Зачем? Сама не знаю. Ведь он мне никто. Случайный спаситель. Человек, который обещал помочь. Тот, кому зашивала ножевую рану. Кто готов взять за меня ответственность…

Это всё мило и обязует к ответной благодарности, но причина Димы так и остаётся неясной. Его слова меня не убедили. Если и были правдивы – только отчасти. Я конечно наивная, юная особа, но поверить, что чужой человек собирается нарушить закон, дабы спасти незнакомую девчонку… бред…

Пока сижу в коридоре, ломаю голову, как дедушке о ТАКОМ рассказать. А вдруг опять с сердечным приступом сляжет?

Жую губы, соображая, как бы обыграть мягче момент. А потом приходит неутешительная мысль: «Зачем переживаю? Может, Дима вообще не придет. Обещать – не жениться. Тем более, он ничего мне не должен. Это я ему должна, а идея насчёт «сокрытия меня»… Ну, она неплоха по сути, и если герой больше не появится, попрошу помощи у Матвея и Давида. Братья не откажут».

Но в обход дедушки, в любом случае, ничего не буду делать. Мы и так на тонкой грани, на особом счету у отдела опеки и попечительства. Так что без дозволения родственника ни на какие интриги и риски не пойду. Если хватит духу, намекну, а там глядишь отец Матвея и Давида согласится меня у себя придержать. Всё же они с дедом давние знакомые.

В палату вхожу, боясь сильным звуком напугать деда, вдруг уже дремлет. Но он улыбается. Чуть виновато и с нескрываемой радостью:

– Девочка моя, иди ко мне, – по краю койки ладонью постукивает. И как ни желаю оставаться рассудительной и спокойной, ускоряюсь. Быстро кидаюсь в его объятия. Пусть слабые, дрожащие, зато искренне любящие.

Расквасившись от нежности, слегка всхлипываю, а когда эмоции утихают, определяю душевный поцелуй на старческой щеке.

– Привет, – шепотом и с жутким настроем опять всплакнуть. – Ты как?

Блин, а я так надеялась, что справлюсь с собой и нервами. Что не буду волноваться. Сажусь на стул напротив койки дедушки. Ручки на коленки, как прилежная ученица.

– Шептать необязательно, – мягко усмехается дед.

Ну вот, моя уловка завуалировать сорванный голос – не удалась. Поэтому применяю уже испробованный в школе метод:

– Я не специально, – тяжко вздыхаю, – вчера под дождь попала, сегодня с утра горло болит и голос пропал.

– Ариша! – порывается подняться дед, но я его быстро укладываю на место:

– Деда, тебе нельзя вставать.

– Как можно быть такой неосмотрительной? – упирается родственник – волнуется не наигранно. – Надо было сразу горячего чаю с мёдом.

Виновато голову склоняю. Не люблю врать, да и получается скверно. Хотела как лучше, а вышло… Дед всё равно распереживался.

– Прости, – боюсь глаза поднять, изучаю ботинки в бахилах, линолеум. – Я противогриппозное приняла. На всякий…

– Вот это правильно. Умничка! – чуть кивает дед, выдавливая улыбку.

Некоторое время болтаем о школе, о предстоящих экзаменах, о моём поступлении. Планы большие, а главное, дед настроен на скорейшее выздоровление.

А Димы всё нет.

Нет, и с каждой минутой шанс, что он придёт – ускользает.

Не обидно. Вот честно.

Он, по сути, чужой человек. Как бы ни было тяжко, но я понимаю… и принимаю.

Входящий звонок на мобильный сбивает меня с очередной поверхностной фразы. Долго копошусь в рюкзаке в поисках телефона. Я им крайне редко пользуюсь, поэтому он припрятан. Как любит повторять родственник, мы не настолько богаты, чтобы позволять себе дешёвые вещи и постоянно их менять. Поэтому у меня дорогой С8. Знаю, что есть новее, но мне и этого с лихвой… Что мне с ним… Я крайне редко звоню. Смс – отправляю еще реже. Могу сфоткать или снять на камеру интересный момент, который желаю запечатлеть потом на картине – и это предел. Поэтому даже такой техники хватает за глаза. Единственное, он стоит прилично, и я его прячу дальше, чтобы чужие глаза на него реже смотрели. Народ всякий бывает. Один по-доброму позавидует, другой по-злому, а третий вообще вздумает украсть.

Поэтому, чтобы выудить айфон, приходится повозиться. А когда удаётся, поправляю очки, которые частенько на нос съезжают. Уставляюсь на экран и застываю в немом удивлении. «Дядя Дима»! Вот так… правда без фотки, но от одного имени из головы все мысли вылетают.

Дима?

Дима???

Откуда у меня его телефонный номер? Я не забивала. Если только он сам…

– Прости, дедуль, – винюсь: торопливо пальчиком мажу по зелёной иконке. – Да? – В телефон, боясь глянуть на родственника.

– Почему так долго? – в лоб и даже без учтивого «привет».

– М-м-м, – идиоткой мычу в трубку, потому что всё ещё в шоке. – Телефон был глубоко в рюкзаке.

Секундное молчание, но так разящее недовольством, что прикусываю губу.

– Почему не в школе? – продолжает допрос так, будто уже отвечает за меня, а я жестко провинилась.

– Меня отпустили из-за голоса, – тушуюсь, глазами изучая складки на одеяле дедушки, так и не решив для себя, как должна говорить с чужим/близким человеком, которого знаю\не знаю.

– Деду уже сказала? – зато, видимо Дима прекрасно разбирается в ситуации и его ничего не смущает.

– Нет, – сердце заходится бешеным ритмом. Встаю со стула и безотчетно качаюсь к выходу, но так и не сделав шага, тотчас торможу – может вообще не нужно никуда идти. Дима звонит сказать, чтобы я и не говорила.

Растерянно оборачиваюсь, глядя на деда в поиске поддержки. На его старческом лице недоумение. Ожидание… немой вопрос.

Я бы ответила, да не знаю что.

– Советую подготовить, – холодно отметает мои суетные мысли Дима, – чтобы с бухты-барахты… я не обнаружился, – жуёт слова, тоже их явно с трудом подбирая.

– Да, конечно, – даже не могу точно сказать, рада ли. Внутри всё переворачивается с ног на голову. Очумелое сердечко своим громким стуком оглушает. В ногах дрожь. Улыбаюсь, как дура. А чему? Бес его знает…

– Вы уверены? – всё же роняю, затаив дыхание.

– Я уже почти на месте, – безапелляционно. – У тебя пять минут. Потом выходишь меня встретить. Время пошло, – и на проводе быстрые гудки.

Никогда не слышала военных, у меня круг общения совсем другой, но Дима явно из той сферы. Причём из комсостава. Ему удаётся пнуть меня, как никому и никогда. Хотя, на самом деле, никому и никогда в голову не приходило мной так лихо командовать.

– Дедуля, – начинаю мягко, спешно выискивая более верные слова. – У меня очень важное дело к тебе. Ты только не волнуйся.

Ой, зря это сказала. Такие слова, как правило, работают наоборот.

Блин! Так и есть. Дед хмурится сильнее. В глазах волнение. Понимая, что моя уловка идёт лесом, собираюсь с силами для признания.

– Сегодня приходили из отдела опеки и попечительства, – на одном дыхании, заломив руки и судорожно сжимая телефон. – Нужно срочно что-то придумать с опекунством или признанием меня дееспособной.

– Милая, – рассудительно и мягко отзывается дедуля, – ты же умная девочка. Понимаешь, как сложно найти человека, которому можно было бы доверить наш бизнес. Тебя… И который смог бы в кратчайшие сроки собрать такой огромный пакет документов. Мы с тобой пробовали… И не раз. Обсуждали.

– Да, – киваю неуверенно, – я понимаю, это сложно.

– Прости, но я не знаю, как нам найти выход из положения.

– А если скажу, что есть один вариант…

– Какой? – седые брови деда съезжаются на переносице, а три глубокие морщины прорезают лоб.

– Дима согласен помочь! – выдавливаю улыбку.

– Какой Дима? – вытаращивается дед. Впервые вижу такой откровенный шок на его бледном, исхудалом лице.

– Дедуль, – опять начинаю мямлить. Хочу градус разговора снизить, потому что от следующего он точно взвинтится на неприличную высоту. – Ты только… Прошу, – подаюсь к нему. Телефон в рюкзак прячу. Опускаюсь на стул, дедушкину руку в свои ладошки пленяю. – Не волнуйся только, прошу…

– Арина, – голос деда недовольно дрожит. Родственник махом высвобождает руку из моих: – Тебе лучше рассказать, что за Дима…