– Я бы ей вдул, – похабщина и явно из уст первого бандита.

– Вкусная, – соглашается второй «помощник».

Зло кусаю губу и торопливо собираю упавшее.

Животные…

– Что же ты? – рядом останавливается дедуля. – Как всегда ворон считаешь, да забываешь про ступеньку, – понукает миролюбиво.

– Не забыла, – ворчу, ныряя рукой под тумбу и нащупывая очки, которые туда проскользили. Надеваю на нос и тотчас скулю: – Блин, стекло треснуло, – выть хочется от расстройства.

Снимаю окуляры и аккуратно протираю подолом платья, чуть виднеющегося из-под пальто. Плохо делаю, но в данной ситуации… другого нет выхода.

Опять надеваю:

– Точно, треснуло, – констатирую очевидное. – Завтра в оптику Зингермана схожу, может получится быстро поменять.

– Конечно, моя хорошая, – помогает с пакетами дед. – Только не затягивай. Самуил Аркадьевич закрывается.

– Насовсем? – неприятная новость, и это ещё больше удручает. Все наши знакомые, все кто окружал с детства, чуть ли не в одночасье собираются уехать из района. Дед не позволяет лезть в такие «мужские» дела, а я хоть и наивная, но не дура, да и слышу многое. Улица стала пустовать больше обычного. Я бываю в людных местах, а слухи… они летают везде.

На наш район… Он даже не в центре города. Тихая окраина, но довольно старый район. В общем, на него положил глаз какой-то бандит. Не сам – подставными компаниями и фирмами скупает площади и земли. Тех, кто был на аренде, уже известили о сроках выселения, а такие, как мы – хозяева, не раз получали разные предложения о продаже.

Опять же, остаётся лишь догадываться о масштабе захвата, и о том, как переживает дед и что ему стоит выдерживать прессинг и не ломаться, но я вижу – мрачнеет, переживает, и чаще обычного пьёт сердечные лекарства. А ему нельзя волноваться – он ещё в том году чуть не умер от очередного инфаркта… Следующего может не пережить. А я… люблю деда. Он единственный, кто у меня есть. Единственный и самый лучший.

И даже не страх остаться одной заставляет всячески помогать и оберегать родственника, а то, что мир лишится одного из самых хороших и порядочных людей. Это без прикрас.

Умный, образованный интеллигент, старое воспитание, мужской стержень и удивительная сила воли. Ни разу не слышала от него грубого слова или ругательства, он даже голос не повышает. Разногласия решает словами, аргументами, доводами и рассуждениями. Позволяет ошибаться и самой устранять промахи. Направляет, воодушевляет, заставляет думать и учиться.

Обожаю его!

– А где Матвей и Давид? – дедуля применяет хитрый ход, меняя тему разговора.

– Вот и я о том же! – ворчливо поднимаюсь с пола. – Что за друзья, мешаются, когда нужна тишина и покой, и днём с огнём их не сыщешь, когда нужны?

– Эх, молодёжь… – улыбается дед: прихрамывая, ступает за прилавок. – Всё у вас наперекосяк.

– Молодость, – фыркаю, следуя за ним.

Бес

Разными машинами едем к Пастору – отчёт – дело святое. Особенно такому человеку, как Нестору Львовичу. Пока еду, набираю Агапыча – он умеет в кратчайшие сроки справки навести на любую душу, когда-либо появляющуюся на свет божий, по крайне мере тех времён, которые интересуют меня.

– Коган Исмаил Иосифович, 78 лет. Ювелирная лавка на…

– Как обычно?

– Можно чуть глубже: Древо и т.д: когда родился, где жил, куда переезжал, где учился, на кого, дальнейшее образование, женитьба, дети, что да как.

– Как скоро?

– Вчера…

Вместо ответа звучат быстрее гудки.

Агапыч странный персонаж.

Для него нормально так закончить разговор. Узнал – астрал…

Я не из обидчивых. Сам с придурью, поэтому мы с ним быстро нашли общий язык, несмотря на то, что совершенно разные. И видение мира у нас под иными углами. И тем более, я никогда его в глаза-то не видел.

Меняя номера телефонов, не раз усмехался умению мужика мне дозвониться. Никогда не сообщая ников, паролей – получать нужные сведения по почте. Не озвучивая места своего проживания – находить запрашиваемое в конвертах.

Человек-призрак, но мать его – настолько «тень» я никогда не встречал.

И восхищает, и пугает.

***

– Почему восемь? – Парни уже донесли о моём самоуправстве Пастору. Нестор Львович не орёт, но колючий взгляд холодных глаз на морщинистом лице адресован мне. Босс недоволен, но доверяет и потому ждёт разумного ответа.

– Она ближе к рыночной, – сижу напротив Пастора. В его доме, в его рабочем кабинете. Мрачном, небольшом, с давящими стенами и громоздкими картинками, потолком с тяжёлой люстрой. Не спасает положения и единственное окно – оно всё время занавешено тёмными, плотными шторами. На полу вычурный ковёр, на который нельзя в обуви ступать, потому он ютится у порога.

Массивная мебель, высокие шкафы с книгами. Только сейчас понимаю, что его мебель и обстановку тоже можно назвать – антикварная. Да и если вспомнить о его любви ко всему древнему, сорение деньгами на аукционах…

При этом Пастор – редкий человек старой закалки, верящий в силу знаний и почитающий бумажные издания. Сотни томов, от научных трудов до обычных романов, поэм и сборников стихов призванных классиков жанра. Стол тоже порядком завален бумагами, папками и прочими канцелярскими вещицами.

Даже странно, что такой персонаж, как Нестор Львович не понимает мотивов Когана. Они примерно одной эпохи. Пережили многое. На ноги вставали сами. Да и увлечение у них схожее – коллекционирование древнего и редкого.

Хотя, возможно, из-за своей недалёкости я упускаю нечто важное.

– Коган – едва ли не последний из района, кто отстаивает своё право на участок. Там его жизнь… – не пресмыкаюсь, за что и заслужил уважение Пастора.

– Когда бы тебя это волновало? – босс откидывается на спинку кожаного высокого кресла. Локти на подлокотники, старческие ладони с длинными пальцами, на одном из которых массивный перстень, складывает домиком.

– Он не изменит своего решения, – решаюсь на признание.

– Тогда смысл было перебивать цену? – не даёт спуску Пастор.

– Притупить бдительность и дать время подумать… – вальяжно растекаюсь по стулу, ноги чуть шире вытянув по ковру.

– Но ты же сказал, что он не передумает, – напирает босс.

– Подумать мне… Порешить всегда успеем, а я бы хотел уладить вопрос полюбовно. Так что прошу дать мне время. Я придумаю, как его обработать.

– Не припомню за тобой такого рвения.

– Избавлять мир от пустоты и гнили – одно, а от подобных Когану – другое.

– Еврей, как еврей…

– Я не нацист, мне нет дела до его родовой принадлежности, я говорю про другое.

Пастор озадаченно прищуривается. Губы сильно поджимает и несколько минут просто молчим, изучая друг друга на расстоянии.

– Неделя, – озвучивает вердикт. Бурной радости не выдаю. Благодарно киваю:

– Постараюсь управиться, – поднимаюсь, но уже у дверей меня нагоняет:

– Не уладишь миром – устранишь!

– Не вопрос.

***

Не знаю почему, но еду не домой – обратно к лавке Когана. Торможу напротив и наблюдаю. Редкие посетители – добродушные и учтивые. Один – явно воришка, но только заглядывает, тотчас выходит, пряча голову под капюшон толстовки, руки в карманах грязных джинсов, потрёпанные кроссы. Видать, наркоман.

Исмаил Иосифович неторопливо перебирает товары, прохаживается по магазину, поправляет антикварную продукцию. Табличку «закрыто» устанавливает с пунктуальностью, которая добавляет плюса в моих глазах – скрупулёзность и педантичность – достойные качества для любого бизнесмена, да и просто воспитанного человека.

Вечереет быстро, тени ползут по проулкам и дорогам, опускаются на землю. Свет из окон, витрин цветными софитами бьёт по глазам, но я даже вздремнуть успеваю. А потом и внучка старика появляется с двумя парнями. Братьями, если глаз не обманывает. Похожи, но не как две капли воды. Двойняшки…