Итак, девчонке нет восемнадцати, значит органы опеки будут тут как тут. У семьи никого больше нет, а стало быть, на время пребывания Исмаила Иосифовича в больнице девушку поместят в специальное учреждение. Этого нельзя допустить.

Пока дед лечится – я должен полностью завладеть её доверием.

– Костыль, дело есть, – набираю торопливо хорошего знакомого, совершено не задумываясь, что ночь на дворе.

– Когда?

– С утра на поляне.

– Степан Игнатьевич, – следом набираю важного человека в госструктуре, – простите, что так поздно, но срочное…

– Сколько времени? – зевает мужик, и я его понимаю, вроде оттянулся немного с Ленорой, выпил для души, а тут новость шарахнула. Не до сна уже.

– Ночь, но мне только озвучить просьбу.

– Попробуй, – недовольно жует слова Игнатьевич.

– Хотя бы на денёк придержать органы опеки и попечительства. Могут прийти за Коган.

– Шутишь? Мне ещё и писать?

– Я СМС продублирую.

– Хорошо, но надолго не смогу. Там сейчас надзор строгий…

– Хотя бы денёк.

– Присылай. Гляну, чем смогу…

– Буду должен, – скидываю вызов. Чтобы не забыть, тотчас отправляю СМС со всеми известными данными, нужными для дела, и не в силах уснуть, тащусь на балкон.

Прикуриваю, опираясь на перила и бесцельно обводя глазами ночной город. Пестрят огни, гоняют редкие рейсеры, простые тачки…

А перед взором Арина. Трепет ресниц, робкая улыбка, мягкий смех, губы, приоткрытые в удивлении.

– Прости, девочка!..

***

– Здоров, – приветствую дружески Костыля, только покидает машину и ко мне подходит. Опираюсь о капот, смолю.

– Здрав! – кривит губы и зевает. – Чё за дело?

– Вечером нужно на одну точку прибыть. Не засвеченных, человека три-четыре прихвати.

– Разборка?

– Пугнуть кое-кого.

– Что по оружию?

– Только перо, – повторяю спокойно. – Оно для меня. Черканёшь для вида, но не переборщи. Мне девица в сознании нужна, а не в истерике… Так что без фанатизма.

– А нам с ней что?..

– А вам с ней…

Арина

Иду из больницы, где провела большую часть дня. Дед в себя приходил пару раз, но ничего так и не сказал. Под сильными препаратами.

Сидела и всхлипывала, чувствуя дикое бессилие и пустоту. Зря пошла с парнями гулять. Была бы рядом с ним, возможно, смогла бы предотвратить, ну или пораньше среагировать.

А так… время потеряла.

Больше не брошу. Лишь бы поправился. Всё время буду рядом с ним.

Но как бы ни хотелось сидеть подле деда, правила есть правила, и меня уже вечером просят на выход.

Мягко, виновато. Медсестра очень сочувствует, по глазам видно.

И жалость читаю. А её не нужно! Я не ущербная, да и дед не умер. Мы ещё поборемся!!!

Молодая женщина доверительно шепчет:

– Не расстраивайся, милая. Жизнь – она штука сложная. И бывает, бьёт сильно, но духом не падай. Тебе ещё жить и жить, и если раньше времени руки опустишь, потом с колен будет очень сложно подняться. Ступай домой. Отоспись, а завтра с новыми силами к деду придёшь. Он уже отойти от лекарств должен будет. И поговорите…

– Спасибо, – выдавливаю кивок, сдерживая слёзы.

На общественном транспорте добираюсь до своего района. От остановки до дома три пролёта, а если срезать угол, два. Через двор, проулок…

Вечером не лучший вариант, но, во-первых, на улице, как назло, притапливает дождь, а я не взяла зонта, а во-вторых, я до жути боюсь столкнуться с «добрыми» тётечками и дядечками из отдела опеки и попечительства. Они уже должны быть в курсе произошедшего с дедом. А значит обязаны нагрянуть ко мне и сообщить, что пока он находится в больнице, я буду под их присмотром.

Не хочу о них плохо думать и говорить, но когда в прошлый раз у дедушки случился приступ, меня на две недели поместили в приёмник, где «милые» обитатели сего заведения меня пытались учить жизни. Не проходящие синяки и ссадины, страх уснуть… Я рада, что это самое безобидное, чем мне запомнилось то «Золотое» время. В меня не плевался только ленивый, меня щипали, пинали, били, за волосы таскали… А когда я вернулась домой, в лавке не досчитались некоторого количества вещей.

– Легко отделались, – дед приобнял меня за плечи и чуть огладил. – Главное, живы, и снова вместе!

Он, конечно, прав, но я не хочу повторения!!!

Шагаю на автомате, всё сильнее ёжась от промёрзлости дождя, а в голове кипят неутешительные мысли и даже то, что раньше радовало глаз, совсем не цепляет.

Я так боюсь…

– Глянь, какая малышка! – мужской голос прорезает мрак тяжких дум.

Но я мыслями уже почти домой добралась, потому игнорирую реплику и шагаю дальше.

– Маленькая, ты куда так торопишься? – откровенная насмешка и затаённая угроза заставляют остановиться. Застываю так, будто на стену невидимую наткнулась. Испуганно смотрю на двух молодых мужчин, курящих возле стены под козырьком чёрного входа, который давно заколочен.

Мужчины бандитского вида. Вроде простые, в джинсах, куртках, кроссовках, да грубоватость в жестах, язвительность в глазах, пренебрежение в ухмылках – толкает именно на мысль – нехорошие парни!!!

Ведь «хорошие» в такую погоду не тусуются в проулке!

У одного в руке банка пива, вторая в ногах стоит – на асфальте.

Худощавый отлепляется от стены и делает пару шагов ко мне. Вальяжно, покручивая в пальцах зажигалку:

– Тебя не учили обходить тёмные места стороной? – шварк, окурок прочь.

– Учили, – нервно киваю, шарахаясь назад, но к ужасу натыкаюсь на кого-то спиной. Взвизгиваю, теперь отступая в сторону. Ещё двое!!! Длинный и тощий, невысокий, коренастый. Один поигрывает ножом, а у другого руки в карманах, но каменное лицо пугает до икоты. Обещает крупные неприятности… и боль!

Блин! Блин!!!

По телу несётся безотчётная волна ужаса, ноги начинает сводить, сердце едва из груди не выскакивает, мысли лихорадочно бьются в голове.

– Я кричать буду… – нелепый писк срывается.

– Ай-я-яй, – цыкает худощавый.

Бес

Веду Арю с больницы, поэтому точно знаю, когда выйдет, единственное, разделяю парней на две группы. Одни стоят на главной дороге, но в первом проулке, а другим велю её ждать между домов – если надумает идти сокращённым путём.

Вот же дура маленькая! Совсем нет страха. Прёт именно в темноту. Непуганая лань, что б её!!!

Была бы моей – выпорол. А потом ещё раз. Чтобы сидеть не смогла и запомнила раз и навсегда – НЕЛЬЗЯ одной ходить такими дорогами!!!

От злости аж руки чешутся, да в ногах огонь. Пойти и самому проучить девчонку. Дед всеми силами её пытается уберечь от грязи, а она…

Дождь неприятно косо моросит. Хре*во! Придётся помокнуть!

Выкидываю окурок в открытое окно и покидаю машину, аккурат с девичьим истошным визгом.

Игра началась! Только крик неприятно душу шкрябает. Размашисто шагаю в проулок, где слышатся мужские смешки, девичий плач, сдавленные, хриплые повизгивания.

– Помогите! – обречённым шипением.

Бл?!. Что муд* делают?

Злость застилает взор, бешенство затапливает рассудок. Даже плевать на сырость – плохо соображаю, как оказываюсь в темноте проулка, где мелькают силуэты.

– Маленькая, да ты не бойся, мы быстро, – глумливо ржёт кто-то.

– Э-э-э, – окрикиваю парней, привлекая внимание, а сам прищуриваюсь, пытаясь сообразить, мои ребята или нет. Когда вижу – свои – меня обуревает слепая ярость.

Были даны строгие указания, что можно, а чего нельзя, а парни решили проявить инициативу!

Что ж!

– Вали отсюда!!! – хмельной голос одного из… но эффекта не производит. Дождь лупит по лицу, а я целенаправленно иду в толпу. Она сгущается – парни на меня реагируют, но по звукам, у стены копошится ещё кто-то, а девчонка, давясь слезами, отбивается.