эры это было как-то слишком уж прямолинейно и даже грубовато. Божественная любовь у христиан в основном реализовывалась через насылание на возлюбленных детей несчастий и страданий.

   Харди насчёт христианства тогда подумал: вот же извилисто. И ещё: наверно, сложно быть ионитом, ведь господь запихнул тебя в желудок кита, чтобы вразумить, а у кита в желудке соляная кислота и тонны полупереваренной рыбы и океанской мелочи. Вонища, должно быть, ещё та. Харди иногда не понимает, как это: проявлять великую любовь через акт чистейшей ненависти.