Все посмотрели на Мюссе. Он, как всегда, был накурен, заверяя, что таким образом лечит свои нервы; из-за периодических срывов многие считали его истеричным. Долгие годы Мюссе искал себя на поприще юриспруденции и медицины, но дальше любопытства не пошёл, заявив себе:

– Это не моё! – после чего не обременял больше тяготами мозг и душу.

И только найдя новый круг общения из писателей и поэтов, он ощутил в себе порыв вновь попытаться найти себя, понять, кто он таков. Мюссе вдруг захотелось стать значимым. Он был старше остальных, говорил редко, но метко, к нему прислушивались как к человеку в летах.

Потеряв интерес к Шарлю с Андре, все отвернулись от двери, принявшись доедать цыплёнка и запивать трапезу вином.

На улице Андре и Шарль, встретившись как старые приятели, поприветствовали друг друга хлопками по плечу. Андре, нагнетая интерес Шарля, не скрывал обуревавших его эмоций:

– Ты представляешь! У нашего любимого появилась новая пассия!

Шарль был весь во внимании. Разговор, казалось, попахивал очередной сенсацией, обещавшей стать остренькой… И о ком эта сплетня?.. О самом Гюго!

Андре постучал тростью по носку своего башмака, и Шарль мгновенно обратил на это внимание:

– Что, никак развод от него получил? – с кривой усмешкой поинтересовался он. – Вытри…

Он не успел договорить, как Андре тут же нервным движением вытер свои губы, не понимая, что на них могло остаться.

Шарль вновь криво усмехнулся, глядя с безразличием на обеспокоенность Андре, поддел друга:

– Да нет там ничего, кроме слюней, успокойся! Право, как баба! Ну, давай, вытряхивай всё из себя! Всю свою суть!

Андре, недовольно посмотрев на него, зло пробубнил:

– А причём тут моя суть? Я абсолютно не о своей сути! Есть и поинтереснее вещи в нашем мире!.. – многозначительно глядя на друга. – Например, Виктор!

При упоминании Гюго у Шарля загорелись глаза, он впился в Андре взглядом, умоляя продолжать:

– Ладно, не томи, говори уже!

Андрей оставил в покое трость, опёрся на неё и многозначительно сказал:

– Ой, как вас пробило, месье Сент-Бёв! – с интересом посмотрел на друга. – С чего бы это?

Шарль, покрываясь тёмно-бурыми пятнами, зло прищурился:

– Как вижу, не меня одного. Давай, выкладывай!

Андре наконец прорвало:

– Ты и представить не можешь! Девка! Цыганка! – Он показал на себе округлившиеся формы живота. – О! – ёрничая, – так что ещё один Гюго вот-вот на выходе. – Закатив глаза, с сарказмом выпалил: – Он это мне сам сказал! О Боже! Кажется, Гюго – второй Чингисхан! Решил воплотить в жизнь план по селекции «Человечество – мои дети». Сколько их уже по Парижу и окрестностям бегает? Гигант! Гигант во всем!

Шарль посмотрел на Андре, подчёркнуто сдержанно ответил:

– Тебе виднее! Гигант он или нет!

Андре моментально залился краской, но уже через секунду вспылил:

– Да, гигант! И может, и хочет! – окинул Шарля взглядом с ног до головы и с ехидством выдавил: – не то что некоторые! Не только мужики от них бегают, но и бабы. Да таким мужикам кроме как роли рваной жилетки ничего не отведено.

Шарлю стало обидно и стыдно. Он стал выпытывать подробности:

– Ну и как, та цыганочка – хороша или…

Андре неожиданно почувствовал вдохновение, в нём проснулся рассказчик, и он затрещал, как сорока:

– Ну, опять же для начала! Она не цыганка! Это я так с бухты-барахты ляпнул. Она что ни на есть венгерка. Из Трансильвании. Красавица!

Покачав головой, разложив бурлящие мысли по полочкам, он, как истинный знаток прекрасного, восторженно произнёс:

– Формы, конечно, несколько в расплывчатом виде, но девка хороша!.. – собрав пальцы и причмокнув: – Персик! Наливной! Вся из себя, а главное! Дитя! Лет 15, не больше. – Подметив замешательство на лице Шарля, язвительно добавил: – Вот что значит – женился рано. Стало быть, ещё не нагулялся… – продолжал с издёвкой, – видно, через него прошло не так уж много девочек, план теперь выполняет, чтобы было, что в старости вспомнить… – ядовито, – а писал…

Он замялся на мгновение в поисках поддержки со стороны Шарля, но, не дождавшись, продолжил поносить друга:

– Я и говорю, что он писал по молодости да по глупости одни фантазии и причуды… – с ехидством, – фантазёр!.. – и добавил: – Ну что ему могла дать его Адель Фуше? Он её и не любил никогда, так, по молодости, хотел выглядеть в её глазах мужчиной. – Засмеялся: – Он и поэт! Решил блеснуть своей самодостаточностью перед девушкой, которая на тот час отдавала предпочтение Эжену, его брату.

Тоже мне, Ромео и Джульетта. Родители сказали, родители сделали. И быть по сему! – Не в силах сдержать сарказма: – Та обещала любить до гроба одного, а вышла замуж за другого. Немудрено, что в день свадьбы разгорелась ссора! Брат пошёл на брата!

Поедая взглядом Шарля, побелевшего как полотно, он продолжил уничтожать буквально всех – Шарля, Гюго, Адель, Эжена… Прежде всего – в своих глазах:

– И из-за кого?!

Андре, расставив ноги, как победитель, окончательно раздавливая Шарля взглядом, понимая, что тот неравнодушен к прелестям Адель Гюго, припечатал:

– Нравы! Нравы! Помнится, на следующее утро после этих разборок Эжен лишился рассудка. – Глядя на вымученное лицо Шарля, признался: – Я бы из-за неё не сходил с ума… – хмыкая, – было бы… – тут же осёкся, посмотрев на выражение лица Шарля.

Тот стоял молча, щёки его побагровели, глаза от злости налились кровью.

Стараясь выкрутиться из двусмысленной ситуации, которую он сам же и создал своей бездумной болтовнёй, Андре стал уводить разговор в другую сторону, сменив тему:

– Короче, наш Гюго просто попал в русло нового времени, и не кто иной, а сам Шатобриан начал его возносить. Нам бы… Не дождёмся! – Помрачнев: – Только и дела, что чужую славу да чужие успехи обсуждать и критиковать.

Чувствуя, что он вновь опускается до грязных сплетен, с вызовом посмотрел на Шарля и с пафосом провозгласил:

– А судьи? Критики – кто? – И сам ответил на вопрос, глядя на раздавленного в собственных глазах Сент-Бёва: – Каждый из них никто! Мыльный пузырь! Что надувается до определённого размера – и всё… – лицо его скривилось от улыбки, – лопается на глазах, подтверждая, что он обычный мыльный пузырь, другими словами – пустое место… – переводя дух, – ничего толком так и не сделал.

Шарль, выслушав монолог друга до конца, резко развернулся и, не проронив ни слова, вернулся в таверну.

Андре торжествовал: он отомстил за своё достоинство многим и во многом стоял выше их. Он чувствовал небывалый подъём, неимоверную силу духа. Глаза его сияли, день стал казаться ещё теплее, а солнце сияло ещё ярче. И вообще жизнь – прекрасная штука.

Позабыв как о Гюго, так и о Шарле, он вальяжно шёл по улице, насвистывая мелодию и размахивая тростью по-особенному артистично – игриво, на что обращали внимание ротозеи и зеваки, снующие туда-сюда летним днём в перенаселённом Париже. Со стороны прохожие смотрели на него с любопытством, и его это радовало. Их внимание создавало некий рейтинг, который каждый желал бы иметь. Так становятся знаменитыми. Он, Андре, в данный момент был по-своему счастлив.

Она лежала на большой кровати в белом пеньюаре и чепчике, в муках принимая рассвет. Он сегодня так и не пришёл ночевать. Её муж, Виктор Гюго. Это вошло в привычку – забывать про молодую жену, которая мечтала о любви, о страстных поцелуях и крепких объятиях. Но они были столь редкими, лишь по случаю гонораров. Тогда он заваливался домой в полупьяном виде и одаривал жену и детей – Леопольдину, Шарля, Франсуа и крошку Адель. И, кажется, был счастлив.

Сняв с себя чепчик и бросив его на постель, Адель с отчаянием крикнула:

– Я не старуха!

Не выдержав душевных мук, она, растрепав каштановые волосы, упала на подушки и зарыдала. Ей было обидно до боли, ведь поначалу всё так красиво складывалось…

…Казалось, жизнь дала ей карт-бланш в том ещё недавнем прошлом, когда за ней ухаживал Эжен: он бегал за ней по пятам, не давая прохода, в то время как Виктор так рьяно добивался её, во всём состязаясь со своим братом. Помнится…